Историческая проза

Особый разговор — о жертвах Великой Отечественной войны, о тысячах и тысячах людей, оказавшихся в концлагерях не только Германии, но также Англии и США. Реки русской крови были пролиты нашими союзниками, но об этом позорнейшем факте до сих пор стыдливо умалчивает их печать, и лишь лорд Бетелл посвятил этой проблеме целую книгу. Справедливости ради надо сказать, что трагедия советских военнопленных, оказавшихся в Англии и США, была тайной лишь для простого народа, а Черчилль, Рузвельт и Сталин не…

Элизабет вздохнула еще раз, провела рукой по аккуратно причесанным светлым волосам, поправила белую косынку у ворота. Серые глаза задумчивы. Ей шел уже двадцать четвертый год — возраст, решающий для девушки. А с женихами ей и вправду не везло. Из деревенских молодых людей, сыновей фригольдеров и мелких дворян, с которыми она встречалась в местном обществе, взгляда остановить было решительно не на ком. Их речи, полные житейских забот и немудреного сельского остроумия, наводили на нее тоску. И Элизабет…

Откровенно о типе пушкинского оптимизма Чулков выразился в своих записках: «Пушкин преодолел религиозным (сознанием) опытом, трагическим в своей основе, свой психологический пессимизм. «Психологического оптимизма» в нем не было, и таковым поэтому он не мог преодолеть «метафизического пессимизма». Пушкин, слава Богу, не Михайловский и не Иванов-Разумник, так сказать»[4]… Так ведущей мелодией книги стала «пламенная любовь» Пушкина «к земле, которая никогда не была для него отвлеченным началом, а…

— А мне Мишель Салтыков сообщил. Между прочим, тоже услышал в театре, уж не от тебя ли, Зотов? — все еще посмеивался Петрашевский. — Салтыков напечатал отменную повесть. Весь Петербург говорит. Не читал? — Мишель прежде часто у меня бывал, а последнее время исчез. Я, как ты знаешь, не ценитель бель леттра… А ты, Зотов, почему у меня не бываешь? Однажды на журфиксе у Петрашевского Зотов был. Пришел поздно, кончили читать какую-то записку о необходимости освобождения крестьян. Где только этот…

Два всадника неторопливо ехали вдоль отлогого склона. По белым дорогим одеждам в них легко можно было признать сильных мира сего. У мужчины на левом боку свисал длинный меч с рукоятью, отблескивающей золотыми узорами. Грудь женщины украшали плоские малахитовые бусы. – Ты решила оставить меня сегодня без обеденной трапезы, Мелида? – улыбнулся всадник. – Потерпи еще чуть-чуть, милый Дажень! Мы уже почти приехали. – Это Светозар указал тебе место? – Нет. Главный волхв лишь посоветовал мне это…

Жанр книги не совсем обычен. Она написана как сага: в ней нет описаний природы или долгих размышлений, в ней много не совсем привычных русскому уху имен и географических названий, которым в тексте нет объяснений, как часто бывает в других исторических произведениях. Сделано это, чтобы вызвать ощущение погружения в незнакомый мир, детали которого каждый может дорисовать себе сам. Для того чтобы дать почувствовать ритм, то замедляющийся, то ускоряющийся, подобно размеренным ударам весел боевого корабля-драккара,…

сильних не подружать. Казахське прислів 'я Знайти друга, за якого можна померти, — легко, а такого, щоб за тебе помер, — важко. Українське прислів 'я — Га-га-га, — сміявся Юнус-хан, вишкіривши два ряди білих, аж блискучих зубів. — Цей кяфир дозволив собі замахнутися на правовірних? Га-га-га! Повісити його завтра ж уранці! Га-га-га! — Юнус-хан стенув плечима, вдарив нагайкою коня і разом із челяд дю поскакав геть, не озираючись. Напевне, знав Юнус-хан, що охоронці вже…

Лестно нам и легко со знанием и опытом наших дней каждому в прошлом воздавать по заслугам: кому - хвалу, кому хулу, кому - вину, кому - оправдание. В своём времени - как слепые щенки, или лишь давнее да чужое нам по уму? А что да как там было - Бог весть! Ведь и древние летописи людьми писаны, а не ангелами. Да и что тлен страниц - из битых черепков чаши жизни не склеишь наново. А Вечность нема и насмешлива. И таинственны, мистически загадочные её Знаки. Её письмена занесены в неведомые скрижали,…

Она сидела перед большим полированным серебряным зеркалом, разглядывая своё лицо, и крупные слёзы стекали по румяным упругим молодым щекам. Он тихонько отступил, не решившись вторгнуться непрошеным во взрослое горе. Не решился потому, что знал, какое это горе, знал, что ему причиной, знал — да и как можно было не знать, если об этом шушукался весь княжий двор, — у отца новая наложница там, в Чернигове...    — Святослав! — донёсся до него звонкий мальчишеский голос. Мальчик недовольно поморщился…

Основатель династии, конец которой положили пистолетные выстрелы подвале «дома Ипатьева»... Его роль в истории была необычной и неоднозначной ВСЕГДА — ив годы страшного Смутного времени, и во времена Семибоярщины... Но какой она была, эта родь? УДК 94(47) ББК 63.3(2)45 Династия Ивана Калиты правила Московским государством триста лет. Она пресеклась после смерти царя Федора Ивановича, сына Грозного. Началась Смута, во время которой сменилось несколько династий. Люди, обладавшие короной…

