Проза

Пролог 2007 Когда он выходит из ванной, она просыпается. Откинувшись на подушки, она листает туристические буклеты, лежащие рядом с кроватью. На ней одна из его футболок, длинные волосы спутаны, навевая мысли о прошлой ночи. Он стоит, наслаждаясь мимолетным воспоминанием, и вытирает голову полотенцем. Она отрывает взгляд от буклета и надувает губы. Пожалуй, она немного старовата, чтобы надувать губы, но они встречаются не так долго, чтобы это раздражало. — Нам так уж обязательно…

И все это мое, потому что не скажешь иначе о городе, где ты родился и вырос… Старость — это та поздняя высота, с которой виден остаток пути. Вглядываясь в него зорким, наметанным взглядом, человек начинает задумываться над тем, чего он еще не сделал, и мысленно расставлять последние вехи на пути к финишу. Это очень важно — уметь заглянуть вперед. Но еще важнее бывает оглянуться назад, чтобы уже опытным, возможно даже несколько холодным, взглядом оценить все пережитое тобою, увидеть победы и взлеты,…

Дорогая Ливия, Вот уже давно я собираюсь описать тебе события, без которых твое нынешнее счастье было бы невозможно. Да и моя жизнь была бы другой, даже если она состояла бы из тех же военных маршей и построений легионов. Когда я привез тебя из галльского леса, ты была совсем несмышленой. Но скоро ты забыла язык своих предков, воспоминания не тревожили тебя вплоть до приезда в Эпониак, где неожиданно проснулась эта неудержимая страсть… Взрослела ты в Риме и стала настоящей римлянкой.…

Отец купил на заправке шоколадку, и я почти целиком засунула плитку в рот. Только в половине девятого, с опозданием в два с половиной часа, мы подъехали к нашему дому в Реннбанзидлунге. [2] «Я тебя выпущу здесь, беги быстрей домой! Я люблю тебя», — сказал отец и поцеловал меня в щеку. «И я тебя», — пробормотала я, как обычно, на прощание. Пересекла темный двор и отперла входную дверь. В прихожей рядом с телефоном лежала записка от матери: «Я в кино, буду позже». Оставив сумку, я немного…

– Волга, Волга, мать родная… – запел было он и тут же оборвал: «Вот еще. Услышат, смеху не оберешься. Домой надо. Бездельник!» – и он уже было шагнул в сторону села, но солнце, весна, Волга – покорили его: ему захотелось развалиться на припеке, как когда-то, когда он еще был беззаботным вихрастым пареньком. Вот и утес Стеньки Разина, высокий, внизу – пропасть. Отсюда видны далекие заволжские степи. А в степях деревушки. Он у нас, Николай, какой-то чудной: ему все кажется шиворот-навыворот.…

Хемингуэй писал в «Смерти после полудня»: «Если людям, которых писатель создает, свойственно говорить о старых мастерах, о музыке, о современной живописи, о литературе или науке, пусть они говорят об этом и в романе. Бели же не свойственно, но писатель заставляет их говорить, он обманщик…» На Западе принято считать, что так называемый «простой человек» не касается «высоких материй». Он и правда их там редко касается: ему по большей части не до этого. Ромка ничего, даже само собой разумеющегося,…

Он воротился из-за границы и блеснул в виде лектора на кафедре университета уже в самом конце сороковых годов. Успел же прочесть всего только несколько лекций, и, кажется, об аравитянах * ; успел тоже защитить блестящую диссертацию о возникавшем было гражданском и ганзеатическом значении немецкого городка Ганау, в эпоху между 1413 и 1428 годами, а вместе с тем и о тех особенных и неясных причинах, почему значение это вовсе не состоялось. Диссертация эта ловко и больно уколола тогдашних славянофилов…

Ибо мы наказаны. Нам немыслимо сейчас созидать. Перед нами тяжкая задача — завоевать, отнять свою собственную землю. Расплата началась. Герои-добровольцы рвут из рук Троцкого пядь за пядью русскую землю. И все, все — и они, бестрепетно совершающие свой долг, и те, кто жмется сейчас по тыловым городам юга, в горьком заблуждении полагающие, что дело спасения страны обойдется без них, все ждут страстно освобождения страны. И ее освободят. Ибо нет страны, которая не имела бы героев, и преступно…

В 1946 году появилась пьеса Олдриджа «Сорок девятый штат». В этом произведении в форме политической буффонады автор ставит такой важный вопрос, как англоамериканские противоречия после второй мировой войны. Писатель показывает, что стремление монополистических кругов Соединенных Штатов Америки к мировому господству создает непосредственную угрозу Англии, ее доминионам и колониям. В пьесе чувствуется тревога прогрессивной английской интеллигенции за судьбы своей страны, которая в результате антинациональной…

Аббат Муре, не переставая улыбаться, весело проговорил: — Иисусу Христу не надобно столько покровов, моя добрая Теза! Любите его, и ему будет тепло: наша любовь согревает его лучше всяких покровов. Потом, направляясь к небольшому рукомойнику, он спросил: — Что сестрица встала? Я ее еще не видел. — Мадмуазель Дезире уже давно на ногах. — Говоря это, Теза стояла на коленях перед старым кухонным шкафом, в котором были сложены священные одеяния. — Она спустилась к своим…

