Современная проза

Сначала взрослые нагибаются откуда-то сверху и подносят к тебе растянутое в улыбке лицо. Видимо, в мире действует закон, заставляющий их улыбаться, обращаясь к тебе, – улыбка, понятно, деланная, но ты понимаешь: зла тебе сделать не должны. Лица у них стремные: изрытые, в пятнах, с щетиной. Чем-то похожие на луну в окне – так же много деталей. Взрослые очень понятны, но сказать про них почти нечего. Часто бывает пакостно от их пристального внимания к твоей жизни. Вроде бы они не требуют ничего: на…

Брегет в кармане тихо прозвенел несколько нот из увертюры к "Роберту-дьяволу", и Дарвин пришел в себя. Как всегда, мысли увели его далеко, так далеко, что, открыв глаза, он не сразу понял, где он находится и для чего он здесь оказался. "За работу, - подумал он. - Начнем с того, на чем мы остановились вчера". Встав, он шагнул к стене, взял палку, поднял ее над головой и три раза сильно ударил в потолок. Прошла секунда, и оттуда ответили три таких же удара. Тогда Дарвин ударил еще раз и поставил…

– Зовут-то как? – спросил он. – Тыймы, – ответила Таня. – Ладно, – сказал милиционер, толкая вбок тяжелую дверь вагона. – Смотрите только… Дверь за ним закрылась, и летевшие из вагона вопли стали чуть тише. Электричка затормозила, и перед девушками на несколько сырых секунд возникла бугристая асфальтовая платформа, за которой стояли приземистые здания со множеством труб разной высоты и диаметра, некоторые из них слабо дымили. – Станция Крематово, – сказал из динамика бесстрастный женский…

– И я, – сказал Матвей. Семен молча встал и пошел вдоль забора по направлению к небольшой рощице за магазином. – А ты их пробовал когда-нибудь? – спросил Матвей. Петр не ответил. Такая у него была привычка – не отвечать на некоторые вопросы. Матвей не стал повторять и замолчал. – Гляди, что принес, – сказал, подходя, Семен и бросил на траву перед Матвеем что-то в мятой газете. Когда он развернул ее, Матвей увидел мухоморы – на первый взгляд, штук около двадцати, самых разных размеров и…

– У ней ведь корпус из урана, у бомбы, – продолжал он, – а кольцо-то стальное. Надо спецэлектродом приваривать. А они, во втором цеху, простым приварили. Передовики майские. Вот оно и отлетело, кольцо-то. Ты хоть помнишь, как все было? Иван прикрыл глаза. Воспоминание было какое-то тусклое, формальное, – словно он не вспоминал, а в лицах представлял себе рассказанную кем-то историю. Он видел себя со стороны: вот он нажимает тугую кнопку, которая останавливает конвейер, кнопка срабатывает с большой…

— Какой еще «решительный этап»? — Не знаю. Лица у всех перекошенные, особенно у Двадцати Ближайших, а больше ничего не поймешь. Бегают, орут. — А, — сказал Затворник, — понятно. Он, наверно, с каждым часом все отчетливей и отчетливей? А контуры все зримей? — Точно, — удивился Шестипалый. — А откуда ты знаешь? — Да я их уже штук пять видел, этих решительных этапов. Только называются по-разному. — Да ну, — сказал Шестипалый. — Он же впервые происходит. — Еще бы. Даже интересно было бы посмотреть,…

[Organizm(-:] То же самое, что у Ромео. Запертая металлическая дверь, на ней какой-то рельеф. Ванная как в гостинице. На полке под зеркалом – мыло, гель для душа, шампунь. Все в фирменной упаковке, на которой странный значок – какая-то шестеренка. Где находишься ты, Щелкунчик? [Nut cracker] В такой же комнате. Кажется, дверь отлита из бронзы. Организм, на мыле скорее не шестеренка, а звездочка. Похожа на символ, которым в книгах обозначают сноску. Такая есть даже на туалетной бумаге – на каждом…

Однажды в квартире семейства Р. раздался звонок, и маленькая девочка побежала открывать. За дверью стоял молодой человек, который на свету оказался каким-то больным, с тонкой, блестящей розовой кожицей на лице. Он сказал, что пришел предупредить о грозящей опасности. Что вроде бы в городе началась эпидемия вирусного заболевания, от которого смерть наступает за три дня, причем человека вздувает и так далее. Симптомом является появление отдельных волдырей или просто бугров. Есть надежда остаться в…

Вскоре созрел и новый термин для обозначения наметившихся тенденций в современном искусстве и философии – постмодернизм, и по сей день остающийся весьма расплывчатым понятием, которым характеризуется слишком широкий спектр явлений. Пинчона поначалу записали в лидеры «черного юмора», а затем его творчество на все лады толковали как наиболее яркое выражение постмодернизма. Однако, как и всякий большой писатель, он не укладывается в прокрустово ложе каких-либо школ и направлений. В его произведениях…

И ещё о пальце. Палец должен искать сосок. И ещё о соске. Не знаю, что на меня находит, если я сперва вижу сосок, а потом уже его ощущаю. Какое-то необъяснимое, я полагаю, воспламенение, скорее всего. Я пытался разобраться в этих своих чувствах, но не вышло ни черта – просто мысли разжижение. Он ещё сморщенный сначала, потому что холодно, понятное дело. Особенно если его покрывает влажная рубашка белого батиста, которая потом топорщится на бедре. Осторожненько её…

