Вторая половина книги
Шрифт:
Иными словами, речь в повести идет о превращении тоталитарного государства в государство криминальное после крушения тоталитаризма. Мне кажется, что цензура тех времен не обратила внимания на явные аллюзии в тексте по следующей причине. Связь между тоталитаризмом и организованной преступностью неоднократно прослеживалась мировой литературой. Достаточно вспомнить «Карьеру Артуро Уи» Бертольта Брехта с ее псевдочикагскими гангстерами, разыгрывающими историю Третьего рейха. Но всегда говорилось о нацизме. Или о диктатурах латиноамериканского типа.
Если же речь заходила о коммунизме – даже в антисоветских произведениях, – такую связь почему-то не обнаруживали. И повесть Бахнова оказалась в ряду не антикоммунистических, а антифашистских произведений. Хотя там прозрачных
«Огогондия была огромным широко раскинувшимся государством и сверхдержавой не считалась лишь по двум причинам: 1) политический разброд был в ней прямо пропорционален ее географическим размерам, в то время как 2) международный престиж был этим размерам обратно пропорционален»[263].
Есть там и своя «красная селедка»:
«И по улицам Огого начали шагать упитанные молодчики. Распевая воинственные песни, они призывали вступать в Союз солнцепоклонников (в дальнейшем именуемый СС) и в честь Властелина Солнца устраивали по ночам факельные шествия под аккомпанемент марша солнцепоклонников»[264]. [Курсив мой. – Д.К.]
Все понятно. Речь, конечно же, о Гитлере и его белокурых бестиях, о «сверхчеловеках»:
«А демонстранты все шли и шли. И все чаще мелькали плакаты: “Будем нечеловеками!”, “Вступайте в Лигу нечеловеков!”, “Солнце для нечеловеков!”, “Книги – в огонь!”, и опять же: “К черту все человеческое!”
Еще днем были разгромлены библиотеки, а вечером запылали первые костры из книг. И парни из Союза солнцепоклонников, первые кандидаты в нечеловеки, радостно прыгали вокруг костров, подбрасывая в них все новые и новые книги. Все больше горело костров. А нечеловеки плясали у огня и с помощью тех же костров, которые вывели человечество из пещер, пытались загнать его обратно в пещеры»[265].
И, разумеется, такие прямолинейные отсылки к черному ордену СС, к нацистским фантазиям об арийском сверхчеловеке уводили внимание цензуры от, например, такого, прямо скажем, опасного пассажа:
«По мрачным улицам Огого двигался туристский автобус. От обычных автобусов он отличался только тем, что был без окон и из него туристы могли увидеть не больше, чем из запаянной консервной банки.
– Господа иностранные туристы! – профессионально бодрым голосом выкрикивал гид в то время, как экскурсанты мерно покачивались в уютных креслах. – Мы проезжаем сейчас по залитой солнцем древней столице Великой Диктатории Огогондии. Пусть вас не удивляет, господа туристы, что в нашем автобусе нет окон. Благодаря свойственному нам гостеприимству иностранцам разрешается свободно передвигаться по улицам столицы. Но из соображений государственной безопасности запрещается на эти улицы смотреть. Однако это не страшно. Поверьте мне, я лично буду рассказывать вам самым подробнейшим образом обо всех городских достопримечательностях, мимо которых нам доведется проезжать…»[266]
Повесть остроумная и едкая, настоящая сатира. «Метод Верна – Этцеля» («Два – Жюля – Два») тут использован на всю катушку: действие происходит даже не в другой стране:
«Исторические события, правдиво и объективно излагаемые в этой хронике, имели место на далекой-далекой планете Аномалии, медленно вращающейся вокруг звезды Оо»[267].
Опять же – СС, костры из книг и так далее. Но вот что поразительно: если в момент написания и издания книги острие сатиры действительно могло выглядеть направленным в сторону тоталитаризма, так сказать, чужого, то с течением времени и особенно после 1991 года повесть настолько приблизилась по социальным своим намекам к реальной ситуации в странах бывшего СССР, что и намеками все это не воспринималось. Иной раз кажется даже, что был у автора какой-то прибор, какой-то «хроновизор», позволявший обозревать будущее.
На самом деле, никакого хроновизора тут нет, да и не надо. Механизм появления подобного рода пророчеств хорошо описан в книге французского
филолога и психоаналитика Пьера Байяра «“Титаник” утонет». Суть его объяснения можно сформулировать следующим образом. Всё зависит от добросовестности писателя и его умения анализировать явления, гипотезы, тенденции развития общества. Американский писатель Морган Робертсон в своем романе «Тщетность, или Гибель “Титана”» описал трагедию «Титаника» за четырнадцать лет до того, как она произошла. Но это не визионерство, просто он добросовестно изучил характеристики новейших океанских лайнеров и выбрал наиболее вероятный тип катастрофы. Отсюда – совпадение деталей вымышленного и реального происшествий.Точно так же Владлен Бахнов выбрал наиболее вероятную версию преобразования тоталитарного общества – при включении в него институтов частной собственности. И то, что его вымысел совпал с реальностью, – не пророчество, но закономерный результат развития в этом направлении. А то, что направление он выбрал правильно и точно, говорит, разумеется, о высоких интеллектуальных способностях писателя.
Но меня опять-таки заинтересовали детали, оказавшиеся вне сферы действия «Метода Верна – Этцеля». Повесть Бахнова состоит не только из намеков разной степени социальной остроты. Это произведение базируется на приключенческой интриге и динамичном сюжете. А сюжет таков. Диктатор – в книге его называют Попечитель Дино Динами – приказывает создать кибернетического двойника, который будет его заменять в разных церемониях и особенно во время семейных ссор. Ученые создают такого двойника, но в итоге один из двух главных приближенных Попечителя устраивает дворцовый переворот, заменяя диктатора точной его копией, которой, как он считает, легче управлять.
Этого приближенного зовут Урарий.
А теперь небольшой исторический экскурс. Одним из самых известных еврейских деятелей позднего Средневековья был великий пражский мудрец и ученый Иегуда-Лев бен Бецалель, знаменитый Пражский рабби, легендарный создатель Голема. И было у него несколько прозвищ. Называли его «Высокий рабби», называли его аббревиатурой МААРАЛ – «Море вэ-рабэйну Лев» («Наш учитель и наставник Лев») и, наконец, – Гур-Арье («Львенок»).
Откуда взялось последнее прозвище? У евреев существовала давняя традиция – именовать уважаемых раввинов по самым значительным их трудам. Вот так и появилось у МААРАЛа прозвище «Гур-Арье» – после того, как он написал фундаментальный богословский труд с таким названием.
Под этим же прозвищем р. Иегуда-Лев бен Бецалель стал героем множества фольклорных историй, которые сформировались вокруг монументальной фигуры духовного лидера, подвижника, ученого и мудреца. В этих легендах мудрый Гур-Арье воскрешает покойников, прорицает будущее, превращает свинец в золото (для императора Рудольфа II) и, конечно же, создает и оживляет Голема – великана, взявшего под защиту еврейский квартал Праги. Оживший Голем послушен воле своего создателя, но однажды он вышел из подчинения, начал крушить все на своем пути, и Гур-Арье спешно превратил его в сухую глину.
Внуки прославленного раввина взяли одно из прозвищ своего деда в качестве семейного прозвища. Затем прозвище Гур-Арье превратилось в фамилию. В ходе еврейских миграций некоторые потомки пражского рабби оказались далеко от Праги – кто в Венгрии, кто в Германии, кто в Польше, а затем и в Российской империи. В разных странах это прозвище за несколько веков модифицировалось – где-то в Гурарье, где-то в Гурарий, Гурарьев и так далее.
Трудно представить себе, что фантастический Урарий у Бахнова появился не как однозначное указание на реального Гурария. Тем более что Урарий-то в повести как раз занимается искусственным существом – кибером-двойником диктатора (Попечителя Дино Динами), который в один прекрасный день, не выдержав интеллектуальной нагрузки, сходит с ума. Правда, ни Урарий (карикатура на пражского мудреца), ни прочие персонажи не смогли вернуть кибера в его первичное состояние (сухую глину – ну, или разобранные запчасти). Тут уже Урария заменил молодой ученый Котангенс, разбив киберу голову тяжелой настольной лампой. Что делать – каков век, таковы и заклинания.