Современная проза

Я один не вступал в споры и предполагал новую культуру. Вернее, поддерживал позицию археолога-любителя и самого Овалова. Мне говорили, что я делаю это по молодости и неопытности, однако наш завкафедрой разрешил провести раскопки. Это была моя первая самостоятельная экспедиция. До сего времени я работал «на подхвате» у других, несколько лет у того же Бычихина, и уже не надеялся вырваться из положения вечного младшего научного сотрудника. Сергей ехал со мной для того, чтобы взглянуть на раскопки,…

— Не-е, Джона-Грейди она с себя враз скинет. — Ну да! Такого ковбоя поди-ка скинь. Ковбой к ей так прилепится — прям банный лист. А что скажешь насчет вон той? Ну, которая вроде как синенькой занавеской обмотана. — Не слушай его, Джон-Грейди. У ней такая рожа, будто она горела и огонь с нее сбивали граблями. Это я к тому, что та блондинка с краю — она вроде как больше в твоем вкусе. Билли качнул головой и потянулся за стопкой виски: — Ну что вы ему объясняете?…

Сесброна тревожит не только запрограммированность существования современного «маленького человека», но и — пожалуй, в большей степени — тот факт, что он готов свыкнуться с ней, не стремится изменить ни собственную судьбу, ни судьбу мира, страшась заглянуть вперед, как это происходит с учителем истории Форлоннером (рассказ «Дорога Форлоннера»), когда перед ним открывается фантастическая возможность приоткрыть завесу грядущего: «Еще один шаг, Форлоннер, еще шаг… Ты узнаешь будущее, узнаешь то, чего…

Конкистадоры 1 Война окончилась, и Каталина Монтехо перестала ждать своего мужа, так и оставшегося лежать завернутым в сорванную портьеру в захваченном баронском доме, далеко, в Германии, в Эбервальде. Его друзья ушли в очередную атаку, и на тело чужака молча смотрели разгромленные буфеты – смотрели детскими глазами крестильных чашечек, расписанных сиренью. В разбитое окно тянуло смрадом из вольера, где лежали трупы немецких овчарок, отравленных бежавшими хозяевами. Муж Каталины не погиб…

Дэвиду Абрамсону Предисловие Я рос в семье врачей и с самого детства слышал разговоры на медицинские темы, что неудивительно: отец и старшие братья были врачами общей практики, а мать – хирургом. Застольные беседы неизбежно касались медицины, однако речь шла не просто о «случаях». Больной действительно мог представлять тот или иной клинический случай, но в устах родителей случаи превращались в биографии, рассказы о жизни, об ответной реакции на болезнь, травму, стресс или несчастье. Вероятно,…

— Здра–а–а–вствуйте! – нараспев говорит ей Аннушка и кидается целоваться. — Привет, дорогая, — говорит дама, подставляя ей щеку. – Ну, что тут у нас? Все в порядке? — Все хорошо, прекрасная маркиза! – смеётся Аннушка. Тем временем из-за дома, со стороны сада появляется коренастый, лысый и загорелый мужчина, издали кланяется хозяйке и бросается к багажнику за вещами. — Поставь все в прихожую, — командует дама, а сама не спешит войти в дом, оглядывая с любовью двор, засаженный вдоль забора…

Хорошо бы начать свою пьесу так. Ведущий произносит: — Был ясный, теплый, солнечный… Пауза. — Предпоследний день… И, наконец, отчетливо: — Помпеи! Атмосфера, как в приемной у дантиста. Я болел три дня, и это прекрасно отразилось на моем здоровье. Убийца пожелал остаться неизвестным. — Как вас постричь? — Молча. «Можно ли носом стирать карандашные записи?» Выпил накануне. Ощущение — как будто проглотил заячью шапку с ушами. В советских газетах только опечатки правдивы.…

Жизнь современной женщины…     Дети,  муж, работа, плита, снова дети. Рутина, скука, серые будни. Журналист и писатель  Маша Трауб  готова показать вам, что это совсем не так.  Просто надо изменить взгляд на мир – и жизнь заиграет новыми красками. Почти  десять  лет  я работала  журналистом-международником. Журнал, газета, другая газета, опять журнал. Иногда мне казалось, что пора выбирать – или я буду замужем  за  мужем,  или  за очередным  общественно-политическим  изданием.  Мой последний…

Все это произошло в самый подходящий момент. В этот час Ольджата, богатый жилой район, окруженный несколькими гектарами леса и огражденный массивными стенами, усеянный виллами и цветущими круглый год садами, вымирал. Как пляж на закате. В такой момент ты чувствуешь себя как в луна-парке сразу после закрытия. Повсюду следы истраченной спортивной энергии: кожаный мяч «Адидас», запутавшийся в изгороди, перевернутый скейтборд на выложенной камнем дорожке, пластиковая оранжевая доска, покачивающаяся…

Официант улыбнулся в ответ. Он был очень молоденький, совсем мальчик. - Д'аккор, - сказал он и протер стол. 1 - Deux cafe - два кофе (фр.) 2 - D'accord - хорошо (фр.) Тони откинулся на стуле и шумно выдохнул воздух. - Ну и ладненько, - сказал он. И все. Вот что с нами происходило. Отсутствие атмосферы. Все размолвки предыдущего дня, когда из-за моего неумения правильно прочесть карту мы заблудились в Нейи, были забыты. И по молчаливому обоюдному согласию мы никогда не терзали друг друга…

