Классическая проза

Свидетель продолжил: «Помянутое платье стало меняться на разный манер, заворачиваясь вверх здесь и там и открывая нижние юбки всяческих оттенков, даже алого цвета, при каковом зловещем и кровавом зрелище я застонал и залился слезами. Тут последняя юбка раскрылась в Необъятность за пределами человеческой способности повествовать об этом, наполненную Обручами, Тележными Колесами, Шарами и тому подобными вещами. Эти видения заполонили всю комнату, придавив меня к постели, пока она не удалилась, опалив…

– Как ты спишь? Даже рубашку не можешь как следует натянуть, лентяйка. Совсем раскрылась, бесстыдница. – А что я могу сделать, бабушка? – сказала Марджана, прикрывая руками грудь, выглядывающую сквозь рваную рубашку. – Вставай! Вымой горшок и подои корову. Марджана медленно встала. Браслеты на ее руках зазвенели. Стеклянные бусинки на голове ударялись друг о друга, и их звон смешивался в воздухе с ее смехом. – О бабушка. Ты очень рано меня разбудила, а я видела такой хороший сон. – Сон…

После этого, когда я сажусь за письменный стол, меня охватывает чувство невыразимой меланхолии. Я представляю себе любовников с разбитыми сердцами, которые расстаются навсегда у калитки на пустынной дороге в то время, как вокруг них сгущаются печальные сумерки и только далекое бренчание колокольчика на шее у какой-нибудь овечки нарушает насыщенную тоской тишину. Я вижу дряхлых стариков, которые глядят на увядшие цветы, пока их взоры не заволакивает пелена слез. Мне мерещатся хрупкие юные девушки,…

– Нет, в зоопарк, – грозно посмотрев на старшую сестру, сказал Ранджан, – он был еще упрямее Дэви. – Замолчите вы или нет! – раздраженно крикнула мать. Характер у нее был еще более упрям и вспыльчив, чем у детей. Ее громкий крик привлек внимание сидевшей в автобусе публики. Кондуктор улыбнулся. Теперь наступила очередь до сих пор молчавшей Канты. Она была очень спокойной девочкой, и на ее лице всегда играла улыбка, однако она любила дразнить и злить других. – А автобус идет в Чаупати, в Чаупати, –…

Наверху, на палубе, стало теперь сравнительно тихо, так что господин Нике мог говорить без всякой помехи; через люки средней палубы раздавался гул голосов суетившихся людей, которые кулаками защищали свои койки и возле себя раскладывали свой багаж. Четыре молодые дамы в задорных костюмах «Карла-Юхана» и с синими кругами под глазами прогуливались парами мимо нас, болтая между собой. Они старались приспособиться к предстоящему пребыванию на борту, большими голубыми глазами оглядывались вокруг, заговаривали…

Почти в ту же минуту в дверях появился отец с полным совком угля, который он нес со двора. Был он вы сокий, кряжистый, дряхлый. Переступив порог, он схватился свободной рукой за ручку, чтобы не упасть, но, поворачиваясь к камину, потерял равновесие и едва устоял на ногах. Потом начал осторожно кидать уголь в огонь. Один кусок выскользнул и рассыпался на белой каменной плите перед камином. Эмма Роуботем оглянулась и грубо, злобно закричала: — Что ты делаешь! — Потом, сдержав себя, сказала спокойнее:…

— Ну, — сказала она, беря его под руку, — давай, пока миссис Коутс не принесет завтрак, выйдем в сад. — Надеюсь, она поторопится, — произнес он, потягивая ус. Она рассмеялась коротким смешком и, выходя из комнаты, оперлась на его руку. Он закурил трубку. Когда они спустились с лестницы, в комнату вошла миссис Коутс. Очаровательная старая дама, державшаяся совершенно прямо, поспешила к окну, чтобы получше разглядеть постояльцев. Ее фарфорово-голубые глаза сверкали, пока она наблюдала, как юная…

Ока видела все это, и в какой-то мере это успокаивало. Но все это было внешнее и, по правде говоря, было ей безразлично. Сама она оставалась такой же, как прежде, с засевшим внутри у нее гневом и разочарованием, со своей неспособностью к настоящему чувству. Ребенок ее раздражал — он покушался на покой ее души. С ужасом, с отвращением чувствовала ока свою ответственность за него: словно она должна отвечать за каждое его дыхание. Это было мучением для нее, для ребенка, дня всех, кого это касалось.…

С тех пор, подъезжая на своем возу к станции, она всегда высматривала издали Джо. Она сама себе признавалась, что он ей люб. Однако все разговоры вел балагур Альберт. Джо был слишком застенчив, отвечал ей коротко и отстраненно. Она развлекалась бойкой перемолвкой с Альбертом, но весь свой тайный порыв устремила на его товарища; Джо, кстати, разговаривал с капралом, смеялся его шуткам, только мисс Хьюз не жаловал вниманием. Поэтому ей ничего не оставалось, как положиться на свои скрытые силы, которым…

— Нет, не надо. Она занята. Она любит работать. Зачем лишать ее удовольствия? — Пропустить стаканчик в половине двенадцатого — самое хорошее дело, — сказал Бейнз, наливая себе лимонада. — Здоровью не повредит, а жаркое покажется еще вкуснее. — Жаркое? — спросил Филип. — У нас, на Золотом береге, — сказал Бейнз, — всякую еду называли «жаркое». — Но ведь это не жаркое? — А у нас там было бы жаркое на пальмовом масле. И на сладкое папайя [1] . 1 Папайя — плодовое тропическое…

