Вторая половина книги
Шрифт:
С детективом все понятно. Хрестоматийная «Собака Баскервилей» Артура Конана Дойла, в сущности, полноценный готический роман. Тут и ветшающий замок (Баскервиль-Холл), страшные тайны угасающего рода, внезапные исчезновения, зловещие призраки, но главное – потрясающе воссозданная мрачная, типично «готическая» атмосфера, мистический туман, окутывающий стены Баскервиль-Холла:
«…Лучи заходящего солнца превращали бегущие ручейки в золотые ленты, горели на поднятой плугом земле и густой чаще кустарника. Дорога, пересекающая красновато-оливковые перевалы с огромными валунами, становилась все запущеннее и суровее. Время от времени перед нами вырастали обнесенные каменными оградами коттеджи, скупые очертания которых не были скрашены даже плющом. А потом глазам нашим предстала похожая на глубокую
<…>
…Через несколько минут мы подъехали к узорным чугунным воротам с двумя обомшелыми колоннами, которые увенчивались кабаньими головами – гербом Баскервилей. Каменный домик привратника был ветхий, с обнажившимися стропилами…
За воротами тянулись два ряда высоких старых деревьев; их ветви смыкались сумрачным сводом у нас над головой. Стук колес… потонул в шорохе листьев. Баскервиль содрогнулся, глядя в длинный темный провал аллеи, в конце которого виднелись призрачные очертания дома.
<…>
– Меня нисколько не удивляет, что, живя здесь, дядя все время ждал какой-то беды, – сказал он. – Тут кого угодно возьмет страх…»[273]
Конечно, в итоге, в финале – никакой мистики (романтический позитивизм, как ни странно звучит такое сочетание!), призрак собаки на поверку оказался псом весьма свирепым, но из плоти и крови, а все загадки – хитро спланированным преступлением. Так ведь и у Анны Радклиф, самого яркого классика готического жанра, все чудеса разъясняются вполне реалистически: внезапные исчезновения – старыми подземными ходами, призраки оказываются переодетыми слугами, таинственные манускрипты – подделками. Словом, детектив, с его двусмысленностью (то ли дождик, то ли снег, то ли было, то ли нет – как в детской считалке), самое что ни на есть законное дитя романтики и внук готики.
У Рэдклиф все рационально, но есть ведь еще и другие родители жанра – Хорас Уолпол или Мэтью Льюис. А у них мистика до конца остается мистикой, призраки – призраками, а дьявол – дьяволом.
В научной фантастике, казалось бы, тоже вполне рациональном потомке готики, родственная связь четко прослеживается не только у матушки жанра НФ Мэри Шелли, но и у такого признанного рационалиста, каким был великий Жюль Верн. Даже мистический финал «Приключений Артура Гордона Пима» Эдгара По французский писатель объяснил реалистически – в написанном словно только для этого сиквеле, повести «Ледяной сфинкс». А вот, к примеру, один из поздних его романов – «Замок в Карпатах». Тут с самого начала читатель получает тот самый хронотоп готического романа – хронотоп замка. И фигурирует он не просто в начале – уже и в названии, подобно «Замку Отранто» Хораса Уолпола или «Тайне Кобургского замка» Анны Радклиф:
«Когда смотришь издали на нагромождение камней – результат многократных колебаний земли за долгие геологические эпохи – и сравниваешь их с камнями, уложенными в стены древних строений, те и другие в сероватой патине веков выглядят одинаково…
Таков и замок в Карпатах... На расстоянии его развалины почти сливаются с горными отрогами...
<…>
В восьми или девяти сотнях шагов позади гребня горы Вулкан возвышается стена из песчаника... К площадке в центре, окруженной зубчатой стеной, примыкает башня с тремя рядами зарешеченных окон и опоясывающей первый этаж галереей.
