Рассказ

отчего все черты Его вытянутого веснушчатого лица будто стекались к выдвинутому вперед мясистому носу. На самом деле это был всего лишь отпечаток усталости, оставленной как всегда иссушающим рабочим днем. Он ни о чем не думал, чему споспешествовало и подзатянувшееся ожидание. Но вот и Она. Она шла неспешной, какой-то музыкальной походкой, и несколько ярких лучей, прорвавшихся между домами за Ее спиной, венчали пушистую головку сияющей оранжевой короной, и тем же золотым огнем горели …

Сароян был писателем великого жизнелюбия. Он проповедовал любовь к человеку и прежде всего к «маленькому человеку». Во всем, что написал Сароян, жизнь буквально трепещет, осязаемое, щемящее чувство жизни взывает в его книгах к жизни другой — более справедливой, более к людям благорасположенной, что ли. И не только к людям. «Лошадь, — скажет Сароян, — понятно, не человеческое существо, но она до такой степени часть людей, что отчасти и она — люди». И вся вселенная — люди. Всё — люди. И Сароян…

— Твой отец говорит, ты еще не решил, какую специальность выбрать в университете, — сказал я. — Ага. — Но в медицину за ним не хочешь. — Кровь, — ответил он и скривился. — А в школе у тебя какой предмет любимый? Из основных? — Не знаю. — Он пожал плечами. — История вроде ничего. Иногда. — Так-так, история. Очень полезная вещь для начинающего юриста — ведь благодаря ей учишься анализировать происходящее, сортировать информацию и делать выводы, опираясь на факты. — Я не знаю, какая…

Эта телепередача велась на всех языках мира, имела аудиторию в несколько миллиардов человек и пользовалась невероятной популярностью. Павел включил телевизор как раз в тот самый момент, когда на экране шла расшифровка уже выявленного обладателя сногсшибательного титула. «А ведь какому-нибудь козлу сейчас крупно повезет», — подумал Павел, с ненавистью глядя на мерцающие буквы. Он так и не успел дать себе отчет в том, почему, собственно, он глядел в этот раз на экран с ненавистью. Раньше подобного…

Между Чэрринг-кросс-роуд и Риджент-стрит помещается тихий в дневное время, к вечеру проникающийся бурлением и запахами лондонский Сохо, и в этом Сохо полным-полно диковин для новичка, одних секс-шопов пруд пруди (так было в середине семидесятых; к середине восьмидесятых — сам видел, свидетельствую: «сексуальная революция» унялась, мутный поток утихомирился, жизнь вошла в берега). Чем живы были хозяева этих, на наш взгляд, неизъяснимо странных торговых точек с запредельным ассортиментом товаров?..…

 Всё началось три дня назад, как раз на такой вот школьной псевдодискотеке, на новогоднем вечере для старшеклассников. Именно тогда в душе Игоря выпала первым снегом злость. Он не хотел этого, но и предотвратить не смог.  Всё было как всегда, посреди спортзала возвышалась слегка кривая ёлка, учитель ОБЖ, превратившийся вдруг в школьного диск-жокея, поочередно включал разрешенные завучем песни, окрашенные в разные цвета лампочки периодически мигали (цветомузыка!), девчонки, сбившись в стайки,…

— Нет, сэр! — Говори громче! — приказал капитан. — Что ты сказал? Пища хорошая? — Отличная! — поспешил подтвердить юнга. — Ты когда-нибудь ел лучшую? — спросил капитан громко. — Никогда! — прокричал юнга. — Садись и ешь! — приказал капитан. Мальчик уселся, вынул свой перочинный нож и неохотно начал есть. Шкипер, скрестив руки на груди, спокойно наблюдал за ним. — Я думаю, — начал он после небольшой паузы, — что люди выбросили свой обед, потому что не привыкли к такой хорошей пище. …

– Наша школа всегда была лучшей в городе, вы знаете. А теперь мы ещё и гимназия. Эксперимент с шестилетками нам провести разрешили, но исключительно на конкурсной основе и, заметьте, с последующим раздельным обучением детей, сдавших вступительные экзамены. Формируются два класса – для мальчиков и для девочек. Это большая наша победа. Вы только подумайте: ничего подобного в нашей стране не было очень давно, и лишь в царской России… Ну, вы согласны? – оборвала она сама себя на полуслове. Конечно,…

Мастер и Маргарита Амстердам, возвышающийся над полями турецких тюльпанов. Его узкие улочки, будто змеи, опоясывают старинные домики, в одном из которых, с необходимым в работе мастера сосредоточением, отточенными движениями творца, скульптор вылепляет очертания будущей Венеры. Эдуард Кейнер – сорокалетний художник родом из Утрехта - с точностью, вероятно, бога, создаёт высокую скульптуру римской богини. Напротив него, блистая обаянием фаворитки и величием королевы, на изысканных бордовых драпировках…

Вернувшись после выполненной с грехом пополам миссии, Еуая, Марвелла и Генрика не обнаружили на месте, где не так давно они останавливались. С грустью в душе молодые продолжили свой путь. Очнувшись утром, Марвелла поняла, что всё это был сон. Утренник Ребята и взрослые собрались на праздник в детском саду. За день до того Елизавета так отчаянно старалась выучить танец и песенку, что даже не выспалась и была от того удручена. Мама подбадривала девочку, но так клонилась в сон, и любые…

