Современная проза

– У вас на лбу написано, – без улыбки ответила кассирша и уставилась на экран компьютера. Ответ настолько выбил меня из колеи, что машинально я потрогал лоб, будто желая убедиться в правильности услышанного. Радостное настроение окончательно пропало. На его место пришли раздумья. – Не ломайте голову, пассажир! Лучше внимательно послушайте ещё раз, что я скажу, – кассирша опять сняла очки. Её взгляд был серьёзным, не строгим, а каким-то сочувствующим. Всем своим видом она хотела донести желание…

Он поднимает голову, прислушивается. Показа… нет, не показалось. Помере… нет, не померещилось, так и есть, мелодия бесконечно издалека, нет, быть не может, никто не может играть его мелодию, он же её ещё не написал… А вот может. Играет. Наконец, он понимает, кто игра… нет, не кто – а когда. Он смотрит. Ищет. Восемнадцатый… нет, не восемнадцатый. Девятна… нет, тоже не то, двадцатый – кто-то пиликает его мелодию, но не ту, не ту, двадцать пе… нет, не то… А вот. Отсюда он даже…

В 1926 г., после окончания профтехшколы, был направлен на работу в Шепетовский сахарный завод слесарем. Работая на этом заводе, отец встретил мою маму. Родители.1929. Моя мама, Елизавета Семёновна Лемеш, родилась в 1911 году в семье рабочего. После окончания неполной средней школы она поступила на фаянсовую фабрику в Шепетовке. В 1929 г. отец был призван в ряды Советской Армии в г. Одесса. Как имеющий среднее образование попал в команду одногодичников, однако добровольно остался…

Через выбитую дверь черного хода они попадают в общагу. В общаге стоит густая летняя тишина. В темных коридорах со стен осыпается старая краска. Жужжат и бьются о стекла мухи. Мэр поднимается на второй этаж, проходит по коридору и привычно толкает фанерную дверь. Пропускает Рауля в комнату. Обстановка в каморке такая, будто недавно граната взорвалась. Следом за Раулем копы затаскивают в комнату Жэку. Последним заходит мэр. Садится с размаху на что-то немного напоминавшее низенькую, вынесенную с пожара…

Тернавский Олег Геннадьевич. Уже почти двадцать пять лет его никто не называл по отчеству. В этом кругу даже имена звучали редко, погоняла были короче, часто подчеркивали статус, да и привычнее они для людей его круга. Шапир – им он стал на зоне и оставался до сих пор. Жаргонное «шапиро» означало «адвокат», если перевести на язык нам привычный. Как-то само собой слово сократилось, сохранив смысл для тех, кто мог бы его понять. Двадцать лет. Почти полжизни прошло в местах не столь отдаленных и в…

Очень дорогой психолог У Ирины были проблемы с мужем. На этом фоне проблемы с начальником или с соседом, увлекающимся ночным ремонтом, казались ей незначительными неприятностями. Все-таки муж не сосед. И тем более не начальник. Их-то всегда можно поменять и часто в лучшую сторону. А вот с мужем сложней. Конечно, и тут замена возможна, но на практике это очень редко ведет к улучшению полезных свойств мужа. К такому выводу Ирина пришла, обобщая и систематизируя опыт своих многократно замужних подруг.…

Этот удивительный камень, с первого взгляда, невзрачный, очаровывает глубокой игрой света, и складывается впечатление, что всполохи золота и лазури живут собственной жизнью, пытаясь открыть нам какую-то ведомую лишь им тайну – тайну рождения красоты, которую мы, несмотря на всю свою просвещенность, так и не сумели разгадать. Говорят, что мудр тот, кто признается в своем незнании. Сегодня мы недалеко ушли от наших предков, которые искали на звездном небе летопись своей судьбы, и часто оказывались…

При слове «прорвать» Македонов живо представил себе рваные клочья влажного воздуха, тучи были только бахромой, а сами прорехи уходили высоко в космос, в звездные бездны. Кафе осталось позади, голоса удалялись, смешиваясь с шумом улицы, с десятками тысяч разнообразных звуков, превратившихся в единый городской гул, как разные цвета, смешавшись, превращаются в белый. Когда-то давно ему рассказал об этом отец, когда они плыли на каком-то катере и стояли на корме, завороженные пенным следом, который…

И учитывая немаловажный факт того, что мы с вами крутим по сей день своими ножками наш жемчужно-голубой планетарный шарик, можно смело заявить, что наши предшественники справились со своей задачей. Тут, кстати, даже напрашивается свидетельство из нумерологической области, – век девятнадцатый состоит из двух цифр, единички и девятки (о нулях пока умолчим); единичка звучит как манифестация «я», девятка означает завершение. «Я завершаю», – сказал нам данный век, утёр со своего чела многострадальный…

Майкл Адам ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Самолет, протаранив густые перистые облака, стал быстро сближаться с землей. Колесами шасси он коснулся посадочной полосы, затем, словно не полностью доверяя ей, слегка подпрыгнул, как бы проверяя ее на прочность, а затем уже приземлился основательно и окончательно и быстро покатил по пятнистому, словно шкура леопарда, бетону. Подали трап, и через несколько минут стайка пассажиров уже сгрудилась на летном поле в ожидании автобуса. «Ну, вот я и на Родине», – мысленно…