Еще были на ярмарке синенькие, беленькие и красненькие — так назывались по-местному баклажаны, кабачки и помидоры. Покупатели слонялись между рядами, но не покупали: такого добра у самих было богато. А чего у них не было, того и на ярмарке не было. С развлечениями тоже обстояло плоховато. Карусель не крутилась уже третий год, деревянные лошадки порастеряли за это время свои хвосты и головы. А в бывшем тире торговали опять-таки тыквой. И совсем уж бедным был конный ряд: четыре негодящих клячи…

— Что вы подразумеваете под трудностями? — поинтересовался президент. — Полученной от Рене информацией группа делилась с третьими лицами, — вздохнул полковник. — Не знаю, делились ли они с участниками коммунистического Сопротивления в Праге, или же, не веря в наши возможности, передавали ее прямо Советам. Во всяком случае, по моим данным, Советы получали эту информацию одновременно с нами. — Это надо в корне пресечь! — воскликнул Бенеш. — В конце концов,…

Дни были отмерены и поделены папиной молитвой: утренней, дневной, вечерней; а еще — уходом и приходом братьев. Они ходили в школу в черных костюмчиках и в фуражках с козырьком. Недели тоже отмерялись строго: от субботы до субботы. Год длился от зимы до зимы, тихой, с бесшумно падающим снегом и голосами, которые звонко и далеко разносились в стылом недвижном воздухе. Потом снег превращался в дождь, и сирени стояли в саду, вымокшие насквозь, и белые и лиловые цветочки летели с веток в грязь. А потом…

— А я подойду! — перебил его мысли голос. — Сам у попа спрошу! Отец Игнатий поднял голову и увидел, как, оттолкнув черноволосого, более трезвого на вид приятеля, встал со скамейки напротив Мишуха. — Батюшка… — обдавая священника тяжелым запахом перегара, сказал он. — Я с тобой потолковать хочу… — В храм приезжай… — ответил отец Игнатий. — В порядок себя приведи и приезжай. Там и поговоришь. — Нет… Я сейчас хочу. — Кончай барахлить, Мишуха! — сказал черноволосый парень. — Чего к попу лезешь?!…

Он двинулся вперед быстрым шагом, и Ван-Брант последовал за ним через все селение. В беспорядке, там, где позволяла неровная местность, были разбросаны чумы, крытые лосиными шкурами. Ван-Брант окинул их опытным взглядом и сделал подсчет. — Двести человек, не считая малолетних, — объявил он. Бородатый молча кивнул головой. — Примерно так. А я живу вот здесь, на отлете; тут, понимаете, более уединенно. Садитесь. Я охотно поем вместе с вами, когда ваши люди что-нибудь приготовят. Я забыл вкус…

Я прикинул: Мише до войны было уже лет восемнадцать, а этому мужчине не больше сорока. Впрочем, психи всегда выглядят моложе своих лет. Но нет, это был не Миша, тот погиб во время блокады. Сначала умерла его мать, потом две тети — старые девы... Кто-то из оставшихся в живых ребят говорил мне, что умер и Миша. Да он просто не мог не умереть, беспомощный и одинокий. Перед войной я слышал, как моя мать рассказывала приехавшей погостить из деревни тетке, что психи вроде Миши родятся, если женятся…

Писатель совершенно спокойно отнесся к нападкам прессы, поскольку был уверен в своей правоте. Ведь работе над романом предшествовал напряженный период тщательного анализа многочисленных литературных и научных источников, а также недавно обнаруженных архивных документов. Убедившись в достоверности информации и преодолев собственные сомнения, Холт показал Амундсена как эгоистичного, завистливого, двоедушного человека, снедаемого непомерным честолюбием и одержимого погоней за славой и деньгами. Он обладает…

— Не сердитесь, товарищ младший лейтенант, на мою рубашку, за то, что она такая неряха, — сказал сержант, заправляясь, и его веки нервно задергались. — Видите ли, не мама ее стирала, а девчата из фронтовых прачечных, а у них руки давно разъедены мылом… Рубашка моя, рубашка! Я сам тебя скоро выстираю, в Дунае тебя выстираю!.. На вас вот — другое дело! Все новенькое и чистенькое… Вы из-за Волги на Украину поездом ехали? — Ну и что?.. Поездом. — А я… на животе полз, — сказал сержант почти топотом…

Что касается меня, то я жив и почти здоров, еще не женат, седеть начал было и перестал. Живу в Крыму, живу скучно; недавно, впрочем, вернулся из-за границы, где прожил зиму довольно весело. Скоро буду в Петербурге и непременно побываю у Вас, если только к тому времени Вы не уедете на дачу. Очень хочется повидаться с Вами. Н. А. Лейкину и Р. Р. Голике мой нижайший поклон и привет. Пришлите мне Ваши пьесы, которых у Вас теперь не мало. А я Вам пришлю свои, когда получу от Маркса. Анне Аркадьевне…

В крохотную палату послеоперационного отделения с маленьким телевизором на холодильнике набилось человек пятнадцать. Здесь, в урологическом корпусе Первой Градской, это отделение гордо называлось «реанимацией». Наверное, для тех, кто настоящую реанимацию не видел. — Эти коммунисты сами хороши! — вдруг зло сказала Людмила. — Помните, когда в мае на проспекте заваруха случилась? Тогда еще омоновца грузовиком задавили. Так потом двое прибежали к нам с разбитыми головами и давай по матери всех крыть,…