«А тебе поныть хотелось? — в мыслях спорил Артем с этим ершистым затылком. — Ну и ной про себя, пожалуйста…» В самом деле, не было ни малейших причин бить тревогу. Кухня — на угле, запасы есть. Свечей хоть на десять новогодних елок. Рация дня два молчит, что ж, бывало и раньше. Все-таки зима. Все-таки три тысячи семьсот над уровнем моря. У ветряка лопасти разнесло — Олег поставит запасные. Не зря же он «человек-находка». Артем посмотрел на Олега: уже что-то мастерит при свечке. Вот тянется…

Люди метались. Одни выскакивали на улицу, надеясь именно здесь обрести спасение от надвигающейся катастрофы, другие прятались в домах, третьи пытались выбраться из города на автомашинах… Но чувство отчаяния и страха лишало их способности действовать — вывести машину из гаража, включить зажигание, верно определить направление движения. И когда те, кто выскакивал из домов, видели искажённые страхом лица других людей, их расширенные от ужаса глаза, что-то кричащие рты, — всеобщая паника разрасталась,…

Ну, от владельцев я и не такое слышал, поэтому просто попросил привести животное - надо осмотреть, послушать сердце и лёгкие, померять температуру и собственно, привить. "А я не понял, как вы ему температуру- то мерять будете? "- удивился Ноэль. " Как всем, ректально" Ноэль заметно напрягся:" Я думаю это не получится, он не даст. Но я вас уверяю, он совершенно здоров! Сейчас придёт! Вы, пожалуйста, не удивляйтесь, я не смогу присутствовать, но я ему всё объясню, он не кусается…

Иван отличался не только воинственным эгоизмом, но и редкостной обидчивостью. При этом он обожал жену и сына и категорически отказывался понимать, что мать предпенсионного возраста и не может как в молодости целыми ночами крутиться с банками у плиты. Бывало, что какое-то невзначай сказанное неосторожное слово и то становилось причиной обиды. Иван не казал потом носа к матери и брату месяцами, а тут целых пять ящиков помидор! В кармане завибрировал смартфон. Тамара кинула взгляд на дисплей…

– Что я, зря собиралась? – возмутилась Тома, не уловив редкого в голосе мужа беспокойства. Яков хотел было открыть рот, поделиться догадками, объяснить, что его смутило в письме, но, ощущая на уровне подсознания негодование жены, он беспомощно махнул рукой. – Что-то ты сегодня бледный, Яша, – раздался возле самого уха знакомый голос, однако поблизости никого не было. Яков обернулся и встретился с взглядом соседки «я всё знаю». Черные глазки Анны Чутсовны внимательно следили за ним…

– Вот, познакомьтесь: мой муж. Он тоже художник. Саша, твой рассеянный коллега пришел меня писать и забыл дома не только краски и холст, но и карандаш и бумагу. Ох уж эта богема! Предложи ему что-нибудь… Я испугался: – Да что вы! Мне неловко… Очень приятно познакомиться… Я уж лучше домой сбегаю. Я тут… в трех шагах. Я… как это называется… – Да зачем же? Доска есть, карандаши, кнопки, бумага. Впрочем, вы, может быть, маслом хотите? – Маслом. Конечно, маслом. – Так пожалуйста! У меня много…

– Ты бы мог их поубивать? Он усмехался прекрасными толстыми губами (никогда у меня не будет таких прекрасных губ – печально думал я): – Да уж получили бы они от меня гостинец… – А ты кого-нибудь убивал? – Да… бывало… – Зевота и плевок прерывали его речь (прекрасная зевота! чудесный неподражаемый плевок!). – В Перекопе четырех зарезал. Это чудовищное преступление леденило мой мозг. Что за страшная личность! Что ему, в сущности, стоит зарезать сейчас и меня, беспомощного человечка. …

Сбоку стояла корзина с яйцами, лежал кусок масла, ваниль и какие-то таинственные пакетики. – Как твоя бедная голова выдерживает такие мозги, – кричал Громов, потрясая поваренной книгой. – Откуда ты взял, что ваниль распустится в воде, когда она – растение. – Сам ты растение дубовой породы. Ваниль не растение, а препарат. – Препарат чего? – Препарат ванили. – Так… Ваниль – препарат ванили. Подходцев – препарат Подходцева. Голова твоя препарат телячьей головы… – Нет, ты не кричи, а…

Две есть. Третья? А-а!.. Деятель. Идет. Я всегда думаю, глядя на нее, что сильный характер – это от бога, как бородавка. Ну – собрались. Закурим! Наверно, начнут с политики – прохожих еще мало. – Сегодня так плохо спала ночь, так плохо спала! – это Рыжая. – У этих собака внизу… Гадина!.. Всю ночь – «гав-гав-гав!» – А меня этот паровоз всю ночь донимал, – сказала Деятель. – Всю ночь – «ту-у! ту-у! ту-у!» Какого черта гудеть? Ночью же на путях детей нету. …

Николай Наседкин Встречи с этим человеком Рассказ Буду краток. Речь не обо мне. Я попал на это место, мне кажется, случайно. Друзья считают, что мне повезло: в тридцать пять лет стать главврачом больницы - это карьера. Но если бы мне кто сказал в то время, когда я учился в мединституте, что я стану когда-нибудь возглавлять так называемый "жёлтый дом", я бы только рассмеялся. Примерно на третьей неделе моей новой работы ко мне и пришел на приём, настойчиво этого добиваясь, больной-хроник…