Проза

Огромный пароход «Индия», шедший с грузом хлопка из Сан-Франциско в Ливерпуль, попал на мину, выпущенную германской подводной лодкой, и быстро пошел ко дну. Из нескольких сот человек, бывших на пароходе, разместилось по шлюпкам немного более половины, остальным угрожала и скоро наступила для них смерть. Видя неминуемую гибель, два человека, очень, по разным для этого причинам, хотевшие жить, держались на воде сколько могли. Наконец, обоим удалось схватиться за обломок дерева, и к утру, окоченевшие…

Широко открытыми глазами мы смотрели на этого молодого, ненамного старше нас, смуглолицего человека. Он, наверно, заметил нашу растерянность. — Не удивляйтесь, хлопцы, что я вас остановил… Мы с вами еще встретимся, меня сюда инструктором назначили. Давайте знакомиться: Рубанов. Мы с Данькой назвали себя и по очереди пожали ему руку. Домой возвращались веселые и возбужденные. Распрощавшись с Данькой, я задумался над тем, как сказать дома о своем желании записаться в аэроклуб. Я знал — отец…

Ему осталось заложить всего один, последний заряд — прямо перед собой, там, где раньше стоял алтарь. Из церкви вынесли все — внутреннее убранство, иконы, утварь, соскребли даже позолоту со стен. Храм был пустым, как скорлупа, если не считать динамитных шашек, заложенных в фундамент и привязанных к колоннам. Но и разграбленный дочиста, он по-прежнему внушал священный трепет. Центральный купол, украшенный витражными стеклами, возносился на такую высоту и искрился таким ярким дневным светом, что казался…

Да, мне уже ничего не грозило, потому что в этом катафалке лежал не кто иной, как сам Старик. Он был мертв. У меня к глазам подступили слезы. Я начала нервно всхлипывать, слезы потекли по щекам и стали капать на мое красивое черное платье. Я вытащила салфетку и вытерла себе руки, а затем и все лицо. Рядом со мной стояла Марианна. У нее в глазах — ни слезинки. Она смотрела, как водитель катафалка маневрирует, пытаясь расположить автомобиль прямо перед входом в дом. — Почему ты плачешь, Лидия?…

— Мои сапоги дошили, — сказал он. — Захвати их, внучок. — Развернувшись, дед шаркающей походкой направился вглубь квартиры. — Вика, нам надо… — Мы обо всем поговорим, папа. Мама последовала за ним. Мальчик взял сапоги и тоже вошел. Квартирка оказалась маленькой. Из небольшой прихожей можно было попасть прямиком в кухню. Мама и дед были уже там. Звякнула кастрюля — это ее поставили на плиту. Мальчик вел себя тихо, с любопытством разглядывая развешанные по стенам фотографии в рамках. Людей,…

Остановившись у маленького стола, Риджби сказал: — Томми, познакомьтесь с Дэнни О’Рурком. Дэнни, это Томми Салливен. Томми вскочил и принялся усердно трясти руку Дэнни. Риджби сказал ему: — Ну, вы знаете, что показать Дэнни, так что я вас оставлю. Он ласково улыбнулся им и отошел. Томми пододвинул к столу еще один стул. — Садись, — скомандовал он, — а завтрак клади вот в этот ящик. — Покосившись в сторону Риджби, он сообщил: — Это наш старший клерк. Прослужил тут лет пятьдесят. Довольно…

Просто не понимает, и все, как же так: ведь война потому только и началась, что Болеслав не хотел ничего брать из рук Генриха, и длилась потом много лет, Болеслав как будто все время побеждал, и вот война кончилась, а Болеслав преклоняет колено перед Генрихом и из его рук покорно принимает земли, на которых победно стоят польские дружины… Но и Рихеза и Аарон радовались, что не славянский князь из рук германского короля, а римский патриций из рук римского императора принимает свой лен. Потому сейчас…

Журнал «Война», № 54. Петроград, 1915 год.

Но все это не составляло главной части его внутренней жизни. Только какой-то кусочек. Ведь ни особого проникновенного ума, ни памяти, ни легкости в преодолении проблем у него не было, не могло возникнуть под этой толщей жизни, не могло прорасти без любви. За время долгого-долгого, как сейчас ему представлялось, детства и юности его по-настоящему, как ему хотелось бы, никто не любил, и душа его не могла откликнуться, потихоньку коченела, съеживалась. Поэтому и жил он одним небольшим кусочком своей…

Тетушка Барбо заплакала, и это смутило дядюшку Барбо. — Хорошо, хорошо, — сказал он: — не огорчайся, моя милая. Я не в упрек тебе сказал, а наоборот, в благодарность. Ребята крепкие, сладные, без всяких недостатков! Я ими очень доволен! — Ах, господи! — возразила жена: — я знаю, хозяин, что вы меня не упрекаете, да я сама озабочена; мне не раз приходилось слышать, как трудно и хлопотливо воспитывать близнецов. Они мешают друг другу и почти всегда, чтоб хорошо рос один из них, нужно, чтоб помер…

