Проза прочее

Вскоре они вместе колесили по стране, бывали на верфях Николаева, в портах Херсона, Одессы и даже удостоились императорского приглашения в Санкт-Петербург после спуска на воду нового эсминца. Император Николай II разговаривал с ними как с близкими друзьями, жал руку отцу и гладил крестника-тезку (да-да, не удивляйтесь) по непокорным вихрам. Уже сорок ему, но до сих пор волосы на макушке растут торчком. «Царской милостью», – шутил про себя Михаил. Посторонним про царского тезку знать было нельзя.…

* * * Идет дождь. Джиллиан задается вопросом, как давно она тут лежит, но не надеется получить ответ. Сил едва хватило и на сам вопрос. Она сидит в кровати, наклонившись вперед, и не помнит, как приняла это положение. Вдруг она чувствует какой-то холод, сначала точечку, но точечка увеличивается до массивных размеров, штрих за штрихом вырисовывается этот массив в пустоте, и вот уже она чувствует его целиком. Пахнет спиртом. Включено радио, Джиллиан слышит сигнал точного времени и голос, как же быстро…

Но вот лес кончился, и дорога пошла полем. По левую сторону от нее осталась стоять красавица школа, она сложена из белого кирпича, железная крыша ее свежепокрашена зеленой краской. В этой школе я проучилась четыре счастливых года. Школа стоит за околицей Одуя (так называется поселок, живописно раскинувшийся на другом берегу пруда и соединенный с Павловским длинной плотиной). Одуй, как и положено деревне, отделен от полей изгородью с воротами. В нетерпении я соскакиваю с подводы и открываю ворота…

Акушерка уже стояла у дверей «второй первой» палаты. И даже услужливо распахнула перед заведующей дверь. На кровати никого не было. Смятое бельё в положенном первым послеродовым суткам состоянии – и никого. Поцелуева одарила дежурную акушерку вопросительным взглядом, стоимостью куда больше рубля. Даже старорежимного. – Под кроватью, – зачем-то глянув на потолок, прокомментировала акушерка. – Так вытащи! – Она кусается. Оксана Анатольевна подошла, нагнулась и заглянула… Из-под кровати…

Второго января с утра первый раз в своей жизни доктор Кузнецов послал куда подальше своих плановых больных. Регистратура обозлилась, да высок был кузнецовский авторитет. Кому талончики переписали, кого, несмотря на протесты, к другим докторам направили, кого попросили подождать. Всё утро возился доктор со своим другом. Лично водил на рентген и в лабораторию. Принёс рентгенологу бутылку «Наполеона», давно стоявшую музейным экспонатом дома, а после разговора с завлабораторией оставил на столе коробку…

– Я всё вижу, Хомяков. Это не моя настоящая фамилия. Просто я решил сделать хомяка своим проводником и защитником. – Не смотрит, давай быстрее. Опасность делает каждый глоток вкуснее. Особенно когда опасности нет. – Пановэ резервисты, прекращайте бухать. Через три дня экзамены. Действительно, через три дня экзамены. Переподготовка занимает пять дней. Когда-то была неделя. Но длительные исчезновения очень демаскируют. Особенно женатых и офисных. За пять дней мы должны вспомнить, что счастье…

Говорят, счастливые люди – это те, кто свободен от груза воспоминаний. Что ж, жизнь почти научила Чужого забывать всякую гадость, и так действительно легче жить, но вот писать так, конечно, намного труднее, если не стоят перед глазами картины происшедшего. Запоминается ведь чаще всего главное; так уж устроен нормальный человек, что не держится у него постоянно перед глазами во всей красочности то, что отравляло ему жизнь, иначе он просто не смог бы справляться с текущими делами… Так вот, главное…

Он был убежден, что носящие тюрбаны и драгоценные украшения люди никогда не смогут обрести спасение, если не начнут учиться прыгать с парашютом. Тарик был уверен, что, пока течет нефть, саудовцы будут платить за все. Он уже начал брать в библиотеке книги о Саудовской Аравии. Фатима рассудительно заметила на это, что Тарику следовало бы сначала усовершенствоваться в парашютном спорте. Тарик относится к Парижу не так, как Мансебо. Тарик любит сидеть в мастерской и курить в каптерке. Мансебо же может…

Хорошая штука – предисловие. Все тебе разжуют, настроят на нужный лад. А сколько полезного было в них для школьных сочинений! Мы прямо оттуда передували формулировки себе в тетради, в лучшем случае с минимальными правками. Теперь – все не то. Книжки издает кто хочет и как хочет. Никакого учета и контроля. И никто ничего не боится. И ничего никому из читателей не объясняет. Иной бы книгочей и рад, чтобы ему что-то разъяснили, ан нет – бери и кушай голяком, безо всяких оберток, справок и приправ.…

Впрочем, дело было не только в одиночестве, дело было во времени года. Ветер пронзительно выл в долине и прорывался в дом, свистя сквозь щели под дверьми и дребезжа старыми витражными окнами. Это был первый раз, когда Джен приехала сюда зимой, и теперь вот бродила по дому, не снимая с плеч одеяла. Атмосфера этого места менялась зимой. Становилось слишком тихо. Летом слышалось звяканье коровьих колокольчиков, блеяние овец в полях, рокот тракторов вдалеке, птичье пение. Зимой ничего этого не было,…

