2666

В октябре 1995 года не нашли ни одной погибшей женщины в Санта-Тереса и ее окрестностях. С середины сентября, как обычно говорят, город вздохнул свободно. Тем не менее в ноябре обнаружили неопознанный женский труп в овраге Эль-Охито; потом установили ее личность: Адела Гарсия Эстрада, пятнадцати лет, пропала без вести за неделю до этого, работала на фабрике «ИстВест». По словам судмед­эксперта причиной смерти стал перелом подъязычной кости. На ней была толстовка с названием рок-группы, под ней — белый бюстгальтер. Тем не менее правую грудь ей отрезали, а сосок левой отгрызли. Делом занимались судейский Лино Ревера, а потом Ортис Ребольедо и Карлос Марин.

Двадцатого ноября, неделю спустя после того, как обнаружили труп Аделы Гарсия Эстрады, нашли неопознанное тело женщины на пустыре района Ла-Вистоса. Судя по всему, ей было где-то девятнадцать лет, а причиной смерти послужили несколько ножевых ранений в области груди, нанесенных обоюдоострым оружием; практически все были летальные. На женщине был жемчужно-серый жилет и черные брюки. Когда судмедэксперты сняли с нее черные брюки, то обнаружили под ними другие, серые. Бывают же чудны?е люди, сказал судмедэксперт. Делом занялся судейский Хуан де Дьос Мартинес. За трупом так никто и не обратился.

Четыре дня спустя на обочине дороги Санта-Тереса — Кананеа обнаружили изуродованный труп Беатрисы Консепсьон Ролдан. Причиной смерти послужила рана, возможно нанесенная мачете или ножом большого размера, которым тело вскрыли от пупка до груди. Беатрис Консепсьон Ролдан было двадцать два года, рост — метр шестьдесят пять, худая, кожа смуглая. Длинные, до середины спины, волосы. Работала официанткой в заведении в Мадеро-Норте и жила с Эводио Сифуэнтесом и его сестрой, Элианой Сифуэнтес,— впрочем, никто из них не заявил о том, что женщина пропала. На теле просматривались многочисленные гематомы, однако удар ножом был только один — смертельный; исходя из этого, судмедэксперт решил, что жертва не защищалась или была без сознания, когда ее убивали. Ее фотографию разместили в «Голосе Соноры», и в редакцию поступил анонимный звонок, сообщивший, что это Беатрис Консепсьон Ролдан, проживающая в районе Сур. Когда четыре дня спустя полиция заявилась в дом жертвы, то дом (сорок квадратных метров площади, две маленькие спальни, плюс гостиная, обставленная мебелью, обитой прозрачным пластиком) уже был давно оставлен жильцами. Соседи показали, что этот самый Эводио Сифуэнтес и его сестра Элиана примерно дней шесть уже не живут там. Одна из соседок видела, как они вытаскивали из дома чемоданы, каждый свой. Осмотрев помещение, следователи нашли минимум личных вещей брата и сестры Сифуэнтес. С самого начала делом занимался судейский Эфраин Бустело, который быстро установил: брат и сестра Сифуэнтес если и оставили в материальной действительности следы, то призрачные. Фотографий не было. Описание вышло очень размытым, чтобы не сказать противоречивым: Сифуэнтес был низкого роста и очень худой, а его сестра обладала вовсе непримечательной внешностью. Один сосед припомнил, что Эводио работал на фабрике «Файл-Сис», но среди рабочих не нашлось никого, кого бы так звали, во всяком случае за последние три месяца. Когда Эфраин Бустело запросил список рабочих шестимесячной давности, ему сказали, что, к сожалению, в результате технического сбоя, эти записи пропали или утеряны. Эфраин Бустело хотел спросить, когда у них снова появятся эти списки, ему ведь нужно их просмотреть, но менеджер вручил ему конверт с деньгами, и Бустело тут же позабыл о деле. Может, в этих списках — если они еще существовали, если их никто не сжег,— может, подумал он, и в них не оказалось бы никаких следов Эводио Сифуэнтеса. Был выдан ордер на задержание брата и сестры, бумага эта, как москит вокруг костра, некоторое время кружила по полицейским участкам страны. Дело так и не раскрыли.