— Я не хочу идти, — вдруг сказал Франсис. — Там, наверно, будет Джойс… и Мэйбл Уоррен. Одна мысль, что они тоже придут на праздник, приводила его в содрогание. Они были старше, Джойс одиннадцать лет, а Мэйбл Уоррен тринадцать. Их длинные косы надменно раскачивались в такт крупным мужским шагам. Было стыдно, что они девочки, когда из-под презрительно опущенных век они наблюдали, как он неловко справляется с яйцом в смятку. А в прошлом году… он густо покраснел и отвернулся от Питера. — Ты что? —…

— Приметы и чудеса, — насмешливо бросил он в аудиторию. И окончательно потерял нить рассуждений. Он то подносил руку к горлу, то тер его, цитировал Шекспира, Послание апостола Павла к Галатам. По мере замедления речь его, казалось, потеряла всякую логику, хотя время от времени Крэшоу поражало остроумное сопоставление двух несоотносимых идей. Его слова напоминали речь старика, перескакивающего с одного предмета на другой, хотя связь между ними была разве что подсознательной. — Когда я служил…

— Простите, — проговорил он. — Надеюсь, вы не забыли меня. Сколько лет, сколько зим... — Лицо твое мне знакомо, друг, — сказала она. — Выпей со мной коктейль. — Что ж, — сказал мистер Челфонт, — от рюмки хереса я, безусловно, не откажусь, миссис, миссис... Простите, забыл, как ваша фамилия. — Ты настоящий кавалер, — объявила женщина. — Но меня можно звать просто Эми. — О, — сказал мистер Челфонт, — вы чудно выглядите, Эми. Так приятно снова увидеть вас здесь, после стольких месяцев — да нет,…

Пришел день, который он по-прежнему считал Рождеством; пришел и незнакомец. — Я за вами, — сказал он, — отвезу вас в аэропорт. Вещи сложили? — Вещей у меня мало, а чемодана и совсем нет. — Схожу куплю. Незнакомец ушел, старик завернул распятие в единственную кофту. Когда принесли чемодан, он положил его туда и прикрыл двумя рубашками. — Это у вас все? — В мои годы нужно немного. — А что в карманах? — Книжка. — Дайте посмотрю. — Зачем? — Так приказано. Он выхватил книгу…

— Но, господин профессор, вы ведь лечили меня все эти месяцы. Об этом никто не знает. Я мог бы и дальше выполнять свою работу в банке. Разве нельзя продолжать лечение? — В данном случае это было бы нарушением закона, — пояснил профессор, делая движение, будто взял в руки мел. — Заразные случаи следует лечить в больничных условиях. — Но вы ведь сами, профессор, сказали, что этой болезнью заразиться трудно. — Тем не менее вы же заразились. — Когда же это могло случиться? Пациент в какой…

Глаза Крейвена приспособились к темноте. В большом зале сидело человек двадцать: несколько парочек — они шептались, соприкасаясь головами, и одинокие, как он, мужчины в похожих дешевых макинтошах. Они сидели порознь, на значительном удалении друг от друга, неподвижные, как трупы, и навязчивая идея вернулась к Крейвену: его вновь охватил ужас. «Я схожу с ума, — тоскливо подумал он. — Другие люди ничего такого не чувствуют». Этот пустой зал напоминал ему кладбище с множеством могил, где тела ожидали…

Они собрались у развалин на окраине деревни. Развалины эти остались с незапамятных времен, и дети, как, впрочем, и многие взрослые, верили, что по ночам там появляются призраки великанов. Мать Пита, которая по неизвестной причине намного превосходила знаниями любую из женщин деревни, говорила, что ее бабушка рассказывала о великой катастрофе, случившейся много тысяч лет тому назад. Речь шла о каком-то мужчине по имени Ной, а еще то ли об ударе молнии, то ли о гигантской волне (действительно, только…

— Никакого обмана тут нет, моя дорогая. Рекламное объявление тщательно продумано. Фенник знал его наизусть, каждая фраза была сверена с книгой «Сам себе адвокат». Он процитировал текст чуть осипшим от эля голосом. «Война не позволяет вам приехать в Оксфорд. Сент-Амброз, колледж, где учился Том Браун, нарушил устоявшуюся традицию. Только во время войны у вас появилась возможность получить образование заочно, по почте, где бы вы ни находились, защищая Империю, в ледяных скалах Исландии, раскаленных…

Я не мог понять, куда он клонит. Не мог же он ожидать, что на этот раз услышит другой ответ, отличный от предыдущего. — Ни малейшего, сэр. Такое лицо не забывается. Защитник выдержал театральную паузу, обвел взглядом присяжных, судью, зал. Потом обратился к свидетельнице с очередным вопросом. — Миссис Салмон, вас не затруднит внимательно посмотреть на собравшихся в зале суда? Нет, нет, я не имею в виду подсудимого. Мистер Адамс, встаньте, пожалуйста. В одном из задних рядов поднялся крупный…

— Почему им не нравится? Это хорошие деньги. — Они хотят деньги с королем, — повар протянул руку, возвращая викторианский шиллинг. Мистеру Леверу пришлось встать, вернуться в хижину, найти коробку для денег, порыться в двадцати фунтах мелочью: никакого покоя. То, что покоя не будет, он понял очень быстро. Ему приходилось экономить (это путешествие вообще напоминало азартную игру, что его пугало), он не мог позволить себе носильщиков, которые бы несли его в гамаке. Прошагав семь часов кряду, они…