Он делал это не спеша и бестревожно: кому охота наезжать в глухое княжеское сельцо? С тех самых пор, как оно встало здесь по велению князя Владимира Мономаха, его ни разу ещё не тревожила никакая беда. Степняки боялись сильного князя. Двенадцать раз ходил он с дружиной на половцев и двенадцать раз побеждал их в сечах. И, наверное, оттого, что был так удачлив, построил свой Городец в открытом с половецкого юга углу между Десной и Остёром без всякой защиты. Позднее он подарил сельцо младшему из своих…

— Как у нас! Если нет точного Кода обязательно заведут, как минимум, в какую-нибудь другую Риччи. А я так, например, Пасту не ем. Без шариков из мяса Больших Драконов не вкусно, а с ним… — Дорого? — Не в этом дело, у нас каждый может съесть два кило с большой скидкой, и еще кило почти бесплатно. — У нас тоже, но от них же ж толстеют. — Вот и я хотел это сказать. Далее, им предлагают выйти, чтобы проверить их способности, в борьбе с террористами. Выйти на помощь третьему сотруднику, вместе…

— Еще пожалеете! — с неожиданной злобой орет служка. — В ногах будете валяться, только не простит владыка тогда! — Ладно, ладно, неизвестно еще!.. — огрызается Кирилл. — Не надо, Кирилл, идем, — торопит его Даниил. Деревянная ограда и звонница Троицы становятся все меньше и меньше, и все выше кажется холм, на котором расположилась обитель. Парит. Чернецы, подавленные духотой и ожиданием грозы, молча идут по нескошенным заливным лугам. — Где ночевать-то будем? — лениво спрашивает Кирилл.…

Красногорск не имел прошлого. Он был молод и торопился расти. Когда-то на его пути стали две столетних деревни, которыми нароком приезжали дивиться ученые и художники, но город безжалостно растоптал старину своими многоэтажными домами. Возле него медленно текла задумчивая Исеть, то приникая к высоким боровым берегам, то нежась в протоках среди заливных лугов да светлых березников. А город перегородил ее плотиной, и солдаты, вернувшиеся с войны, едва узнали речку: где же прежние берега да полянки,…

— Хоть бы хлеба дали, — откликнулась какая-то дамочка в калошах на босу ногу. — А уж без часов как-нибудь обойдемся. — Хлеба… Уж союзнички похлопочут, чтобы хлеба не было… Уморят они нас голодом в дороге, вот увидите. — Что же вы сами-то на вокзале не дожидаетесь, а тоже в посольство прете? — насмешливо спросил мрачного усача тощий верзила в фуражке со сломанным козырьком. Усач покраснел. — Стало быть, дело есть. — У каждого дело есть, — вмешалась дама, шлепая калошами, на каждом шагу спадающими…

Что там, в этой перчатке, было, дядя не рассказывал, но стоило Артамону Михайловичу потом заикнуться о своем племяннике, как тотчас племянник этим графом был вознесен и усажен на стул — писать быстро и разборчиво все, что говорится в Комитете, где эти гордые и недосягаемые государственные деятели спрашивают у бунтовщиков по всей строгости, как, мол, они даже в мыслях могли иметь такое, а не то что на площадь выходить с оружием. Вот уже почти неделю Иван Авросимов восседал на своем стуле, вот уже…

— Чего в улицу-то глазеть да вздыхать? Прогуляйсь! В гости к Ворончихиным загляни, — словесно подтолкнула Анна Ильинична дочь, наблюдая, как Серафима в небудничной нарядке — малиновом крепдешиновом платье с черными цветами на подоле, надушенная, пичужит пальцами носовой батистовый платок. Серафима от материного намека разалелась: — Не звана я туда. — У них ведь не свадьба, чтоб звать! — грубовато урезонила Анна Ильинична. — Ноне выходной. Всяк гуляет, где хошь! Серафима более поучений слушать…

— Откуда вы знаете историю братьев Алексеевых? — Внук, — невразумительно пояснил я. — Тогда вопрос снимается, — улыбнулся Петр Андреевич. — Следовательно, наши предки вместе выбирали предводителя дворянства. Я — из Вязьмы. Роман ему нравился, и он помогал мне с азартом и удовольствием. Нравился он и еще одному известному историку, Натану Яковлевичу Эйдельману. Он позвонил мне по прочтении, похвалил, а заодно и предложил поинтересоваться еще одним, более отдаленным предком, о котором я — правда,…

Так есть ли смысл в этом вечном обновлении земли? Есть ли высшая цель в постоянной гибели новых и новых народов? И почему мы, жестоко и жадно разрушая зримые цивилизации, начинаем затем по крупицам, по черепкам, по монетам, сокрытым в земле, восстанавливать прошлое, пытаться понять язык тех, кто прошел и ушел и не вернется уже никогда, никогда больше? Что нам в том? Но и не самая ли это большая услада на тернистом пути познания — узнавание прошлых эпох, цивилизаций, несхожих с нашею, и культуры…

Все прежние писатели называли по-разному северные народы. Преемственности среди этих народов, казалось, не было. Но, в сущности, никто не обладал верными сведениями. Однако же вполне возможно, что со времен Гомера, Гекатея, Геродота на Севере не было чрезвычайных перемен. Люди одного племени могли называть себя по-разному для отличия от соплеменников, владельцев смежных угодий. Несомненно, что изустная передача чужих, непривычных слуху эллина и римлянина имен искажала их до неузнаваемости. …