0 Шут Основные значения этого Аркана таковы: — балбес безмозглый, которого одни демоны толкают вечно в пропасть, а другие хранят зачем-то. — человек, чей внутренний ребенок сильнее внутреннего взрослого, гений и клоун в одном лице. — живое воплощение хаоса, от которого случается великий дискомфорт, но и великая польза. — юный бог, нацепивший ради баловства человечью шкуру, на худой конец — посредник между небом и землей, курьер из Небесной Канцелярии, на полставки. Это, с одной…

Вечером Александр пришел домой из театра, накормил кота Марсика и ответил на звонок мамы: “Да-да, все в порядке, сейчас роль учить буду”. Он — стоит ли его осуждать? — скрыл от матери, что новую роль неизбежно выучит сегодня же, в тот самый день, когда ее получил. В спектакле “Дни Турбиных” ему поручили играть одного из солдат-белогвардейцев. Подойдя к зеркалу, Александр стал репетировать, произнося то с гневом, то с насмешкой, то со смирением: “Так точно!” Исчерпав весь возможный диапазон…

Перед мысленным взором читателя встают многие и разнообразные судьбы людей с их горестями и радостями, с их бедами и счастьем, с их покоем и терзающим душу страданием... Но автор вовсе не стремится найти во что бы то ни стало виновных или возложить на них и без того тяжёлую ношу, а наоборот - он исполнен самого доброго желания помочь им встать, терпеливо разделить с ними бремя и указать на то, что единственно верный и спаси­тельный путь - в Святом Православии, там, где даются силы для борьбы и победы…

* * * Глава первая Будни «БилдСтроя» Главный девиз двадцать первого века состоит всего из трех слов. И звучит он так: НЕРВЫ НАДО БЕРЕЧЬ. В наше бешеное стремительное время без устойчивой нервной системы вообще никуда. Примерно так же, как без мобильного телефона и Интернета. Будешь принимать близко к сердцу все, что происходит вокруг, станешь сильно переживать даже из-за значимых вещей, не говоря уже о пустяках – гарантированно сломаешься. Просто не выдержишь, сойдешь с дистанции, не доберешься…

Коли на аренi з'явився iлюзiонiст, - це така людина, яка дивує всесвiт тим, що в його рукавах живе рiзноманiтна текстильна гидота, - i почав волати: "Я можу втiлити всi вашi бажання та фантазiї, пiдходьте, нумо, не соромтеся, замовляйте, зараз будуть вiдбуватися дива!" - я пiдiйшла, i в мiкрофон попросила: "А чи не могли б ви убити клоунiв?" Йому не вiдразу вдалося змiнити вираз обличчя на кiлерський, мабуть, не часто йому замовляли вбивства, спiвчуваю, тривалий час вираз його обличчя залишався солодко-розчуленим,…

Воображение, как и все, что во времени, метафорично. А еще оно укоренено в земле: география. На латыни святость места обозначается словом cultu : жилище бога, где можно свершать обряды. От cultu произошло наше слово «культура», но не в том высокопарном смысле, который приобрело сейчас, а во вполне обыденном. Для людей античности святостью обладали родные и повседневные вещи: в первую очередь, домашний очаг, затем кровать, стена вокруг двора. Храм был слишком свят, чтобы в него входить. Омыть гостю…

Нет ничего противоречивее, чем это выражение — «ожидаемая продолжительность жизни»: ведь когда вам говорят такое, это означает, что ждать-то больше и нечего, впереди только смерть, и единственное, на что можно еще надеяться, чего ожидать, — что она не будет ни слишком медленной, ни слишком мучительной. Все это было известно, мне известно, и я принял это, — у меня не было выбора. Да, принял, но не на таких же условиях! Чтобы стать первым, кого она забыла! Как вообще такое могло случиться?…

– Я здоров, – отвечал старик. Они говорили, разгороженные порогом его квартиры. Сосед – на лестничной клетке, старик – в коридоре. Он стоял, прислонившись к дверному косяку, и во всей позе его и в том, как он говорил, чувствовалось не свойственное ему спокойствие. – Ты бы зашел, Костя, – попросил старик. Сосед пожал плечами, была у него такая идиотская привычка, и прошел в коридор. – Через час мне на работу, – предупредил он. – Позавтракаем, – сказал…

Говорить о распаде всегда нестерпимо больно, и автор романа, естественно, не может временами не срываться на хрип публицистики. Тот полуразрушенный домишко на дне Глебучева оврага, родительская хибара, сменить которую на благоустроенную квартиру некогда страстно желали Сергей и его жена, оказался символом малой родины, единственным местом, где, сами не осознавая того, были по–настоящему счастливы, А теперь единственное, что осталось Сергею, человеку с растоптанным сердцем и мёртвой душой, — месть!…

И Маня грустно добавила, что давно отказалась от женской забавы готовить вкусно, разнообразно или изысканно. Задача у неё простая: накормить. А был Витенька отнюдь не великаном. Не толстяком. Не Гаргантюа. И не раблезианскими замашками был Витя похож на неунывающих людей Возрождения — универсальностью возможностей и интересов. По бедности Витя умел все. Чинить часы и переплетать книги. Класть плитку в туалете. Белить. Циклевать паркет. Заваривать потекшие батареи. Гнать ювелирку на крохотном…