Русская классическая проза

Он сам не мог постигнуть, зачем он прихвастнул насчёт пяти тысяч. Так, с языка сорвалось. Может быть, он хотел оправдать свою женитьбу?.. Адвокат посмеивался, глядя на него спокойным, меряющим, почти оскорбительным взглядом. — Ну, ничего. Пять тысяч!! Ничего. Проживёте до окончания курса. Пушинка много не съесть… Так вот как! Женится счастливец! И даже с заранее обдуманным намерением! Заботится не об одном удовлетворении эфирных вожделений, но имеет ввиду и капитал!.. Вот подите ж… а двадцать…

Смуглое лицо её сияло красотой в прозрачном сумраке ночи, любовно глядели её большие глаза, полные слёз, узкие плечи были чуть приподняты, голова склонена на бок. – Гриша! Почему ж ты меня не забыл? – продолжала она шутливо и робко. Он гладил её руки, смотрел на неё и молчал. Это был юноша среднего роста, грудастый и стройный. Из-под его тёмной шапочки падали светлые волосы. Взгляд блестел, жидкая бородка шла клином. Углы губ, при улыбке, поднимались. – Гриша, так неужели завтра? – спросила…

– Боже мой! Бывало, мне такой конец нипочём сделать. Молоньей проскачешь вот на ней самой, ей-Богу! Тут хутор Сокирки есть. Он, значит, монастырский, но только Трофим Трофимович в аренде его держали, и кажинную неделю туда, бывало, ездили. Ну, и я всегда с ними, оттого, что я у них кучером восемнадцать лет служил. У них на хуторе в доме штучка была, – пояснил он. – Трофим Трофимович молод был? – Какой бес! За шестьдесят перевалило. Совсем белый как лунь, и коленки дрожат. А только были охотник…

– Э! Я не особенно нуждаюсь! Марилька! Вылезай! Послушайте, хозяин… Самовар!.. Кувшин молока! Чего-нибудь поесть! Залман! Вещи! Холодновато сегодня… Так вы говорите, был у вас? Кто же? А? Профессор Жак? Ну, это шарлатан. У него нет ловкости рук. Он всё действует аппаратами. А я рекомендуюсь – доктор Тириони. В своё время, я получил от персидского шаха орден Льва и Солнца! Залман, живей! Невзрачный человек посматривал на чернокудрого магика не то с любопытством, не то с презрением. Он встряхивал…

— Ну, уж вы, Капитолипа Марковна, кажется, того… — заметил Чиков, не ожидавший такого оборота. — Конечно, есть и акушеры Михайловы, да только у нас-то не родильный дом, сударыня. А руки, действительно… Уродится же этакий человек, подумаешь!.. II А фальшивый человек, видимо, не хотел обращать никакого внимания на общественное мнение Симских промыслов; мало того, он обнаружил несомненные признаки основаться здесь попрочнее. Был куплен дом, привезли откуда-то дорогую мебель, и даже появился…

Когда повозка поравнялась с конторой, из болка показалась маленькая женская рука в желтой шелковой перчатке и остановила кучера. — Нужно спросить, куда ехать… — послышался недовольный женский голос с капризными, по-детски картавившими нотками. — Агап Терентьич, вставайте! Дальше некуда ехать… Мы совсем заблудились в этом проклятом болоте. Борис Борисыч легкой походкой сбежал с террасы, подошел к экипажу и, вежливо раскланявшись с красивой дамой в соломенной шляпке, проговорил: — Не могу…

Экипаж покатился быстрее. «Ну, вот, наконец-то я и у цели! — подумал Крупицын. — Воздух, хороший моцион, молоко, тихая, безыскусственная обстановка, как советовал доктор, всё это, кажется, здесь имеется налицо… Недаром Пелагея Игнатьевна, когда я уведомил её о своём приезде, ответила мне, что у неё на хуторе будет для меня рай земной!.. А изменилась она, я думаю? Неужто всё такая же чопорная?» Пелагея Игнатьевна была дальней родственницей покойной матери Виктора Петровича и, раньше, живя у них…

Здесь, кроме вымытых полов, ничто не напоминало наступающего праздника: тот же спёртый, специфический воздух, те же стены, когда-то голубые, но посеревшие от времени и табачного дыма, который и теперь наполнял клубами всю холостую комнату и от которого казались серыми даже сами её обитатели, лежавшие по своим койкам и сидевшие в различных позах вокруг большого стола с огромным самоваром. На этом последнем заметны были следы сострадательной руки почистить его к празднику, но работа, видимо, оказалась…

— А вы с ним знакомы? — Вот это отлично! — почти вскрикнул дьякон. — Детей его грамоте учил, а вы спрашиваете, знаю ли я Брюханова. Я даже на похоронах у него был. Когда покойница померла, так за мной нарочно присылали. Ведь дьякона басистее меня во всем околотке нет… То-то и оно! И потом, немного помолчав, он прибавил: — Хочу бежать отсюда. — Далеко ли? — В губернию махнуть хочу. Здесь, я вижу, никакого дьявола не выслужишь. Теперь дьяконов-то вовсе мало осталось, и мне в городе стоит…

Лукьян был мой приятель, и потому весть о случившемся весьма огорчила меня. — Ну, братец, — проговорил я, — и рад бы радостью пособить, но в деле этом я ровно ничего не понимаю. — Ну, будет тебе!.. в книгу свою посмотри… Ради господа прошу… — В книге нет про это… На этот случай другая книга есть… — Так ты в другую… И старик просит тебя… Бог знает как просит! — Я и без просьбы сделал бы, да не умею… а мы вот что сделаем… — Ну? — Я сейчас лекарю письмо напишу, и ты вместе с стариком поезжай…

