Проза

– Все, одолел ты меня. Делай что хочешь со мной, – нет больше сил с тобой драться. А Змей-Горыныч его спрашивает: – А ты, Ваня, чего к колодцу-то пришел? – Да как чего? Воды попить! – Ну и кто ж тебе мешал? И еще. Не нужно снова и снова напоминать себе и другим о трудностях и горестях, через которые вы прошли. Лучше напоминать о радостях. Тогда счастье в жизни будет увеличиваться. Притча «Тетрадные записи» Жил-был человек, который непрестанно жаловался на свои беды.…

Играя, мне нужно оставаться легким, т. е. легко создавать чистые мысли, накапливая позитивную энергию. Воспринимая себя только как тело, я становлюсь тяжелым. Нередко мы говорим: «Чувствую тяжесть на душе». Это значит, что душа создает тяжелые, негативные мысли. Такие мысли – цепи, которые притягивают душу к физическому миру. Какой уж тут полет? А ведь насколько прекрасно состояние полета! Состояние – когда поднимаешься над ситуациями, обстоятельствами, собственным физическим телом. Когда никто…

И тогда любимых дедушек на земле станет заметно больше. Ровно на столько, на сколько станет больше любимых внучек или внуков. Часть I Знакомимся с Настей Настя (1 год, 11 месяцев) очень общительна и любит разговаривать. Жаль только, мало слов знает, всего штук пять. Зато вчера она выучила целую фразу и прекрасно научилась её говорить: «Не буду!» Оказывается, фразы лучше, чем отдельные слова. Ими можно даже разговаривать со взрослыми на равных. А «Не буду!» – вообще замечательная,…

До моих ушей донеслась английская речь, по всей вероятности исходившая от «дорого» парня. «А, так ты иностранец», – понял я причину столь дорогой и хорошо подобранной одежды. На пол из его кармана что-то выпало и с пластмассовым стуком очутилось у моих ног. Я нагнулся и подобрал. Это были водительские права – маленькая ламинированная картонка в пластмассовой рамке. С цветной фотографии мне улыбался американец, стояший впереди. – Возьми, – аккуратно тронув его за локоть, сказал я. – Оу!…

Я смотрел то в переднее окно, то в боковые окна, наблюдая проносящийся мимо город и его пейзажи, и не чувствовал ничего, вообще ничего. Всё кругом было таким бесполезным, ненужным, я бы даже сказал: мимолётным. Все эти дома, деревья, дороги, магазины, люди, свежий снег, птицы, будущая весна, которую каждую зиму я ждал с нетерпением, солнечное лето и осенние дожди, которые я очень любил и которые всегда вдоxновляли меня. Всё это теперь казалось безнадёжно пустым, картонными декорациями, нелепо и наспеx…

Выхожу на берег, протягиваю Лёльке букет. Она берёт его, прижимает к себе как самую большую драгоценность, и стоит покачиваясь, будто пританцовывая. – Венок будешь плести? – спрашиваю я. – Не буду, – Лёлька отрицательно мотает головой. – Дома подрежу и положу в тазик. Пусть ещё поплавают. Лёлькины глаза, так похожие на звёзды, вдруг подёргиваются мутью, золотистый блеск начинает пропадать. Она вздыхает и говорит: – Мамка опять замуж выходит. – За кого? – Там один, в городе. Мы к нему…

Этот вечер мог не отличаться от других и показаться кому-то бесконечно скучным. Действительно, что интересного в одиноком ужине, приготовленном с соблюдением принципов правильного питания, и потому приносящим насыщение, но не удовольствие; тщательной подготовке к завтрашнему рабочему дню и обязательном массаже лица на ночь? Но вечер проходил иначе. И, вот незадача, сидя в насквозь прокуренном кабаке, хотя, казалось бы, курить в заведениях общепита запретили ещё несколько лет назад, и глядя на весёлые…

– Сегодня вмажем! – подначивал его с утра Мишка Рокотов, в день получки. – Я знаю одну хорошую кафешку. Посидим как люди, выпьем хорошенько. Мужики – не против. А чё, впереди два выходных! И погуляем, и отоспимся…Ты как? С нами, или сам по себе? – Да с вами, с вами – весело отвечал Лёха. – Куда от вас денешься? Весь рабочий день прошёл как-то легко. Никто не цапался, не скандалил, то и дело слышался смех, шутки. Каждый предвкушал получку и гулянку сегодня вечером. – Эх, накаааатиммм…– мечтательно…

Это было идеальное место, чтобы сделать селфи и снять сториз, ведь ничего подобного в ее блоге еще не было. Анжелика тщательно выбирала ракурс, перемещаясь по катеру. Ветер только мешал: трепал волосы, так что лицо выходило не таким привлекательным, как ей хотелось бы. – Оставь уже свою селфи-палку, сколько можно, – проворчал Влад. – Лучше посмотри по сторонам, ты же в первый раз здесь, красавица! Но Анжелика, не слыша его, делала совместное селфи с Ритой. Девушки только окончили институты в…

– Что читаешь? – Я хотел, чтобы голос звучал непринужденно и немного нагло, но из-за дебильного чувства дал петуха. Она глянула на меня искоса, после чего показала обложку книги. Совершенно молча. Булгаков. «Мастер и Маргарита». – О, я читал, – похвастался я, радуясь, что голос пришел в норму. – Рада за тебя, – равнодушно ответила она, не отрываясь от чтения. И ее странный низкий голос что-то сделал со мной. Внутренности прямо-таки выполнили кульбит, кровь застучала в ушах, и стало нечем…

