Современная проза

I Оказалось, что родник всегда был связан в моем сознании с памятью о матери. Раньше я и не представлял себе, что такая связь существует. Я совсем забыл о ней. Что ни говори, ведь мне было только восемь лет, когда мать умерла. С тех пор прошло тридцать три года, и ни разу я не вспомнил о нем, пока соседи, которых я хорошо знал, не стали умирать один за другим. Почему же именно тогда снова встал перед глазами тот родник? Врачи рекомендовали матери для поправки здоровья переехать в другой район,…

Зимой, когда осень погибала, кукуруза завершала свой однолетний цикл. Поле покрывалось коростой снежного наста и на нем больше ничего не росло. Вороны, прилетавшие с севера, ходили по полю вразвалку, как маленькие динозавры, оставляя за собой трехпалые отпечатки лап. В феврале, далеко на границе полей, появлялась вереница танков. Где-то там, на краю земли, они очерчивали параллельные логарифмические гирлянды гусеничных следов. Шли учения – рядом находилась закрытая танковая часть. Офицеры части…

— Можем заходить, — сказал Чек, отлипая от водосточной трубы и прекращая вращать на пальце брелок с ключами, будто какая-нибудь задрипанная ночная фея. Невнятный петербургский дождик пытался намочить на Чеке модное в посттарантиновских фильмах черное полупальто, скорее даже бушлат, чем полупальто. — С чего ты взял? — спросил из глубины воротника Максим. Он учел брелок и сделал глубокомысленный вывод, что где-то рядом есть и авто, иначе говоря, Чек является персонажем с определенным уровнем достатка.…

Черви (в карточной игре). Если в масть, то к счастью человека. Черви (земляные, а также те, что внутри человека). Поедают тело, чтобы жила планета Земля. Слава червям, которые... И многое иное покушается на тело. Например, микробы (есть и полезные и весьма вредные для тела). Слава микробам, которые... Слава! Слава! Вечная слава! А вот Душа, что для нее полезно? А что вредно? Душа - это другое. Это - совсем другое. Тот, кто оказался за пределами жизни, может рассказать о душе…

– В чем дело? Ты собираешь материал для своей гребаной диссертации? – спрашивает он Бобби. – Изображаешь тут туриста? Бобби смотрит на яблоко, зажатое в кулаке. В свете прожекторов оно блестит так ярко, что кажется несъедобным. – Просто разбираю завалы. Сам знаешь. Мазурек быстро отводит глаза в сторону, потом опускает голову, яростно ею трясет. – Ладно, – говорит он приглушенным голосом. – Ладно... твою мать. Все в порядке. В полночь, когда заканчивается смена, они идут в «Блю леди». Бобби…

Оставалось часа два до закрытия хлебного магазина. Я поставил себе целью доставить на велосипеде две обычные буханки хлеба, закупка которых была моим скромным вкладом в бесперебойное функционирование семейного механизма. Хлеб я складывал в сетку-авоську и намотывал её на руль так, чтобы она не касалась колеса. Часто хлеб был ещё тёплым и издавал уютный аромат свежей выпечки. Поход в магазин пешком представлялся скучным и неимоверно длительным мероприятием. На велосипеде было интересней. Навстречу…

Курган являл собой унылое зрелище стандартных пятиэтажек застройки семидесятых годов двадцатого века и нескольких аляповатых сооружений сталинского ампира, окруженных кварталами неистребимых деревянных домишек. Копать выехали под Челябинск, на древнее городище. Кружковцы присоединились к группе московских археологов. Правда, всего на неделю, однако руководство школы предполагало, что даже столь непродолжительное знакомство заострит чувство истории в сердцах учеников и пробудит дополнительный интерес…

Я увидел в нем крупнокалиберные пулеметы на зубцах старых стен Генуэзской крепости. И это курортный Судак? И это киммерийские мои холмы? Я смотрел, как с прутьями арматуры и бейсбольными битами идут мусульманские боевики прямо на объективы телекамер… Люди говорят, что они берут русскую землю по всему Крымскому побережью. И прошлым летом отряды меджлиса прилежно атаковали Южный берег. Идет нашествие, захват жизненного пространства для мусульман. «… Из русских тут выживут только придурки-сталкеры……

– Два шага до твоей могилы, Таир! – вопила Зейнаб. – Посмотри, какие шаги ты делаешь для себя и какие для меня, несчастный! Таир хлопал себя по дряблым ягодицам и нервничал: – Клянусь жизнью, эта женщина может свести с ума академика из Академии наук! Пойми, женщина: если шагать наоборот – будет центр. А в центре колодец копать нельзя. Постановление исполкома! Губастый Ибрагим молча жевал свой лаваш с виноградом, щуря черные глаза, разъеденные дымом от кипящего кира, – днем он работал кирщиком,…

Бедный, бедный старик! Не было у него ни Росинанта, ни Санчо Пансы, ни приличной кровати, и не бросался он с дрыном на железобетонный элеватор вызволять награбленное крестьянское зерно у этого вечно голодного внеземного чудовища, и местную колючую химзону на окраине райцентра обходил темными переулками, справедливо принимая вышку с охранником за боевой марсианский треножник, – в общем, Федор Федорович не был буйнопомешанным, но в основном история повторилась: он свихнулся на современной научной фантастике…

И вот выбрал он воскресный день, пошел к Ольге Сергеевне Малышевой, тоже уже старушке, но помоложе Отавихи, побашковитей. Эту Ольгу Сергеевну старик Глухов когда-то тайно очень любил. Тогда он был не старик, а молодой парень, и любил красивую, горластую Ольгу. Помышлял слать к Малышевым сватов, но началась революция. Объявился на селе некий молодец-комиссар, быстро окрутил сознательную Ольгу, куда-то увез. Увезти увез, а сам где-то сгинул. Где-нибудь с головой увяз в кровавой тогдашней мешанине.…

