Проза прочее

– Прямых нет. Есть неудобные стыковки через разные страны. Подойдет? – Любая пересадка подойдет. – Есть через Украину, например. – Хорошо. Подходит. Когда регистрация? – Через три часа. – Давайте, я покупаю билет на этот рейс. – Хорошо, вы летите через Киев. Вылет через три часа. Я взяла такси и поехала в аэропорт. Там уже началась регистрация на рейс. Я не хотела лететь одна без своего мужчины. Но выбора не было. Наш самолет долго летел из столицы в Киев, а оттуда следовала пересадка…

«Следственный комитет закрыл дело об исчезновении, признав Максима Шилонского погибшим…» «Спустя три недели поисков семья скандально известного общественного деятеля объявила траур…» Убежден, они даже не станут носить по мне траур, и весь ритуал скорби происходит лишь по причине страха нарушить тот самый ритуал в глазах христианской общественности, которая не терпит святотатства. Фамилия нашей семьи, сколько себя помню, всегда имела статус публичности, а публичность зачастую ставит под удар моральную…

До берега было еще очень далеко. Что если усилиться и полететь быстрее, мог ли тогда воздушный рыцарь успеть миновать смертельный циклон? Но, как можно было увеличить скорость, когда ветер уже сейчас напрочь лишал сокола возможности просто держаться в воздухе. Стало ясно, что вырваться из лап урагана не удастся. Но что, если взлететь еще выше, вырвавшись из циклонного плена, и подняться в верхние слои тропосферы? Кто мог ему на это ответить. И только судьба, потешаясь, наблюдала за воздушным странником,…

За игрой в «личности» и разговорами всех потихоньку сморило. Мне же сон казался кощунством, и я довольно долго с ним боролась. Слушала музыку, встречала огни, застала момент, когда мы проезжали Москву, но в итоге и меня прибило к подушке. Намертво, но ненадолго. Утро застало нас на станции «Бологое». Как гласила табличка, это было где-то чуть не в аккурат между Питером и Москвой. Умывшись, приведя себя, насколько это возможно, в порядок, мы, всё ещё сонные, потянулись гуськом с роллтоновскими пюрешечками,…

Предисловие Наши мысли подобны поезду. Их огромное количество. Каждый из них отличается друг от друга. Каждый может довезти тебя до какого-то места. Каждый день огромное количество людей садятся в эти поезда. Кто-то из них набирается храбрости и решимости, чтобы пересесть на другой. Другие же не могут этого сделать. Так и продолжая ехать на нем в каком-то направление, может быть, кругами. Пока эта мысль не сведет тебя с ума или заставит сделать самую большую ошибку в твоей жизни (смерть…) …

Я – это Все. Представьте себе дорогу с односторонним движением. Все идут и едут в одном направлении. Кто-то давно, настолько давно, что люди забыли его имя, решил сделать именно эту дорогу односторонней. Люди сами позволили кому-то принять это решение. Они же сами следовали ему, чтобы не встревать в неприятности. Представьте себе каток. Обыкновенный каток, на котором люди катаются на коньках. Забавное зрелище. Огромная толпа людей катается в одном направлении. Каждый раз. Вы можете прийти туда…

Потому что проза о Кавказе никогда не говорит собственно о Кавказе. Азамат Габуев написал книгу о том, как трудно быть молодым: свободным, ни на кого не похожим, ищущим свой путь, творящим новый мир вокруг себя. Его Осетия – это площадка повседневных личностных экспериментов. Здесь, в силу особенностей региона, слишком явно проступает связь между ценностями и образом жизни. Да что там, обликом самого человека – его речью, одеждой, кругом общения, течением каждого дня. В Осетии Азамата Габуева…

– А если никто мне не заплатит? – Ну, тогда ты просто останешься без денег. – Но если я напишу эту книгу, то, может, она все-таки будет продаваться? – Может быть. В конце концов, четыре твои… – Пять. Пять моих книжек стали бестселлерами, если ты об этом. – Чего не скажешь об остальных. Они… –  Не смей так говорить! Я люблю свои книжки! Те же истории про хорьков… – …они великолепны. Лучшее из того, что ты когда-либо сочинял. Может, они предназначены лишь для узкого круга читателей.…

