Афоризмы

— Да, — сказал Штирлиц, немного успокоившись. Он выпил кружку шнапса, рыжий эсэсовец с готовностью налил вторую, Штирлиц выпил еще. Лейтенант стал ему неинтересен. — Ну как же можно, — шепнул один из фронтовиков рыдающему лейтенанту, — при самом Штирлице говорить такое о русских, да еще и в таких выражениях! Я бы вас на его месте убил. — Штирлиц — добрая душа, — вздохнул второй фронтовик, — я помню три дня назад тут били японского шпиона, так все били ногами, а Штирлиц — нет. — Добрейший…

— Иностранец. — Царица небесная! Да какой же он иностранец?! Наш же, рязанский. — Знаем мы. Рязанский — рязанский, а уезда-то не нашего. Иностранного. Этакий ведь чертяга, убей его громом… Если бы изобразить поведение купца Пуда Исподлобьева в виде спирали — было бы ясно, что он со страшной быстротой мчался от периферии к центру. Круги делались все уже и уже, и близко виднелась та трагическая мертвая точка, которой заканчивается внутри всякая спираль. На другой день, после изгнания дворника,…

— Еби, чотам… Я тебе потом в КПЗ буду сухарики и копчёные окорочка через адвоката передавать. Как порядочная. Супруг в темноте поперхнулся: — Ты ёбнулась? Я говорю, что хочу как будто бы выебать школьницу! А ей будеш ты. Да гавно вопрос! Чо нам, кабанам? Нам што свиней резать, што ебацца — лиш бы кровища… В школьницу поиграть слабо во вторую годовщину супружества штоле? Как нехуй делать! — Ладно, уговорил. Чо делать-то надо? Самой уж интересно шопесдец. Кстати, игра в школьницу —…

Дверь открылась. — Простите за опоздание, — жизнерадостно произнес мистер Корнер, врываясь в комнату. Мистер Корнер считал, что по утрам человек обязательно должен быть жизнерадостным. «Встречай день улыбкой, и он принесет тебе счастье» — вот уже шесть месяцев и три недели миссис Корнер была замужней женщиной и ровно двести два раза слышала она по утрам этот девиз из уст своего мужа, когда он вставал с постели. Разного рода девизы занимали большое место в жизни мистера Корнера. Аккуратно написанные…

Для Питера Хоупа, старого журналиста, давно знакомого с разновидностью рода человеческого, именуемой «мальчик из типографии», бледные мордашки, лохматые волосы, грязные руки и засаленные картузы были самым обыденным зрелищем в районе подземной речушки Флит [1] . Но тут перед ним было что-то новое. Питер Хоуп не без труда разыскал под грудой газет свои очки, укрепил их на горбатом носу и, наклонившись вперед, долго с ног до головы осматривал гостя. — Господи помилуй! Что это?! …

Он умолк и, казалось, погрузился в созерцание далекого Маттергорна [1] , озаренного розовым отблеском вечерней зари. Генри обладал поэтической жилкой, которая часто встречается у поваров и официантов. Думается мне, что постоянная атмосфера вкусных и теплых яств развивает нежные чувства. Самый сентиментальный человек, которого я когда-либо встречал, был содержатель колбасной на Фаррингдон-роуд. Рано утром он мог казаться сухим и деловитым, но, когда он с ножом и вилкой в руках возился над кипящим…

Гостья встала. — Пойду я. А только, — если хочешь благодать заслужить, — пожертвовала бы что-нибудь Божьим угодникам от щедрот вдовьих. — Это можно. Так бы и сказала. Вот тебе — помолись — за здравие рабы Божьей Лизаветы. — Да ты что ж, мать моя, гривенник-то мне в руку суешь? Шутки шутишь? Да я на одного извозчика, к тебе едучи, семь гривен истратила. Хозяйка развела руками. — Убыток, значит. Что делать… не знаешь, где потеряешь — где найдешь. И когда гостья вышла, хлопнув дверью, хозяйка…

Потратив часа два на дегустацию уже грузинского коньяка под сухую корочку (больше в доме уже не оставалось ничего), на «сцену» вернулся Исаак, и ему немедленно ответили, как будто звонка ждали, но сказать что-то на этот раз Исаак не успел. Трубку бросили сразу, не вступая в переговоры. Этим вечером других знаменательных событий больше не происходило, только за полночь заявился нетрезвый Витька. Витька был весь в печали и в хрестоматийных сомнениях: «Кем быть?» То ли он теперь Авигдор, то ли Гидеон?…

Я пустился на поиски человека под белым зонтом, но там, где я, как мне помнилось, оставил его, ничего похожего на белый зонт не было. Успокаивая себя мыслью, что так мне и надо, раз я, как дурак, доверился уличному «буки», я повернулся на каблуках и направился к своему месту. Вдруг чей-то голос окликнул меня: — Вот и вы, сэр! Вам же Джек Барридж нужен. Сюда, сэр. Я оглянулся и увидел Джека Барриджа совсем рядом. — Я, сэр, видел, что вы меня ищете, — сказал он, — но никак не мог докричаться…