Другая газета объявила что все это вздоръ, что вся эта утка пущена первою газетой съ цлью заманить къ себ этимъ чудомъ большее число подпищиковъ, и въ доказательство того что подобнаго чуда не существуетъ привела описаніе моряка Фредерика Смита, плававшаго на корабл Пекинъ и на основаніи собственныхъ наблюденій объявившаго исторію о морскомъ зм сказкою. При этомъ Смитъ расказалъ подробно что подобное чудовище было изловлено вблизи Мульмейна его моряками, втащено за бортъ и мнимое страшное животное…

— Ну, чего хнычешь-то, ведьма! — крикнул на нее становой. — Как же не хныкать-то, батюшка Петр Николаич, — вступился старик, — вишь ведь горе-то стряслось какое… — Ужасное горе, — перебил его становой, — ужасное!.. Прохожий какой-то подох!.. Кабы свой… ну так!.. — Все-таки неладно… И, немного помявшись и снова пытливо глянув на станового, старик спросил: — Потрошить-то будете, что ли, батюшка? — Еще бы?.. — Нельзя ли как без потрошения… сено у меня там сложено… — Мы сена не попортим,…

В редакции я познакомился с покойным редактором Ф. С. Груздевым, впоследствии моим большим приятелем. Не помню теперь, какую вещь я принес ему тогда для напечатания; он принял рукопись, просил придти за ответом, и вот, выходя, я в дверях конторы встретил какого-то господина. Мне он показался почему-то знакомым. Я ему поклонился, прибавив: — Мы, кажется, с вами где- то встречались? Посмотрел и он на меня, задумался на минуту, точно припоминая, потом весело сказал: — Разве вы забыли Балтийскую…

— Проклятый городишка! — ворчал мой приятель, раздосадованный проигрышем на скачках; большая часть наших скромных средств перешла в широкие карманы бук-мэкеров. Это было еще тем досаднее, что отыграться не было возможности, стоял конец июля и сегодняшние скачки были последними. Июльское солнце палило немилосердно, когда нам удалось добраться до небольшой харчевни, чтобы скрыться от зноя и выпить прохладительного. Три с половиной часа, проведенные на ипподроме, все время на солнце, превратили нас…

— Да, пора, — послышались со всех сторон голоса, и цветы из всех клумб спешили на лужайку, где лежала Мариулла. Они не замечали её, топтали её своими тоненькими ножками-стебельками. Кого, кого тут только не было!.. Красавец Нарцис, под руку с белой Лилией, изящно выступал вперед; скромная Резеда протягивала, здороваясь, свои лепестки; Левкои весело болтали с ярко-красными Настурциями; пятилистная Кадеция хвастала шелковистостью своих лепестков, слушая комплименты от Душистого Горошка; розовый…

— Если ты потревоженный человек, — медленно сказал он, скашивая глаза на сверкающие диски эксцентриков, — то отчепись. — Уши тебе мало драли, — зашипел лоцман. — Я, чать, старшей тебя. Ты как старшему отвечать должен? Масленщик перевел каменный взгляд с машины на свои руки, пестрые от нефти, сплюнул и снова с остервенением принялся подвинчивать крышки масленок. Лоцман, помолчав, продолжал: — Если оно пар, то ты объясни, что и к чему. Ежеле к тебе по-людски, а не то что как… Насчет бани, например.…

Некоторое время они шли молча, затем девушка остановилась, проговорив: — Я боюсь не того, что любовь наша исчезнет, а наступления будней. Что отношения обесцветятся, перейдут в привычку. «Послезавтра, в это самое время, я буду стоять в церкви с ним рядом, а несколько посторонних людей, посредством бумаг, пения и торжественных фраз, сделают нас в глазах общества неразрывно принадлежащими друг другу, — подумала она, и необъяснимое смущение потупило разгоревшийся минуты назад восторг молодости. —…

«Миша приехал с нами, с нами, с нами, с нами!» — пело моё сердце. Вошёл муж, с письмом в руках: — Что загрустила, спряталась, неохота ехать в петербургское болото? А ехать надо: сестрица со своим супругом обидятся, а у них детей нет, богаты, в будущем нашему Фриценке может быть большая поддержка… Я дала себя уговорить мужу и… на другое утро уехала. «Миша приехал, приехал и кланяется тебе!» — пело моё сердце до тех пор, пока я сама не приехала в Петербург… Он не поклонился мне, а схватил меня…

Лине минуло 14 лет. Это была тоненькая, серьёзная девочка, с тяжёлой, длинной, белокурой косой, с личиком бледным как цветок, выращенный в подвале без света и воздуха. Тонкие бровки её часто сдвигались точно под какими-то вопросами или думами, зарождавшимися под широким, белым лбом. Маленький рот, с серьёзной, недетской складкой губ, и заострённый подбородок, серые глаза, ясные, чистые, не подозревавшие обмана и сами не умевшие скрыть никакой мысли. Теперь Лина была уже деятельной помощницей по…

Здесь, без сомнения, истоки шмелевского творчества, здесь первооснова его художественных впечатлений. Представьте себе карту старой Москвы. Особое своеобразие придает городу Москва-река. Она подходит с запада и в самой Москве делает два извива, переменяя в трех местах нагорную сторону на низины. С поворотом течения с Воробьевых гор к северу высокий берег правой стороны, понижаясь у Крымского брода (ныне Крымского моста), постепенно переходит на левую сторону, открывая на правой, против Кремля,…