Вместо этого он выполнял длинное плоское скольжение, едва касаясь поверхности воды вытянутыми вдоль тела лапами. Когда он начал практиковать скольжение с приземлением на песчаном берегу, каждый раз с прижатыми лапками все дальше и дальше въезжая на песок, его родители перепугались не на шутку. – Но почему, Джон, почему? – спрашивала мать. – Почему тебе так трудно быть таким, как все? Низко летают пеликаны. И альбатросы. Вот пусть они и планируют себе над водой! Но ты же – чайка! И почему ты совсем…

Ричард Бах 1 1. Жил-был Учитель, который пришел на Землю, родившись в святой земле Индиане, и вырос среди таинственных холмов к востоку от Форт-Уэйна. 2. Учитель учился этому миру в здешних местах, в обычной школе штата Индиана, а когда вырос – у своей профессии автомеханика. 3. Но у Учителя были и другие знания, полученные из других школ, из других стран и из других жизней, которые он прожил. Он помнил их, и эта память делала его мудрым и сильным, так что другие увидели силу его и пришли…

О самом Лукреции нам мало что известно. Святой Иероним рассказывает, что он покончил с собой в самом расцвете сил. Предположительно, его свела с ума любовь. Наверно, Лукрецию стоило отнестись к любовному недугу посерьёзней. Эта оперная певица, одарённая недюжинным талантом, была умна, успешна и очень несчастна. Вдобавок ко всему она была раздражительна, как и многие пациенты, страдающие депрессией. Рассказывая о сексуальных отношениях с мужем, певица заметила, что чувствует себя надувной куклой.…

Осознание приходит слишком поздно. Тысячи зеркал окружают меня. Всё и все, что есть вокруг меня, отражает и показывает кто я такой. Каждый человек, с которым я взаимодействую, похож на меня. Жаль, что эти люди пропитаны пороками и грязью. Значит, я совокупность их всех? Холодный пол студит мое тело. Не включаю свет. Не хочу видеть себя. Шторы на окнах хаотично покачиваются от дуновения ветра. Поздний вечер, за окном темно, лишь луна, которая слегка освещает все вокруг. Ее свет проникает сквозь…

Через некоторое время я решил, что разговор наш прервался чересчур неожиданно и представился, назвав себя, и кем работаю. – Василий, – тоже представился он. – Отец так решил назвать в память о своем отце – моем деде. Отца звали Трофим – вот и получилось Василий Трофимович, – подытожил он. – А вы, значит, пишите? Много ездите по стране, много людей повидали, много общались, много о судьбах людских слышали? – спросил Василий. – Работа такая, да и меня всегда люди привлекали, их жизнь беды и радости,…

Да!.. «А ведь вас всех могло и вовсе не быть», – любил повторять дед, особенно когда рюмочку-другую за столом пропустит. Столько прожито всякого: и хорошего, и плохого, – что частенько, после окончания очередного рассказа, долго ходит Тимофей Николаевич по поселку с одной только мыслью: какой следующий рассказ писать? Понимал: не успеть обо всем написать, жизни не хватит. Вслух не говорил, а про себя добавлял: «Оставшейся». Он попал в кардиологию во второй раз и был в этом плане уже не новичок:…

Стемнело. Он почувствовал, что продрог, и вернулся в дом, снова сел за стол, взял уже исписанный наполовину лист бумаги и продолжил писать рассказ, начатый с неделю назад. Неожиданно мелькнула какая-то тень на кухонном столе в углу комнаты. «Может, показалось?» – подумал он и продолжил работать. Тень мелькнула еще раз, и еще. Старик замер. Через минуту маленькая серенькая мышка выглянула из-за стола, боязливо оглянулась и, не заметив ничего угрожающего, начала суетливо бегать по столу в поисках…

– Калинку! – раздалось со всех сторон. Тихо и задушевно потусторонний голос, набирая силу, запел: – Спа-а-ать положи-и-те-э вы-ы-и ме-е-э-э-ня-я-а-а… Старец пошел по кругу, делая по два шажка то левой ногой вперед, то правой и со значением повиливая и играя бедрами… Поражало, как хорошо он знал и исполнял все телодвижения танца. Видно было, что танец доставлял ему истинное удовольствие. Однако природное его телосложение, данное ему толи Господом нашим, толи их Сатаной, придавало всему чертовски…