Проза

Существуя слишкомъ три вка рядомъ, до извстной степени соперничая одна съ другою за преобладаніе, дв религіи, об проповдующія единобожіе и возвышенныя нравственныя начала, — ибо культу Миры нельзя отказать въ таковыхъ, несмотря на нкоторыя мрачныя его подробности, — не могли претерпть такое тсное сосдство безъ нкотораго взаимовліянія. Он одновременно и мшали одна другой, и помогали. Что христіанскія вліянія проникали въ мираизмъ, — по всей вроятности, по преимуществу черезъ гностическія секты, —…

И, чтобы достать себ золота, пришли къ намъ грозные сверные волхвы. И — во имя золота — растоптанъ нашъ пастырскій народъ, разорена земля, поруганы домашніе очаги, отнята свобода. О! ты правъ, святой Іосифъ! Они зовутъ себя христіанами, какъ и мы, поютъ псалмы, читаютъ молитвы. Но они лгутъ, они притворяются. Истинный богъ ихъ — золото, и, чтобы они врили въ могущество Божіе имъ надобно, чтобы и богъ ихъ былъ золотой и вытягивалъ бы на всахъ столько-то и столько-то фунтовъ стерлинговъ. Они богаты,…

— Ты Мурадъ? — спросилъ онъ наконецъ. — Да, господинъ. — Ты пришелъ къ намъ изъ-за Аракса. Зачмъ пришелъ? — Вы сами знаете, господинъ. Судья усмхнулся, погладилъ бороду и сказалъ: — Знаю. Отъ насъ за Араксъ идутъ за богатствомъ, а къ намъ изъ-за Аракса бгутъ отъ казацкой пули и сибирскихъ снговъ. Ты таковъ же, какъ вс. Но объ этомъ не надо говорить. — Русскіе меня ищутъ, господинъ. Судья закрылъ глаза и долго молчалъ. — Они всегда ищутъ, — возразилъ онъ. — Намъ будутъ о теб писать.…

— Назови сына Христофоромъ. — Вотъ такъ имя! Я никогда не слыхалъ его. Что оно означаетъ? Прохожій возразилъ: — Ты скоро самъ поймешь его и предпочтешь всмъ другимъ. — А какъ скоро? — Когда въ этомъ кра свтъ замнитъ тьму. Прохожій удалился, а язычникъ долго ломалъ голову надъ его загадкою. — Какая же у насъ тьма? Разв есть край свтле нашего? солнце тепле? небо ярче? море сине? Такъ мальчикъ и сталъ Христофоромъ. Трудно было съ нимъ отцу-матери. Онъ выросъ такъ великъ, толстъ и силенъ,…

Графскіе латники исползали на животахъ всю поляну вокругъ стараго дуба, — потому что, сидя подъ дубомъ, графиня потеряла кольцо, — но кольца не нашли. Они перерыли мохъ, облегавшій дубовые корни, лазили съ фонаремъ въ дупло, но кольца не нашли. А когда латники съ неудачею вернулись въ замокъ, графъ раздлъ ихъ всхъ до нага и обшарилъ собственноручно ихъ тла и одежду, такъ какъ былъ увренъ, что кольцо найдено, но утаено кмъ либо изъ его врныхъ слугъ, которыхъ онъ всхъ почиталъ — и небезъосновательно…

Дзнеладзе растерялся. Онъ не боялся вражды, но укоръ въ клятвопреступничеств — тягчайшее обвиненіе, какое только можетъ представить себ совсть грузина. — По крайней мр, позволь мн подумать, Фидо, я посовтуюсь съ батюшкой, Получивъ такой отвтъ, Фидо тотчасъ же пошелъ во дворъ къ священнику. — Смотри, отецъ! — сурово сказалъ онъ, — если ты вздумаешь говорить противъ меня, когда къ теб придетъ Михо Дзнеладзе, то вспомни сперва, что у меня ружье хорошо стрляетъ. Ты человкъ бдный, и у тебя дти.…