— Молчу, молчу! Начальник Станции смотрит на часы. Скорый задерживается. Но повода для волнения нет. Скорый всегда приходит в 10 часов. Если на часах Начальника Станции начало 11 – значит часы у него сегодня спешат. Если придёт раньше – значит часы сегодня отстали. Подвёл часы – и всего делов. Начальник Станции вернулся на перрон, достал из кармана бутерброд и принялся перекусывать. Сегодня 5 число – а значит, со Скорого должны скинуть деньги, сухие пайки, сигареты. Больше всего Начальника…

Этим и занимался мой дед. Он доставлял коробки с обедами. Разносчик обедов – не больше и не меньше. Дед был весьма суров. Мы называли его Бападжи, и я до сих пор помню, как в месяц Рамадан, ближе к закату, с лицом, побелевшим от голода и ярости, дед сидел на корточках на улице и пыхтел сигаретой биди. До сих пор у меня перед глазами стоят его тонкий нос, брови будто из проволоки, засаленная шапочка и курта, всклокоченная белая борода. Суров был дед, но при этом – хороший добытчик. К двадцати…

Вернувшись домой, медвежонок сразу же побежал в свою комнату, прихватил оттуда альбом для рисования, краски и кисти и отправился с ними в самый укромный уголок сада. Когда в следующее воскресенье они вернулись с прогулки – правда, на этот раз они решили в парк не ходить, – Паддингтон подвёл мистера Крубера к забору своего дома. Представьте себе, на заборе тоже висели картины! – У меня сегодня свой вернисаж, мистер Крубер, – сообщил медвежонок. – Вот это – закат на…

– Ну как, понравилось? – спросил мистер Браун. – Да, очень, спасибо, – сказал Паддингтон. – Правда, я ещё никогда так быстро не тратил пятьдесят пенсов. – Вот странно! – Миссис Браун посмотрела наверх. – Больше с горки почему-то никто не спускается. Похоже, остальные застряли. – Мамочки! – воскликнул Паддингтон. – Наверное, они прилипли к моей булке с мармеладом. – Пойдёмте-ка лучше на ракету, пока они не разобрались, что к чему, – предложил Джонатан. Паддингтон очень любил…

   Пожалуй, самая интересная часть "Грамматики" -- это примеры на применение правил, в которых слышна живая речь той эпохи: "Я, дискать, туда ходил, да ничего не получил; до бога, дискать, высоко, а до царя далеко". Или пример на употребление частицы де: "Сидор в допросе показал, что пришед к нему Карп, говорил такую небылицу: это-де зело обидно, что-де у них маломощных постой всегда; у иных иногда, а у многих никогда; да к тому-де, что с одного, то и с десетерного двора, ходит одна дубина и десятина,…

Дюссельдорфский лицей, преобразованный из иезуитской коллегии, помещался в старинном францисканском монастыре, вдоль стен которого протекал большой приток Рейна — Дюссель. В обветшалом здании лицея пахло сыростью; каменные полы кое-где поросли мхом, в классных комнатах со сводчатыми потолками было холодно и неуютно. Учителя францисканского лицея были почти все священниками. Они вбивали в головы своих учеников латинский, греческий и древнееврейский языки, историю, географию, мифологию и, разумеется,…

Лично у меня никогда не получалось решить проблему путём составления колонок «за» и «против». Как любят учить многие психологи: делим листик на две части и жизнь становится простой и понятной. Нет, начиналось всё всегда хорошо — я делила листик линией, которая почему-то всегда косила вбок, старательно выводила первые две-три строчки плюсов и минусов, а дальше меня захлёстывали чувства, надежды и мечты, я в них погружалась, не знала, как их ужать до фактов и никогда не заканчивала работу. Однако…

Я жила тогда на Юбилейном, и, чтобы добраться до центра, — меня, как магнитом, тянуло в этот центр, — нужно было пройти весь микрорайон, пересечь пустырь, который одним боком граничил с кладбищем, а другим — с моргом, и, если повезет, выбраться к трамваю. Была, правда, остановка в пяти минутах ходьбы от дома, где теоретически появлялся автобус, но мы с ним никогда не совпадали, и я с упорством барана тащилась через пустырь и морг, что составляло массу неудобств из-за наличия каблуков и отсутствия…

Я мог никогда не обнаружить всего этого. Не узнать. Но безупречное чувство супружеского долга Сары выдало ее тайну. Она готовила вечеринку-сюрприз по случаю дня моего рождения, а на острове невозможно что-либо долго хранить в секрете. Еще за месяц или даже раньше я понял: что-то затевается. И был тронут. Но я привередлив в отношении праздников. Я не хотел, чтобы среди гостей оказались арендаторы или кое-кто из раболепно любезных друзей Сары. Поэтому вполне естественно, что мне пришло в голову ознакомиться…

В нескольких метрах от виселицы на траве запеклись густые мазки бурой крови. Над мертвым человеком, все еще стянутым по рукам и ногам обрывками троса, сидела простоволосая седая женщина, тихо стонала и причитала без слез, ослабев от непосильного горя. По опухшему лицу трупа ползали прилипчивые зеленые мухи, и женщина сгоняла их вялыми взмахами коричневой сморщенной руки… И вот Осипов, очень впечатлительный, так и не смог отделаться от виденного. Он ходил подавленный, мрачный, иногда вдруг беспричинно…