На «Эхо Москвы» запланирован цикл моих рассказов (читаю не я). Проснулся и Питер. РИА-новости, где сидит мой знакомый Игорь П., хочет провести со мной конференцию (я, как оказалось, являюсь частью культурной жизни культурной столицы), на что я согласился, потому что Игорь хороший человек, а жизнь уже вступила в ту фазу, когда не общаешься с кем попало. Посему жди, столица, что-нибудь из Питера просочится и в Москву. Это все новости к этому часу. Сижу один – мои пошли в ресторан, их пригласили…

Это был наш час, ворованный у семей и праздничных забот. Мир впадал в Новый год, вваливался в похмельный январский день, бежали дети в магазины за лекарством для родителей, а мы собирались бодрячками, храня верность традиции. Было нас шестеро – егерь Евсюков, инженер Сидоров, буровых дел мастер Рудаков, во всех отношениях успешный человек Раевский, просто успешный человек Леонид Александрович – и я. И вот я отворил толстую казематную дверь, и оттуда на меня сразу пахнуло каминным огнем, жаревом…

Дама огляделась и тихим беспрекословным голосом приказала телохранителю: – Костя, вы останетесь здесь! – Но, Лидия Николаевна, Эдуард Викторович меня уволит… – Я вас тоже могу уволить! – Увольняйте! Она пожала плечами, вздохнула и сказала уже не так строго: – Но вы можете хотя бы постоять в стороне? Вы же всех распугаете! – Это входит в мои обязанности. – Костя! - она уже почти просила. – Ладно. Но если что-нибудь… – Все будет хорошо! Женщина поправила волосы и пошла к подземному…

Я узнал его. И ужаснулся тому, как начисто забыл этого человека. Будто и не было его никогда на белом свете, будто не было нескольких лет в большом южном городе, бесконечных разговоров о будущем, прогулок по раскаленной солнцем набережной, сухого вина в дежурных гастрономах и отчаянной откровенности, несмотря ни на что, вопреки всему, назло самому себе. Неужели были когда-то те молодые, глупые и прекрасные годы! А ведь были! — Слушай, да ты вроде не узнаешь меня? — воскликнул он с укором. —…

— Старостью подуло, — сказал Горбунов вслух, но этих слов не услышал бы и попутчик. Их сразу подхватило порывом ветра и унесло в море. — Когда человек не верит в перемены, это значит подуло старостью. И тут уж ничего не поделаешь. Хоть волком вой, хоть соловьем свищи. Ветер все усиливался, и Горбунов в ста метрах от моря чувствовал на губах соленые брызги, а по его капюшону стучали не только капли дождя, но и сорванные ветром верхушки волн. Начинался шторм. Увидев свет в окне портовой диспетчерской,…

– Его письма ко мне, всегда недлинные, посвящены только бабочкам. Однако содержат в себе тонкий психологизм. И что-то еще неуловимое, связанное, я бы сказал, с метафизикой. Мне кажется, в этих письмах он уже работал со мной, приближал нашу встречу. Мгновенно откликнулся на мое приглашение. – Он очень опытен, виртуозен и весьма опасен. Неявно, не через резидентов, контролирует всю сеть в Анголе, Мозамбике и Зимбабве. Удивительно, что кубинцы отслеживали его связи, но почти ничего не узнали. Они…

– Ненавижу Америку! Моя бы воля, отстрелялся бы от пирса всей баллистикой, чтобы на том конце от Америки яма осталась, мир бы вздохнул. А таких, как ты, предателей, башкой о борт и рыбам на корм! Пройтись бы с «Калашниковым» по Кремлю, почистить, пока еще русские на земле остались, – Шкиранда скрипнул зубами, и на его белом лбу вспухла синяя жила ненависти. Плужников отчужденно, с изумлением смотрел на свою пятипалую руку, лежащую на деревянном столе среди древесных трещин, ножевых зарубок и сигаретных…

Кто там был, тот поймет. А. ПРОХАНОВ Глава первая Бетонная дуга эстакады искрит, как сварка. Вспышки пролетных машин. Две встречные размытые дуги, гудящие, пульсирующие. Под мост, пропадая в туннеле, идет электричка. Вокзальная площадь, веер стальных путей, вонзившихся в сырые перроны. Черные сгустки толпы. Автобусы чадно и тяжко подруливают по дуге к остановкам. Блики солнца. Гаснущие траектории. Мелькание стекла и металла. Непрерывное кружение орбит. «Москва атомарная, – думал…

ПЕРВОЕ ЗНАКОМСТВО. СПРИНГФИЛЬД Даже в патриархальном пуританском Спрингфильде семейство Гаррисонов считалось эталоном нравственных устоев. Их большой дом стоял на вершине холма Гринвуд, второй холм венчала католическая церковь Сан-Элизабет. И нередко жители городка спорили – кто из них ближе к богу… В один из солнечных майских дней к своей подруге, шестнадцатилетней Кэти Гаррисон, приехала на уик-энд Тина, маленькое кудрявое существо с живым лицом, похожим на мордочку сурка. Вольно…

Лена уже давно все продумала: она бросит мужа, Макс – уйдет от жены… Кто? Дети?! А что – дети? Они уже почти взрослые и скоро сами начнут уходить в свою, взрослую, жизнь. Так что – и так, и эдак, она бы все равно осталась одна, никому, кроме Макса, не нужная. Их жизни давно шли параллельными курсами, делая почти синхронные повороты и виражи (и это, несомненно, тоже был знак: им суждено быть вдвоем!). Он тоже женился в 89-м году, через три месяца после нее. У него тоже было двое детей, чуть младше,…