«Когда на завтра пробудились оба, новыми глазами взглянули они на міръ — и новыя мысли, новыя чувства охватили обоихъ. Они полюбили другъ друга… „Съ хохотомъ улетлъ черный духъ съ блаженной планеты — и тысячи лтъ кружилась она, нося въ себ ядъ любви… „И снова постилъ сатана отравленный міръ. Какъ воръ, крался онъ въ первый разъ по блаженной планет. Какъ царь, онъ вошелъ въ нее теперь и слъ на трон могилъ и надгробныхъ памятниковъ. Потому что любовь — сильная, какъ смерть — и привела съ собою…

И онъ подробно разсказалъ мн, какъ былъ обокраденъ самъ и какъ вообще въ Терскихъ и Кубанскихъ станицахъ попадаютъ подчасъ въ руки лихихъ людеи добрые казацкіе кони… * * * — Представьте себ, что вы зажиточный станичникъ. Въ степи у васъ гуляетъ порядочная отара овецъ, а во двор стоитъ пять-шесть добрыхъ коней, и рабочихъ, и подъ верхъ, и въ разъздъ. Особенно дорогъ вамъ какой-нибудь «Гндой» или «Срый», — вы привели его изъ Ставрополя; онъ ваша гордость; вся станица завидуетъ вашему коню и хвалитъ…

— Проснись, отецъ, потому что надъ горами видно великое чудо! Большая, невиданная дотол, звзда возсіяла на далекой восточной черт, гд синее небо сходилось съ черными горами. Она была — какъ рубинъ въ рукоятк царскаго меча, а подъ нею висла широкая полоса свтящагося тумана. Звзда блистала такъ ярко, что освщала весь небесный просторъ, какъ смоляной факелъ освтилъ бы тсную хижину. Жрецъ долго стоялъ на обрыв предъ своею пещерой, вперивъ взоръ въ дивное явленіе и измряя мыслями его тайну. Потомъ сказалъ…

— Ты съ Тишенко много не танцуй, — внушила она, — онъ конечно не дуренъ собой и уметъ держаться въ обществ, но онъ женатый, хоть и врозь съ женой живетъ. Про него ходятъ нехорошіе слухи. Нечего теб, двушк, съ нимъ знаться. Дурные люди сплетни по знакомымъ разнесутъ, да и самъ голубчикъ — извстный сахаръ-медовичъ: втрое ихъ хвастаетъ… И во весь вечеръ Тишенко не удалось уже ни слова сказать съ m-lle Блоносовой. Возвращался домой Иванъ Карповичъ поздно и немного пьяный. По дорог имъ опять овладли…

— Анна Евграфовна! Какъ вы сюда попали? — Совершенно такъ же, какъ и вы… Да это не ваше дло. А вотъ что: вы съ кмъ? Я назвалъ фамиліи. — А я съ большой компаніей. И у меня къ вамъ просьба. У васъ кабинетъ огромный, а намъ приходится разбиваться по двумъ маленькимъ. Васъ всего трое, а насъ восемь. Слдовательно, вы должны уступить намъ вашу комнату. — Сдлайте одолженіе… — Пожалуйста. И… нельзя-ли какъ-нибудь такъ устроить, чтобы ваши друзья не видали нашей компаніи? Мы своимъ бабьимъ кружкомъ……

— Что это вы? — Ахъ, извините! Сколь вы нжны! — грубо отвчаетъ богатырь, очевидно, задирая васъ. Хозяйка встаетъ съ мста и порывисто уходитъ за перегородку спальной, откуда раздается ея сдержанно-взволнованный зовъ: — Архипъ Владиміровичъ, пожалуйте сюда на минутку. Воинственный пылъ Превозносященскаго погасаетъ. За перегородкой быстрый, рзкій дуэтъ шопотомъ; до васъ долетаютъ отрывистыя повышенія то mezzo- oprano, то баса: — Это невыносимо… Сколько разъ просила… Вы не умете себя держать…

Когда стемнло, народъ, переполнивъ и «странную», и гостиницы, и вс ближайшіе къ обители частные дома, во множеств остался еще безпріютнымъ. Лощина между городомъ и монастыремъ усялась спящими. Въ рощ стало еще звонче и веселй. Народъ гулялъ, какъ умлъ, справляя рдкій день отдыха грубо и не слишкомъ чистоплотно, можетъ быть, но за то съ полнымъ чистосердечіемъ и увлеченіемъ. Пьяныхъ вовсе не было. Я почти всю ночь пробродилъ по окрестностямъ Новаго Іерусалима и пришелъ къ ранней обдн усталый, съ…