Однажды женщина обняла журналиста и сказала ему: — У тебя есть усы, и ты брюнет… Я люблю брюнетов с усами! Ты мне нравишься — я тебя съем! Вырвался журналист из объятий, побежал… Бежит, а на встречу ему Брешко-Брешковский идет. — Какой приятный журналист бежит, — облизнулся Брешко. — Ты мчишься искрометными прыжками, словно сын знойного Туниса, под которым развернулась могучая пружина. Переплетемся с тобой — как гном Тюрингенских гор с золотистым леопардом загадочной Берберии, как стремительный…

На лбу надулись черные жилы. Теплый пот струился по лицу, скатываясь за воротник. Ну, же! Скорее. — Сейчас, сейчас. Глаза вылезли из орбит. Голова качнулась на шее, вздрогнула… послышался явственный треск, лязг и потом шорох, будто бы где то осыпалась земля или рукой перебирали камушки. Что то затрещало, охнуло… депутат открыл рот и с усилием проревел: — Я не говорю, что нужно бить инородцев, вообще. Поляков, литовцев и татар можно и не бить… Но евреев бить можно и нужно — я удивляюсь, как…

Но через некоторое время даже и эти сильные ощущения перестали меня развлекать, и скука сделалась совершенно невыносимой. Я чувствовал, что схожу от нее с ума. Ум у меня и так не сильный, поэтому я решил, что не следует давать ему слишком большую нагрузку. Итак, приблизительно на двадцатый день моего лечения, я встал рано утром, как следует позавтракал и отправился пешком через прекрасную долину прямо в Хейфильд, приятный и оживленный городок, расположенный у подножья горы Киндер-Скаут, в котором…

Лучший способ обращаться к малютке — это именовать его «ангелочек». Слово «ангелочек», применимое в равной мере и к мальчику и к девочке, как нельзя больше подходит для такого случая, и это определение наверняка будет принято благосклонно. Для разнообразия можно еще прибегать к словам «душечка» или «прелесть», но «ангелочек» — именно тот термин, который обеспечит вам прочную репутацию человека умного и доброжелательного. Произнося это слово, нужно предварительно хихикнуть, а затем расплыться в самой…

Он любил ее голос, столь не похожий на резкий говор других людей, резавший ему слух, когда они парочками, громко смеясь и болтая, проходили мимо. При виде ее быстрых, полных грации движений ему вспоминались горы и стремительные потоки. В своих маленьких коричневых ботинках и перчатках, в платье, тоже коричневом, но только более темного оттенка, она напоминала ему лань. Нежный, кроткий взгляд, едва уловимые, мягкие движения, никогда не покидавшее ее личико выражение испуга, словно она всегда была…

Петя говорит: — Теперь я тоже буду сам одеваться. Тут все засмеялись. И доктор засмеялся. Он со всеми попрощался, и с Колей тоже попрощался. И ушёл по своим делам. Папа пошёл на службу. Мама пошла на кухню. А Коля с Петей остались в комнате. И стали играть в игрушки. А на другой день Петя сам надел штанишки, и никаких глупых историй с ним больше не произошло.

Корректировка производится, имея целью превратить недостаток в преимущество. В соответствии с чем уменьшаются расходы на питание, что несомненно положительно сказывается на изящности фигуры. При расчете калорийности питания за нижнюю границу взята сумма калорий рациона питания узника Бухенвальда. Приятно поражает универсальность ПЖК01. Помимо выполнения функций нагревательного прибора, он может быть использован в качестве программируемого массажера. Необходимые вибрации возникают вследствие возвратно…

— Да-с, — язвил покрытый тиной и грязью Меньшиков. — Они уж такие: сначала сделают, а потом думают. — Тоже нынче, — хрипел Марков, — не очень расшвыряешься Марковыми! Тоже это понять бы нужно. Журналисты, столпившись около них, угрюмо слушая эти разговоры. Потом, когда Пуришкевичи и Марковы немного обсохли, — толкнули их бедные журналисты ногами, и, подняв, погнали обратно в город: — Идите уж, что ли… У-у… Нету на вас пропасти!!.

От стихов и плохого Лизкиного настроения пан Смитек и сам как-то расстроился; он почитал еще немного газету, в которой принес домой сыр, а в десять был в постели; в половине одиннадцатого, когда на кровать вспрыгнула Лизка и устроилась у него в ногах, пан Смитек уже спал. * * * — Ох-хо-хо, — зевал на другой день пан Смитек, — жизнь окаянная! Господи, что вчера была за ночь! Вот, — проговорил он, протягивая руку, — видите: царапина. Какая была женщина! Русская, Лизой зовут, словно дикая кошка.…

Лектор (в отчаянии): — В какую трубу? Администратор: — А на небо-то. Лектор: — Господи! Где-же в клубе небо? Просто будет демонстрация туманных картин… Администратор: — Демонстрация? Нельзя. Обязательное постановление от 12-го сего… Лектор: — Ну, ладно, ладно. Без демонстрации будет. Просто, покажу туманные картины. Администратор: — Зачем-же туманные? Это нехорошо. Бог его знает… Лектор: — Ну, ладно!!! Ясные будут картины. Понимаете? Ясные. С помощью волшебного фонаря. Администратор:…