Но какое же семейство без мегеры? Взять, к примеру, мою невестку – жену старшего мужниного брата. Так вот, эта самая невестка была постарше меня. И при всем том ну сущая ведьма. Или вот еще Пиши, сестра моего свекра, овдовевшая еще в отрочестве. На самом деле она-то и верховодила у них в семействе. Старшие и младшие братья души в ней не чаяли, памятуя о трагедии в ее жизни. А она из них веревки вила, да еще как. Родня моего мужа проживала в Северной Бенгалии – в маленьком, грязном, перенаселенном…

– Я не фотографировал её. Зачем мне это? – Ты странный, – сказал Джордж, и подытожил: – У тебя точно всё в порядке? – Чёрт бы тебя побрал, Джордж! Я только что всё тебе рассказал. Отвали от меня! Ты достал меня своими вопросами! Дай мне спокойно поесть и вернуться к работе! Джордж бросил на Айлеля взгляд с горьким упрёком, затем развернулся и молча ушёл. Айлель быстро доел свой обед. Вечером, когда рабочий день подходил к концу, новенький подошёл к нему и прямо в лоб спросил: – Айлель!…

Ну и еще, конечно, можно спрятать свой недуг. Мало кто готов такого инвалида, как я, взять на работу: мало ли что, вдруг потом проблемы будут? Люди боязливые у нас. Ну хоть так. На хлеб с маслом хватает, и ладно. Проблемы с глазами были у меня давно, еще с детства. Я уже привык. Тридцать лет все было более-менее честно: носил линзы или очки. Последние два года стало тяжеловато – начал замечать нарушения: то волны бесконечные вокруг, то искажения света, то фокусировка пропадает и глаза постоянно…

– Здорово, Михална! С животиной гуляешь? – Гуляю, гуляю. Здравствуйте, Дмитрич. Он не уходил. Не зная, что ещё сказать, добавила: – Что-то долго нынче снега нет… – А по мне – хоть бы его и вовсе не было! – дворник кусанул буханку и пошёл домой. Ей казалось, что она всего на несколько секунд отвела взгляд от кота, но за это время тот исчез. – Мурзик, Мурзик! – Алла Михайловна несколько раз обежала вокруг дома, осмотрела заросли кустов во дворе, но всё было напрасно. О том чтобы вернуться…

– Ва! – восхищенно говорю я, растягивая в улыбке губы. На улице я был когда-то давно, у папки на руках, но в тот раз она была белой и холодной. Больше никаких мыслей в голове нет, вместо них работают ноги. Они выносят меня на середину, в теплую пыль и я с удовольствием шлепаю по ней вперед, туда, куда чуть опускается дорога. По ее обочинам зеленая трава, мне хорошо и хочется шагать дальше. Ля-ля-ля, – довольно напеваю я, размахивая в такт руками. Потом улица заканчивается, впереди открывается…

Чувствовалось, что всадник и лошадь хорошо понимали друг друга, – давно «сработались», как шутя говорят кавалеристы. На Букрееве была удобная для верховой езды венгерка, подпоясанная широким ремнем, с пистолетом в обношенной кобуре, плотно прилегавшей к бедру. На лице, сильно тронутом летним загаром, почти не было морщин, хотя по начинавшему тяжелеть подбородку и еле заметным складкам у ушей Букрееву можно было дать не меньше тридцати пяти лет. Его черные влажные глаза иногда непроизвольно хмурились;…

Вена! Столица Австрии, сердце Европы!.. Мог ли он всего каких-то десять лет назад представить, что окажется здесь? Это казалось невероятным. Размышления Сергея прервали проходившие по залу пограничники. Своим видом, экипировкой, короткими автоматами на плечах направили они мысли бывшего солдата в другое русло… I Лучи яркого зимнего солнца, усиленные блеском свежевыпавшего снега, преломлялись в разрисованных морозом окнах, попадали на стекло серванта и затем, играя зайчиками, прыгали по всей…

– Давай, перезвони потом. В любое время. Если что, ты знаешь… – Спасибо. Ей вдруг стало стыдно из-за своей злости на подругу. Ульяна вздохнула и набрала «02». Почему-то долго не отвечали. Может, дежурный пошёл покакать? Сидит сейчас на толчке, слушает нескончаемый звонок телефона в дежурной части и проклинает всё на свете. Ульяна уже собиралась отключиться, когда ответил женский голос. – Мой муж пропал, – сказала Ульяна, чувствуя, что сейчас расплачется. – Как давно пропал ваш муж? – Ну,…

Малати отвернулась от сына и смотрела в окно на мелькающие за стеклом деревья и едва сдерживала слезы. Она уже сама не понимала, как будет лучше для всей семьи и ее Артура в отдельности, у которого впереди была вся жизнь. Если бы Раджан был здоров, то никто не был бы против выбора сына идти на инженерно-строительный факультет. Но она замечала, что Раджан все больше лежит на кровати, нежели проводит время в коляске, как раньше. И она чувствовала, как она нужна ему, как он постоянно нуждается в ней.…

Официально Наталья Николаевна была «за народ», только к этому самому «народу» относилась, как к скотам, тянулась к кровопийцам-предпринимателям, хотя бы к владельцам маленьких магазинчиков, ещё не вытесненных «Пятёрочками» с «Дикси». Торгашам она держала слово, а «быдлу» – никогда. Ведь даже в немецком языке слово ''Volk'' – переводится не только как «народ», «нация» и «люди», но и «солдаты», «стадо», «стая»! 1 Такое вот народно депутатское раздвоение личности! 1 Такой интересный эпиграф…