В декабре на пустыре в районе Морелос, что между улицами Колима и Фуэнсанта, недалеко от подготовительной школы Морелос, обнаружили труп пропавшей неделю тому назад Мичель Рекехо. Труп нашли дети, которые обычно играли на пустыре в бейсбол. Мичель Рекехо проживала в районе Сан-Дамиан на юге города и работала на фабрике «HorizonW&E». Ей было пятнадцать, она была худенькой и общительной. Парня у нее вроде как не было. Мать вкалывала на той же фаб­рике и в свободное время подрабатывала гадалкой и целительницей. Обычно к ней ходили женщины из того же района или знакомые по фабрике, у которых были проблемы на любовном фронте. Отец работал на фабрике «Агилар&Леннокс». Каждую неделю по две смены подряд. У Мичель остались две младшие сестры десяти лет, которые ходили в школу, и брат шестнадцати лет, который работал вместе с отцом. На теле Мичель Рекехо нашли несколько ножевых ранений — в области рук и в области груди. На ней была черная блузка, в нескольких местах разодранная, судя по всему, тем же ножом. Облегающие брюки из синтетической ткани спущены до колен. Еще на ней были черные теннисные туфли «рибок». Руки связаны за спиной, некоторое время спустя кто-то заметил, что таким же узлом связали руки Эстрельи Руис Сандоваль,— услышав это, несколько полицейских улыбнулись. Делом занимался Хосе Маркес, он же рассказал о некоторых моментах Хуану де Дьос Мартинесу. Тот ему ответил, что любопытные моменты не ограничиваются узлами: раньше на пустыре рядом с подготовительной школой Морелос уже совершалось преступление. Хосе Маркес не помнил о том деле. Хуан де Дьос Мартинес сказал, что там нашли неопознанный женский труп. Тем же вечером оба судейских поехали на пустырь, где раньше обнаружили тело Мичель Рекехо. Некоторое время смотрели на тени, заливавшие землю. Потом вышли из машины и пошли между кустов, наступая на заполненные чем-то мягким пластиковые пакеты. Потом закурили. Пахло трупом. Хосе Маркес сказал, что задрался по самое не могу на этой работе, сказал, что есть место начальника охраны в Монтерее и спросил, где находится эта самая подготовительная школа. Хуан де Дьос Мартинес ткнул пальцем куда-то в темноту. Вот там, сказал он. Они пошли в ту сторону. Перешли через несколько неасфальтированных улиц и почувствовали, что за ними следят. Хосе Маркес поднес руку к кобуре и, хотя не вытащил оружие, почувствовал себя спокойнее. Так они дошли до решетчатой ограды школы. Ее освещал одинокий уличный фонарь. Вот там она лежала, сказал Хуан де Дьос Мартинес, указывая пальцем куда-то в сторону шоссе на Ногалес. Ее нашел консьерж. Убийца или убийцы должны были приехать сюда на машине. Они вытащили жертву из багажника и бросили ее на пустыре. У них это должно было занять от силы минут пять. Я даже сказал бы — десять: тут далеко от дороги. Ехали они в Кананеа. Или из Кананеа. Я бы сказал, что, судя по месту, где они выбросили труп, ехали они в Кананеа. Почему, дружище? — спросил Хосе Маркес. Потому что, если ехать из Кананеа, до Санта-Тереса есть еще куча мест, где можно избавиться от трупа. Кроме того, я думаю, они тут задержались надолго. Как мне сказали, труп был наполовину насажен на палку. Твою мать, тихо сказал Хосе Маркес. Вот и я о чем, Пепито: трудно засунуть труп, скажем, мгм, в таком виде в багажник. Скорее всего, они воткнули в нее палку рядом со школой. Ну и твари, дружище, пробормотал Хосе Маркес. Они бросили ее на землю и затем воткнули ей палку в жопу, как тебе такое? Ужасно, дружище, сказал Хосе ­Маркес. Но она ведь уже была мертвая, да? Да, она уже была мертвая, отозвался Хуан де Дьос Мартинес.