— Не холопи мы его, — отрывисто говорил он, — не в кабалу к нему поступили. Чем мы хуже его?! Государь и великий князь Дмитрий и ему и нам родным дедом доводится!.. [имеется в виду великий князь московский и владимирский Дмитрий Донской (1350–1389)] По деду — то всяк из нас стол московский занять может!.. Князь Иван досадливо передёрнул плечом. — Знамо дело, не хуже!.. По деду-то у всех у нас права одни!.. А у тебя, княже, и по отчине найдутся!.. Только мошна-то у нас с тобой, друже, не выдержит…

с первых же строк, произнесенных мягким, грудным, немного слабым голосом, точно светлый дух шекспировской Корделии невидимо прошелестел между нами — до того правдиво и задушевно прозвучал этот вызов… И чем далее, тем обаяние росло все более и более. Я тогда не давал себе отчета — было ли то проникновение истинного таланта, или просто случайное совпадение настроения с изображаемым типом, — для меня, двадцатидвухлетнего, юноши, в ту минуту было ясно одно; что передо мной стоит необыкновенно прекрасная…

И вотъ вашъ отвтъ: «Вашинггонъ, 24 Ноября. Многоуважаемому Джону Галифаксу — съ товарищами. Милостивые Государи! Вамъ придется обратиться съ Вашей спекулиціей къ законодательной власти родного штата: конгрессъ знать ничего не хочетъ о религіи. Впрочемъ, Вы можете и не очень торопиться, такъ какъ то, что вы теперь затяли, совсмъ не иметъ практическаго значенія для нашей юной страны, даже больше: оно просто на просто, смшно! Ваши тамошніе людишки, воображающіе себя религіозными, въ дйствительности…

Вслдъ за тмъ газета подарила меня слдующей статьей: «Просятъ отвта. Не будетъ-ли настолько любезенъ новый кандидатъ на должность губернатора разъяснить нкоторымъ изъ своихъ согражданъ, какимъ образомъ случилось, что его товарищи, жившіе съ нимъ въ одномъ дом въ становищ Монтан, замчая время отъ времени пропажу у себя кое-какихъ цнныхъ вещщъ и обнаруживая систематическое присутствіе таковыхъ или лично у самого господина Твэна, или въ его „сундук“ (листъ газетной бумаги, въ который онъ завертывалъ…

— Едва-ли все обойдется благополучно, — мое сердце полно ужасныхъ предчувствій! — Молчи, жена! Предоставь каркать совамъ! Иди спать, и пусть теб снится бранденбургскій престолъ и могущество нашего рода! ГЛАВА II Торжество и слезы Спустя шесть недль посл событій, разсказанныхъ въ предыдущей глав, столица бранденбургскаго герцогства блистала разукрашенная военными доспхами и всюду на улицахъ раздавалось шумное ликованіе врноподанныхъ: въ столицу прибылъ Конрадъ, юный наслдникъ престола.…

Сенатъ былъ созванъ на засданіе, и Цезарь шелъ туда по улиц со стороны Капитолія, разговаривая съ нкоторыми изъ своихъ личныхъ друзей и сопровождаемый, по обыкновенію, большимъ числомъ гражданъ. Поровнявшись съ москательной лавкой Демосфена и укидида, онъ мимоходомъ замтилъ какому-то господину, который, какъ думаютъ, былъ предсказателемъ, что „мартовскія иды уже наступили“. Отвтъ гласилъ: „Да, он наступили, но еще не прошли!“ Въ эту минуту подошелъ Артемидоръ и, справившись у Цезаря, который часъ,…

— Дорогуша, вытри под столом пыль. Дорогуша, сходи за сосисонами. Дорогуша, чем ты красишь волосы? Это же ни на что не похоже, какая пакля. Или начинала рассказывать похабности про своих мужчин, допытываясь у Ольги Николаевны, как она спала со своим мужем. Узнав, как спала, брезгливо морщила крашеные губы и выносила всегда один и тот же вердикт. — Дорогуша, ты ни на что не годная женщина. Я одного не пойму: как этот остолоп не сбежал от тебя на второй день после свадьбы?! Задавленная ее смоляным…