– Что ж ты сразу не сказал? – заторопился Иван.– Сидит помалкивает!..– Он налил стакан и одним духом оглушил.– Я вот такой больше люблю, чем первач. Этот с вонью, как бензин,– долго не будешь раздумывать. Кха!.. Пей. Сразу только. Старик выпил не торопясь, закусил батуном. – Как бензин, верно? – Самогон как самогон. Какой бензин? – Ну вот! – Иван хлопнул себя ладонью в грудь,– Теперь можно жить. Спасибо, дед. Хошь моих? – Протянул пачку «Памира». Старик с трудом ухватил негнущимися пальцами…

— Да уж ты со своей Вязовкой!.. — А ты знаешь ее? Чего ты сразу руками-то замахал?! Ты хоть раз бывал там? — Вязовку-то? Да я ее как облупленную знаю, вашу Вязовку! Господи, Вязовка!.. У человека — к старости, желательно, чтоб природа… — А при чем тут природа-то? — вступали другие. — Надо не от природы отталкиваться, а от работы. Я не знаю вашей Вязовки, но склад-то там есть? Человек же прежде всего насчет работы спрашивает. — Нет, — говорил Николай Григорьевич, — желательно, чтоб и природа,…

Молчание. Я струсил. Я ждал, вот-вот заговорит бабка Нечаиха своим ласковым, терпеливым голосом. — Вот гадаю, — продолжал дед Нечай, — куда приткнуться? Прям хошь петлю накидывай. А это вчерашней ночью здремнул маленько, вижу: ты вроде идешь по ограде, яички в сите несешь. Я пригляделся, а это не яички, и цыпляты живые, маленькие ишо, И ты вроде начала их по одному исть. Ешь да ишо прихваливаешь… Страсть господня! Проснулся… Хотел тебя разбудить, а забыл, что тебя нету. Парасковьюшка… язви тя…

Отец, засунув руки в карманы брюк, стоял у окна, обиженно смотрел на улицу. — Вырастили дочь, — сказал он. — Хоть беги теперь от позора… С кем она дружила-то? — опять повысил он голос. И повернулся к сыну. — Не знаешь? — Откуда я знаю? — «Откуда я знаю»! Черти… Засмеют теперь, людям только дай повод. Эх-х!.. Они долго молчали, курили, невольно прислушиваясь к возне там, в комнате. Маленький Антон молчал. — Парень-то крепкий уродился, — сказал отец страдальческим голосом. — Ну и пусть…

А в уши сыпалось Валеркино: — «…Дружно и разом напрягли медные груди и, почти не тронув копытами земли, превратились…» Вдруг — с досады, что ли, со злости ли — Роман подумал: «А кого везут-то? Кони-то? Этого… Чичикова?» Роман даже привстал в изумлении… Прошелся по горнице. Точно, Чичикова везут. Этого хмыря везут, который мертвые души скупал, ездил по краю. Елкина мать!.. вот так троечка! — Валерк! — позвал он. — А кто на тройке-то едет? — Селифан. — Селифан-то Селифан! То ж — кучер. А…

Мужчина выпил водку, смачно крякнул и подсел с бутербродом к столику. — Тоже ехать? — Мгм. — Нету машин? — Мгм, — односложно отвечал Павел, в упор разглядывая мужчину. — А что делать? — ??? — Черт… Мне надо срочно в Буланово добраться. Что же делать-то? Павел, продолжая нескромно разглядывать ухажера, спросил: — Что, живешь там? — Да нет… — Мужчине стало жарко, он приспустил с плеч доху. Павел увидел у него во внутренних карманах две бутылки водки. — В гости еду. — Понятно, — значительно…

В этом абзаце мне понравилось, во-первых, что «задним числом, я как-то по-человечески не могу…» Вот это «по-человечески» мне очень понравилось. Еще понравилось, что я не требую никаких «оргвыводов». Я даже подумал: «Может, вообще не писать?» Ведь получается, что я, благородный человек, все же — пишу на кого-то что-то такое… В чем-то таком кого-то хочу обвинить… Но как подумал, что ОНА-то уже написала, так снова взялся за ручку. ОНА небось не раздумывала! И потом, что значит — обвинить? Я не обвиняю,…

— Привет! — воскликнул Сеня. — А я к тебе… З-з-здорово! Антипов молча подал руку и подозрительно посмотрел на Сеню. — Кэ-к-как делишки? Жнем помаленьку? — затараторил Сеня. — Жнем, — сказал Антипов. — Мы тоже, понимаешь… фу-у! Дни-то!.. Золотые де-де-денечки стоят! — Ты насчет чего? — спросил Антипов. — Насчет валов. Пэ-п-п-подкинь пару. — Нету. — Антипов легонько отстранил Сеню и пошел с крыльца. — Слушай, мэ-м-монумент!.. — Сеня пошел следом за Антиповым. — Мы же к коммунизму п-подходим!..…

— Я вас учу, дураков. Ты приехай к нему, к Петьке-то, да сядь выпей с ним… — У тебя прям не голова, а сельсовет. — Да. Выпей. А потом к нему потихоньку в душу: сократись, сынок, сократись, милый. Ведь мы все пьем по праздникам… Праздничек подошел — выпей, прошел праздничек — пора на работу, а не похмеляться. Та-ак. А как же? Поговорить надо, убедить человека. Да не матерным словом, а ласковым, ласковым, оно, глядишь, скорей дойдет. — Его надо поленом по башке, а не ласковым словом. — Во-от.…