Рассказ

На другом конце провода довольно долго молчали. — Ты что, спишь там что ли? — недовольно поинтересовался Платон Кузьмич. — Думаю! — огрызнулся Колька. — Значит, так! Сейчас пойдешь в милицию и сделаешь заявление по полной форме… — Ну да, хочешь выставить меня на посмешище? — обиженно хмыкнул Ковалев.…

Но оглянулась как-то, – ого, девушка уже готова! Я только хотела зарезаться… Но, ничего, и это прошло. Конечно, мучились, но делали все… И денег стоило, девушка чуть не умерла, – избавились… Ничего!.. А сынок не хочет быть портным… Почему не хочет? Идите и поговорите вы с ним. Чем же ты хочешь быть,…

Отец – Павел Сергеевич Костылёв – был строгий, суровый человек, и нашим воспитанием почти не занимался. Он вечно был занят делами, всегда хлопотал о чём-нибудь, и мы иногда по целым дням не видели его. Но в те дни, когда он оставался дома, я и старший брат Коля становились самыми несчастными существами.…

– Дорогая, кто сказал вам: нет? – быстро подхватила Перель. – Мой Вольф запасный! А муж Песьки? – Вы угадали! Кого находит счастье? Бедняка, погорельца! Вот открыла лавочку. Мне бы лучше закрыть ее. Жених ополченец, а муж дочери запасный. Да, да запасный! – Вы продаете картофель? – перебила ее Перель.…

На улице, идя вразвалку и раскланиваясь со встречными знакомыми, он был уже первым Владимиром Петровичем, и его радовало нежно-зеленое, весеннее небо, воздух прохладный, но уже пахнувший молодым солнцем и разбуженными к жизни травами полей. Темнело быстро и незаметно, как обыкновенно темнеет в апреле.…

Но есть из них и такие, которых можно назвать закоренелыми. Эти хотя и с грехом пополам, но пытаются жить по старым порядкам и до последней возможности берегут свои дореформенные понятия и взгляды. Обыкновенно они не вовсе уже бедные и в старину обладали не менее как десятью душами, а ныне – пятидесятью…

– Конечно, к самому… – Ну, вот… А я, признаться, думал, ноне у него кухарка деверя в гости ждала, так не деверь ли, мол… Он у ней тоже великатный… Как ни приедет, все на паре… Так вы не сродни ей будете? – Кому? – Да Маланье-то?.. Деверь у ей у сакуринского барина в поварах живет… – Фу, ты черт!..…

– Да кто же такой? – Чудо! Представьте себе: купец, а не рыгает; голову стрижет; чай кушает внакладку; сюртук, вообразите, из английской материи и сшит в Лондоне; говорит по-английски за-аме-ча-тель-но!.. – А, значит Липатка Чумаков приехал! Ириней несколько оскорбился, но затем тотчас же и осклабился.…

Жизнь в нем – тоже по обычаю всех степных городков – сочилась вяло и тоскливо. В клубе вечно винтили и дулись в рамс, в определенные дни перемежая карты дружным топотом неуклюжих ног под звуки скрыпиц, сдирающих кожу, и до остервенения ревущего контрабаса. В «рядах» в томном вожделении покупателя передвигали…

Понятно ли вам, как все это предрасполагало к неге, к любви, к блаженству? А вышла, друг мой, одна только отвратительнейшая ерунда!.. Впрочем, это пока в сторону. – Не буду расписывать вам чувства мои, когда легкий шорох платья коснулся, наконец, моего слуха. Помню только, что я узнал, с поразительной…

– Ефрем! не хочешь ли ликерцу выпить? – вдруг ни с того ни с сего сказал Ахулкин и сам как бы испугался своей смелости. Назар Кузьмич укоризненно поглядел на него. Все робко и любопытно оглянулись на Гуляева и вздрогнули… – Горе вам, мытари и фарисеи! – вдруг грозно рявкнул Гуляев, выпрямляя свой…

И благодушное лицо Василия Мироныча внезапно изобразило сухую и жесткую злобу. Я обещал. Но прежде чем рассказать о поездке моей в Березовку, нужно, я думаю, сообщить вам о том, как состоялось знакомство мое с офицершей. Слушайте же. Был март. Солнце стояло высоко и сильно пригревало. На полях…

Немудрено, что и Семен Андреич приплетется и уж непременно захватит новые газеты, – журналами он пренебрегает и никогда их не выписывает, разве когда с картинками… Ну, уж это человек умственный и о протопопице говорить не станет. С ним мы и Мак-Магона продернем и прохвосту Гамбетте надлежащую встрепку…

Добрались кое-как до Россошного. Оставалось восемь верст… Дорогу положительно завалило… Посоветовались мы с возницей: «Что делать? Ехать без проводника немыслимо, ночевать не хочется, – пути-то немного осталось…» Порешили искать проводника. Остановили лошадей среди улицы, и Яков пошел по ряду изб, уж…

– Мы довольны, – заметил он после некоторого молчания, – поп он жестокий, а мы им довольны. Он вызволяет нас. Работаешь ему – он рад. Он работу помнит – придешь к нему, сейчас он тебе водки… Добрейший поп!.. Кабак-то у него свой, – таинственным полушепотом добавил он, – попадьин племянник в нем. Племянник…

– Диво творится! – с некоторым даже ужасом объявил мне Семен, тяжело отдуваясь и отряхаясь от снега. – Зги божией не видно в поле! – добавил он, отдохнувши, и, влезая на лежанку, с сокрушением произнес: – Упаси господи злого татарина… Я сел за книгу, но читать мне не хотелось. Я встал и стал ходить…

Я не знаю, откуда придут они, эти другие добродетели, и мне страшно за мой край – степную сторону, и позабыть мне ее хочется, не думать о ней… Но отчего же эта бесконечная ширь полей, эта уныло-однообразная равнина, где-где перемежаемая едва заметными возвышенностями, эти там и сям рассеянные села,…

Все тихо и беззвучно. Не прощебечет малиновка, не зальется страстным треньканьем перепел, не рассыплется жаворонок серебристыми трелями… Редко-редко дикий и пронзительный клехт жадного коршуна, неподвижно реющего в небе, нарушит эту тишину, или неведомо откуда донесутся до вас мерные и торжественные…

Народ краіны, дзе па дзяржаўнай статыстыцы сексу даўно няма, ажно шалеў ад убачанага. Нават бывалы тэлемагнат Рыгор Кампот не вытрываў такой экзэкуцыі, застагнаў, закрычаў: «Ой, мамачка родненькая!» — і споўз з крэсла ў непрытомнасці. Некалькі студэнтаў, сярод якіх былі заўважаны тэлезоркі Ягор Рыбаконь…

А вы зірніце на Сяргея й Беларуска-Амэрыканскіх Вэтэранаў. Яны ўжо гадамі носяць нашы сьцягі на вольнай зямлі Вашынгтона. Падчас Амэрыканскае Рэвалюцыі ў гэтых ваколіцах праславіўся вялікі Літвін Тадэвуш Касьцюшка, а цяпер гэнай самай, Касьцюшкавай зямлі нашчадкі прадаўжаюць свой марш да вольнасьці.…