Самый убедительный литературный портрет молодой женщины, какой мне только попадался. Зои Хеллер Произведение невероятного мастерства, очень простое, чуточку лукавое и фантастически обаятельное. Али Смит Поразительно, как Колм Тойбин трансформирует скучную обыденность в нечто экстраординарное, волшебное. Его «Бруклин» – истинное чудо. Daily Telegraph Свежий, непосредственный, воздушный, приятно ироничный. Daily Mail Очень вдумчивое чтение о том, что есть жизнь, что…

Семьдесят пять процентов – это, конечно, показатель. Три четверти от целого – подавляющее большинство, ориентированное на комфорт. И гоняющееся за комфортом – насколько позволяют деньги. Утверждение, что именно Калифорния является самым богатым и обеспеченным штатом США, в корне верно. Ведь именно здесь – любимая территория проживания местных и залетных миллионеров, мультимиллионеров и миллиардеров. И даже мультимиллиардеров, которых в последнее время развелось, как собак нерезаных. В Калифорнии…

Главное удивление этой книги, вполне осознанное ее автором: почему так «тяжело живется молодой, симпатичной, здоровой девушке»? Откуда в ней это переживание неудачи, неловкости жизни? «Ваше поколение может жить легко. Я хочу, чтобы ты жила легко!» – кричит ей мать в телефон, но здесь случается провал контакта. Дочь родителей, бросивших стылые институты ради топкого бизнеса, Бешлей нагружена «страшной тревогой», как баулом с барахлом, который ни бросить, ни продать. Что бы ни говорили родители…

– Хороший мальчик, – сказала я, покопавшись в сумке, закрепленной на талии, где лежали его любимые лакомства. Я наклонилась, чтобы потрепать мягкую шерстку у него на голове, надеясь, что мой малыш сделал все правильно и обнаружил образец мочи с раком мочевого пузыря. Я знала только то, что среди семи образцов лишь один принадлежал пациенту с раком, а остальные шесть были пожертвованы здоровыми добровольцами. Это был четко проведенный научный эксперимент, и только ученые и врачи могли по кодам на…

– Имена – вздор, – говаривал отставной николаевский солдат. – Я тебе на свист отзовусь. Когда нас, пацанов-кантонистов, крестил полковой батюшка (в баню загнали, якобы мыться, а после окатили всех холодной водой из шаек), мне имя дали Никита Михайлов, и служил я под ним царю и России двадцать пять лет. «Отче наш» во сне отбарабаню. Ну так что ж? Какая в том беда Дому Этингера? Стоит ли говорить, что сын его Герц – Гаврила – был, как и положено по закону, обрезан на восьмой день своей жизни, и,…

Много было на нее желающих, очень много. И даже то, что девушка мусульманка, никого не останавливало. Народ-то вокруг переменчивый. Был, скажем, сперва иудей, а потом вдруг стал православный. Или наоборот. А все оттого, что нет в сердце людском серьезного чувства. И я даже больше скажу: и вера-то мало в ком есть. Ее, как всегда, подменили на споры. Разборки пошли: «А, так ты иудей? Куда же ты с носом своим иудейским пришел в православный наш храм? Помолиться? А ты в синагогу иди и молись! Сперва…

И когда Вадик ту её задачку решил за минуту, весь свой имевшийся интеллект в кулачок собрав, всю душевную силу и волю, – она, не скрывая восторга, сказала: «Ну, слава Богу! В школе появился лидер, который покажет всем, как учиться надо, который отличников наших встряхнёт». После чего поставила ему пятёрку в журнал и в дневник, и посадила на место. И потом уже вызывала его только в редкие дни к доске – когда вопросы сложные попадались или комиссия в классе присутствовала, и нужно было учительнице…

Честно говоря, это был дурдом. – Можешь оставаться сколько хочешь, дружище, – говорит Дэн, когда двадцать три минуты спустя я неминуемо оказываюсь на пороге его квартиры. Я знал, что он не откажет мне. Ну или по крайней мере точно окажется в воскресенье днем дома, потому что обычно в это время он приходит в себя после вчерашнего – открытия очередного клуба или случайного сексуального приключения, а то и восхитительной комбинации того и другого. – Можешь пожить в гостевой комнате, – предлагает…

Отогнав воспоминания, в сотый раз оправдавшись перед собой, Аня продолжила изо всех сил дергать ногой. Была она в тот день как никогда мутная и бескостная: недавно обнаружила в машине мужа брошку неизвестного происхождения, дешевенькую на вид, в форме пиона. С новой силой царапали ее изнутри слишком частые его опоздания, странные двухдневные командировки то в Воронеж, то в Вологду. Из-за них завелся у Ани в самом центре груди болезнетворный пузырек воздуха, заполненный жгучей, ядовитой ревностью.…

В тот день Марина забирала деньги, собранные сослуживцами на похороны брата. Говорливая вахтерша птицефабрики, антикварная старушенция с прической-люстрой на сиреневой седине, пристально вглядевшись в бледное личико, посоветовала Марине всегда носить горстку карамелек «барбарис». «Больше тебе ничего не нужно, милочка. Не вздумай скитаться по врачам. Как почувствуешь, что жизнь опять от тебя уплывает, – карамель в зубы и побежала дальше. Сладкое меня всегда спасало. Я так сорок лет существую – и ничего,…