<…>
Есть ли за полуразрушенной стеной строение, пригодное для жилья, никто не знал: подъемный мост и тайный ход из крепости были давным-давно разрушены… Дурная слава и всякие предрассудки оберегали его [замок. – Д.К] не хуже, чем василиски, гаубицы, бомбарды, кулеврины, тоннуары и прочие артиллерийские орудия далеких времен…»[274]
Наконец, «роман ужасов», старший из рожденной готическим жанром тройни, в наибольшей степени несет на себе «родимые пятна» готического романа – так что можно и не цитировать, достаточно вспомнить начало самого популярного произведения жанра – романа Брама Стокера «Дракула» (1897). Замок Дракулы, его жуткие обитатели – призраки, мертвецы и прочая нечисть. К слову:
существует мнение[275], что на создание «Дракулы» Стокера натолкнул как раз роман «Замок в Карпатах». Вполне возможно – учитывая, что перевод романа Жюля Верна на английский язык вышел в 1893 году – за четыре года до появления книги о похождениях страшного трансильванского вампира. Но даже если это мнение ошибочно, если Брам Стокер не читал «Замок в Карпатах» и даже не слышал о его существовании, нельзя не отметить удивительное сходство образцового научно-фантастического романа и столь же образцового романа ужасов. Впрочем, так и должно быть – между близкими родственниками.Замок Солярис[276]
Канон готического романа то и дело просматривается и в научнофантастической литературе XX века. Наиболее характерный тому пример – знаменитый и неоднократно экранизировавшийся роман Станислава Лема «Солярис».
В самом деле, при всем космическом антураже, при всей современной проблематике романа, сквозь галактические одежды в «Солярисе» проступает даже не современность[277], а мрачная, пугающая старина готики. Разве не замком с привидениями, замком на краю пугающей бездны предстает перед читателем космическая станция «Солярис»? Разве не повторяется с самого начала ситуация традиционного готического произведения – например, уклончивые советы доктора Снаута главному герою и рассказчику Крису Кельвину? Вспомним:
«– …Если ты увидишь кого-нибудь еще, понимаешь, не меня и не Сарториуса, тогда...
– Что тогда?
Не сон ли все это? За окном кроваво-черные волны блестели в лучах заходящего солнца. Снаут опять сел в кресло, понурив голову и глядя в сторону, на катушки кабеля.
– Тогда... не делай ничего.
– Кого я могу увидеть? Привидение? – разозлился я.
– Понимаю. Ты думаешь, что я сошел с ума. Нет. Не сошел. Я не могу тебе объяснить этого... пока. Впрочем, может быть... ничего не случится. Но ты все-таки помни. Я тебя предупредил»[278].
В статье В.Я. Малкиной и А.А. Поляковой «“Канон” готического романа и его разновидности», говорится:
«Носители суеверия – обычно люди из народа. Но в то же время они являются первыми глашатаями правды, видимо, по принципу “глас народа – глас Божий”. Именно из народной молвы благородный приезжий (а вместе с ним и читатель) узнает, что в замке что-то неладно. Он выслушивает сообщения о целом ряде сверхъестественных событий, свершившихся, скажем, со времени смерти (разумеется, загадочной) предыдущих владельцев замка. В конечном счете, это и позволяет ему раскрыть тайну и успешно восстановить справедливость»[279].
В случае «Соляриса» символом такого «гласа народного» выступает доктор Снаут. От него Крис («благородный приезжий») узнаёт о загадочной смерти «прежнего владельца» (Гибаряна). Из его же уклончивых слов Крис узнаёт о том, что «в замке» (на станции) происходит что-то неладное, «сверхъестественное» («гости», которых как будто присылает Солярис).
Развитие сюжета, в сущности, не отличается, в общих чертах, от развития сюжета в готической прозе. Тайна самоубийства прежнего обитателя Гибаряна, загадочная природа «гостей» (в сущности, призраков), непонятная цель всемогущей силы, то ли испытывающей обитателей «замка», то ли искушающей их… Призрак давно умершей, трагически покончившей с собой жены главного героя, призрак, в который Крис влюбляется вновь…
Все это в той или иной форме появлялось на страницах готических романов – за пару веков до романа Лема. Типичная ситуация: странник приезжает в старый замок, пользующийся дурной славой. Почти сразу узнает о каких-то загадочных явлениях, имеющих здесь место, о странном самоубийстве своего знакомого, поселившегося в замке ранее.
Чудаковатые обитатели замка ведут себя подозрительно. Странник видит призрак темнокожей женщины, а ночью к нему приходит его покойная жена. Типичная, можно сказать, классическая история из «черного романа ужасов», готического романа, мистического романа. Да, космическая станция – не замок. Но она столь же пустынна, запущена, уныла: