Яромира. Украденная княжна

Сухая древесина горела хорошо, и казалось, что вознесшееся к небу пламя и впрямь достанет до звезд.

Окруженный своими воинами, Харальд смотрел, как огонь пожирал драккар и тела его врагов, пока не заметил одинокую фигуру, стоявшую вдалеке ото всех.

Он пригляделся и узнал в ней Ярлфрид. Дроттнинг тоже пришла на берег поглядеть.

А потом Харальд увидел двух воронов, черных, как сама ночь, что кружили у нее над головой.

И, похолодев, вспомнил молитву, которую принес Одину на рассвете.

Кажется, Всеотец его услышал.

И его вороны и впрямь указали конунгу путь.

Когда тем вечером Тюра взялась лечить его привычным способом, Харальд велел позвать дроттнинг.

— Это еще для чего? — сестра нахмурилась и скрестила руки на груди.

Она резко развернулась, недовольная, и полы темного-зеленого, шерстяного платья хлестнули ее по ногам. Тюра поправила фибулы, на которые крепился плащ, и посмотрела на брата.

У Харальда за плечами был долгий, тяжелый день. И никакого желания объясняться с сестрой.

— Позови, — повторил он и добавил. — И приведи сама. Она равна с тобой.

— Белоручка русов никогда не будет со мной равна! — взвилась Тюра, но не посмела ослушаться и шумно вылетела за полог.

Конунг вздохнул и повернулся к огню. Для него, как для вождя, была выделана часть Длинного дома и ограждена от посторонних пошитыми, плотными занавесями. Здесь он ночевал. Сюда же приводил самых ближних людей, когда хотел поговорить без чужих ушей. И приходил сам, когда нуждался в том, чтобы побыть одному.

— Ты звал меня, конунг? — дроттнинг застыла на пороге.

За ее спиной сверкала недовольным взглядом Тюра.

Он почувствовал на себя любопытный, внимательный взгляд Ярлфрид, но когда он посмотрел на нее, она изучала пол под своими башмаками.

— Да. Сделай тот свой отвар. Как ты делала на драккаре, — сказал Харальд.

Лицо дроттнинг оживилось, и она заметно повеселела, и улыбнулась.

— Мне нужны сушеные травы и кислый напиток франков, — принялась перечислять она. — Я разом все принесу!

— Скажи рабыням, — прервал ее Харальд. — Они все сделают.

— Что за отвар? — к нему подступила Тюра, пока Ярлфрид говорила с подошедшей на зов служанкой. — Ты слишком многое перенял у русов, брат.

— Помолчи, женщина, — его терпение было уже на исходе.

Сперва он, поддавшись уговорам сестры, взял на тинг Ивара, а ведь намеревался оставить мальчишку дома, когда тот провинился. И пожалел об этом сразу же, и все плавание только и занимался тем, что отвешивал ему тумаки и подтирал сопли! Теперь же Тюра вознамерилась высказывать ему свое недовольство…

Для одного дня ему хватило с лихвой поединков с людьми Трувора, сожжения драккара и странного знамения Одина!

Тряхнув светлыми, тяжелыми косами вдовой женщины, Тюра послушно отступила, но гневаться не перестала. Немигающим, мрачным взглядом она прожигала спину Ярлфрид, пока та смешивала в котелке над огнем воду, можжевельник и вино франков. Ее губы надменно кривились, брови осуждающе ползли наверх.

— Кто научил тебя такому? — резко спросила Тюра.

Рука Ярлфрид, мешавшей отвар, даже не дернулась.

Харальд посмотрел на нее, затем на сестру и решил, что сам лучше промолчит.

— Эй! Я говорю с тобой!

Губы дроттнинг сжались в узкую полоску, и крылья носа затрепетали, но она вновь даже голову не повернула.

— Ярлфрид! — Тюра, не выдержав, притопнула ногой и в два шага оказалась по другую сторону очага, напротив сидевший подле него на шкуре дроттнинг. — Отвечай мне!

— Я рада, что ты вспомнила мое имя, Тюра Сигурдоттир, — тихо отозвалась та.

Харальд посмотрел на сестру и резко мотнул головой раньше, чем она набрала воздуха для ответа. Та сузила глаза в недобром прищуре.

— Я не стану оставаться здесь с девкой, которую ты ставишь выше сестры, брат! — прошипела она, и спустя мгновение о ее присутствии напоминал лишь колыхающийся полог.

Ярлфрид, проводив ее взглядом, посмотрела на Харальда. Языки пламени освещали их лица мягким, золотистым светом, играя тенями на стенах деревянного дома. Конунг смотрел в огонь, и в его глазах отражалась усталость.

— Прости меня, — не слишком виновато произнесла она. — Кажется, из-за меня ты лишился ее помощи.

Конунг усмехнулся.

— Раз так, то тебе придется сделать ее работу.

И впервые подлинная растерянность отразилась на ее лице. Она бросила быстрый взгляд на его плечо, чуть ниже которого кожа была рассечена косым ударом меча. Рана была глубокой, почти до кости.

— Я никогда не шила наживую… — сказала она неуверенно.

Конунг повел плечами и скривился, когда края раны разошлись от его нетерпеливого, резкого движения.

— Ну, рубахи-то шила? — он искоса на нее посмотрел и, дождавшись кивка, продолжил. — Различий мало. Рану даже проще, красота стежка не нужна.

— Но тебе же больно будет! — ковш, которым дроттнинг зачерпывала отвар из котелка в отдельную плошку, задрожал в ее руках, а в голосе прорезалось негодование.

— Не будет, — Харальд заскрипел зубами.

Брови Ярлфрид изогнутыми коромыслами поползли вверх, но она смолчала. Перелила и остудила отвар и, смочив в нем отрез ткани, пересела на скамью поближе к конунгу и принялась стирать засохшую кровь.

Ярлфрид действовала сосредоточенно, но в её глазах читалась тревога, а в душе бурлили чувства. Её руки двигались плавно, словно боясь причинить лишнюю боль, но она знала, что ему не привыкать к страданиям — его тело уже было покрыто шрамами, свидетельствами многих битв.

Она старалась не смотреть, но не могла не замечать отметин на спине, груди и руках конунга. Каждый шрам на его теле был воспоминанием о сражениях, в которых он выжил, каждый порез.

— Зачем твой народ покрывает кожу этими… узорами? — спросила она спустя время, потому что рисунки на теле Харальда так и норовили попасться на глаза.

— Это не узоры, — строго поправил он. — Это руны и символы Одина-Всеотца. Я конунг. Они даруют мне защиту и благословление.

— Это больно?