Подстрекателей быстро нашли и отправили на перевоспитание. Мальчик по имени Красноклык выкинул окурок, достал из серого рюкзака тетрадку и раскрыл её. – Единство, честь, достоинство, память, единство, честь, достоинство, память. – Боишься забыть? – спросила Острозубка, симпатичная мышка с острыми передними зубами. – Разве это можно забыть? – спросил Красноклык. – Да, – согласился Чешуйка, худенькая ящерица с глазами, смотрящими в разные стороны, – каждую неделю одно и то же. Красноклык…

– Мы живем на первом этаже, давай сделаем отдельный вход для нас с Олей, а то она стесняется, когда ты дома. Пришло время удивиться маме: – Спать и есть она тут не стесняется, а видеть меня в моей же квартире – стесняется, – вдруг ее уверенность в правильности выбора сына несколько пошатнулась. – Сынок, ты подумай, тебе с ней жить. Мне Валя рассказывала по секрету, что их дедушка повесился после десяти лет совместной жизни с их бабушкой, ну а про папу Олиного ты сам знаешь, он не дожил даже до…

«Жук золотой» – авторская версия истории страны, написанная трудом, слезами, житейскими воззрениями, тяжёлыми и лёгкими делами и мыслями людей, которым выпало жить в нелёгкое (легких в России не бывает), но относительно спокойное и по-своему даже счастливое время – от смерти Сталина до начала «застоя». То есть от начала пятидесятых до середины семидесятых годов. Не всё было плохо на дебаркадере «Страна Советов». Не было нищеты и издевательского социального неравенства. Не было безработицы. Не было…

Однажды я гуляла с дочерью в парке и читала книгу о воспитании детей. Случайно встретила знакомую. Мы, как водится, поболтали, а потом она обратила внимание на мою книгу и расхохоталась до слез: «О, Боже! – говорила она. – Да тебе уже самой надо писать такие книги!» Тогда я, конечно, восприняла эти слова в шутку. После того дня прошло много месяцев и лет. Но слова той знакомой повторялись в моей жизни все чаще. Об этом говорили друзья и родные: они были уверены, что я могу написать книгу о воспитании…

Особенный ажиотаж наблюдался возле информационного окна авиакомпании «Люфтганза», где раздраженные люди пытались узнать, что им делать: многие рейсы были отменены или опаздывали. Эта очередь почти не двигалась, и возмущенные пассажиры бессмысленно шумели, требуя чего-то от двух представителей компании, которые еще больше раздражали пассажиров тем, что не демонстрировали ни особой любезности, ни расторопности. Профессор права из США Катерина Левинсток (студенты обычно называли ее «Профессор Л.»,…

Петров немного расслабился. Подобные пламенные речи он слышал уже не раз. Но если жена хочет худеть, то почему страдать должен он? На это Надежда горячо возразила, что муж просто обязан поддержать ее в тяжелом испытании. Ведь клялся же: «и в горе и в радости…» Тут позвонила по телефону Людмила и спросила, придут ли Петровы на ужин. Надежда начала лихорадочно соображать, как бы повежливее отказаться, но соседка вдруг сообщила, что к ним едет Кузькина мать, то есть свекровь. А с ней еще бригада родственников…

В повести выведены типы палача, прокурора и тюремного врача, чьи зачатки человечности глушатся водкой, а соблюдением бюрократических правил подменяется представление о законности. Исторический фон повести… основан на достоверных фактах.» Людмила Оболенская-Флам, журналист, председатель Комитета «Книги для России», Вашингтон. «Это замечательная повесть… – о страшном периоде времени в советской истории – месяцы до и после смерти Сталина. Автору удалось воссоздать тот страшный мир, пропитанный…

– Ну, вот и дома! – выдохнул Эдуард. – Хотя Питер – и родина, а дом уже здесь. Далеко-далеко от России. – А обо мне и говорить нечего. Вросла корнями, – поднялась, посмотрелась в зеркало, прошла в свою комнату и затворила дверь Ольга. Внезапно она появилась снова, явно чем-то встревоженная, и стала торопливо собираться. – Оленька, что с тобой? – перепугалась мать. – У Мара умер отец, – не могла сдержать слёз дочь. – Его уже похоронили. Я же, когда звонила ему из России, поняла, что что-то…

Варвара Сергеевна вышла из супермаркета и, обходя холодные осенние лужи, с удовольствием подумала, как позавтракает свежеиспеченной булочкой со сливочным маслом, запивая ее горячим кофе. Жаль, Валерка уже ушел на работу… Сегодня утром ей пришлось встать пораньше и, по настоянию Валерия Павловича, сдать натощак анализ крови в поликлинике, где он работал и где они когда-то познакомились. Вот уже больше года доктор тщательно следил за ее холестерином («Объедаешься сливочным маслом!»), гемоглобином…

21 июля 2019 года Пролог. Я тебя вспомнил. 1. «…Что первым вам вспоминается из детства? Наиболее ярко мне оно мерещилось накануне свадьбы. Почему – не знаю. Видимо от того, что приходилось с ним безвозвратно прощаться. Враньём оказалось то, что говорили, будто когда в твоей жизни появляются семья, а потом и дети, ты сам начинаешь ощущать этот вкус младенчества и переживаешь со своим чадом его еще раз. Словно ребёнок в тебе, не взрослея, становится старым. На деле это редкость, исключение…