Две другие жертвы также обнаружили в декабре 1995 года. Первую звали Роса Лопес Ларьос, двадцати девяти лет, и ее тело нашли за башней «Пемекс», где по ночам некоторые парочки занимались любовью. Поначалу они приезжали на машинах и микроавтобусах, но потом место стало модным и уже не странно было видеть подростков на мотоциклах или велосипедах, а некоторые молодые парочки даже приходили туда пешком — рядом было много автобусных остановок. За башней собирались построить другое здание, но в результате дело кончилось пшиком и там осталась только строительная площадка, а за ней несколько сборных бараков, ныне пустых, а ранее служивших жильем для рабочих. Каждый вечер, иногда эпатажно, с выкрученной на максимум музыкой, но в основном скромненько на площадке выстраивались машины, и ребята, что приезжали на мотоциклах и велосипедах открывали рассохшиеся двери бараков, где зажигали фонарики или свечи, ставили музыку, а иногда даже готовили ужин. За бараками на небольшой возвышенности начинался лес — низенькие сосны посадил «Пемекс» еще во время постройки башни. Некоторые ребята в поисках уединения даже уходили в лес с одеялами. Там-то и нашли тело Росы Лопес Ларьос. Обнаружили ее двое ребят семнадцати лет. Девушка решила, что кто-то устроился поспать, но, когда они посветили фонариком, сразу поняла, что женщина мертва. Девушка закричала и в ужасе убежала оттуда. А мальчишке хватило храбрости,— впрочем, может, то было любопытство,— чтобы перевернуть покойную и посмотреть ей в лицо. Крики девушки услышали на площадке, и тут же несколько машин развернулись и уехали. В одной из машин был муниципальный полицейский, он сообщил о находке и пытался — тщетно — остановить всеобщее бегство. К приезду полиции на месте оставалось лишь несколько перепуганных подростков и муниципальный полицейский, что держал их всех под прицелом. В три утра на место преступления прибыли судебный полицейский Ортис Ребольедо и полицейский Эпифанио Галиндо. К этому времени полицейские убедили муниципального полицейского убрать свой «Таурус Магнум» — кстати, ему не полагавшийся,— и успокоить его. Эпифанио допросил девушку прямо на площадке, присев на капот патрульной машины, а Ортис Ребольедо пошел в лесок посмотреть на труп. Роса Лопес умерла в результате множественных ранений, нанесенных холодным оружием, что также располосовало ее блузку и свитер. При ней не нашли документов, поэтому поначалу внесли в базу как неопознанную жертву. А два дня спустя — и после того, как три газеты Санта-Тереса опубликовали ее фотографию,— женщина, отрекомендовавшаяся как кузина, опознала ее как Росу Лопес Ларьос и сообщила полиции все, что знала, даже адрес покойной: улица Сан-Матео, район Лас-Флорес. Башня «Пемекс» стояла рядом с шоссе на Кананеа — это было неблизко от района Лас-Флорес, но и не слишком далеко; отсюда сделали вывод, что жертва пешком или на автобусе направлялась на площадку — видимо, на свидание. Роса Лопес Ларьос жила с двумя подругами, уже давно работавшими на местных фабриках, расположенных в индустриальном парке Хенераль Сепульведа. Подружки показали, что у Росы был парень, некий Эрнесто Астудильо, родом из штата Оахака, — он развозил напитки для компании «Пепси». На складе «Пепси» сказали, что да, работал тут такой Астудильо, водил грузовик по маршруту район Лас-Флорес — район Кино, но уже четыре дня не выходил на работу, из-за чего компания его уволила. Установив его местожительство, в дом пришли с обыском, но в доме находился только друг Астудильо, с которым они делили жилище — халупу общей площадью не более двадцати квадратных метров. Друга допросили, и он показал, что у Астудильо был двоюродный брат — или друг, к которому тот относился как к кровному родственнику,— занимавшийся нелегальной переправкой эмигрантов за границу. Капец делу, сказал Эпифанио Галиндо. Тем не менее друга Астудильо попытались найти, допрашивая собратьев по ремеслу, но тамошние люди обычно молчат в ответ на все вопросы, так что ничего существенного вызнать не удалось. Ортис Ребольедо снялся с дела. Эпифанио продолжил работать с другими зацепками. Что, к примеру, случится, если Астудильо уже мертв. Если он умер, к примеру, за три дня до того, как дети нашли труп его девушки. Он спросил себя: так что же или кого же искала Роса Лопес Ларьос за башней «Пемекс» в день или ночь своей смерти. Делу, тем не менее, настал полный капец.

Второй жертвой декабря стала Эма Контрерас, но тут убийцу нашли без проблем. Эма Контрерас жила на улице Пабло Сифуэнтес в районе Аламос. Однажды ночью соседи услышали, как кто-то выкрикивал ее имя. Потом они рассказали, что, похоже, в доме был один мужчина, и этот мужчина сошел с ума. Где-то к двум ночи мужчина перестал ораторствовать и замолчал. Тогда дом погрузился в полную тишину. А около трех соседей разбудили два выстрела. В доме не горел свет, но никто не сомневался — выстрелы слышались оттуда. Затем последовали еще два выстрела, и кто-то вскрикнул. Через несколько минут они увидели, как на улицу вышел мужчина, сел в машину, запаркованную рядом, и уехал. Сосед позвонил в полицию. Патрульная машина подъехала около половины четвертого утра. Дверь дома была открыта настежь, так что полиция немедленно зашла внутрь. В большой спальне нашли тело Эмы Контрерас со связанными руками и ногами и четырьмя пылевыми ранениями, два из которых разнесли ей лицо. Делом занимался судейский Хуан де Дьос Мартинес: около четырех утра он появился на месте преступления и после осмотра дома пришел к выводу, что убийца — сожитель (или любовник) жертвы, полицейский Хайме Санчес, тот самый, что несколько дней тому назад угрожал разбегающимся от башни «Пемекс» парочкам бразильским «Магнумом Таурусом». Выдали ордер на розыск и задержание. В шесть утра его нашли в баре «У Серафино». В это время бар был уже закрыт, но внутри шла партия в покер. Рядом со столом с игроками и зрителями у стойки расположилась компания полуночников — кстати, полицейских там было больше одного: люди пили и беседовали. Хайме Санчес стоял среди них. Получив эту информацию, Хуан де Дьос Мартинес велел оцепить бар и не выпускать подозреваемого ни под каким видом, но также приказал не входить без него. Хайме Санчес разговаривал о женщинах, когда увидел, что в бар входят судейский и еще два полицейских. Он продолжил говорить. Среди глазеющих на партию сидел Ортис Ребольедо, увидев Хуана, он поднялся и спросил, что привело его сюда в такой поздний час. Да арестовать хочу кой-кого, сказал Хуан, а Ортис Ребольедо широко улыбнулся. Ты и эти двое? — спросил он. А потом сказал: слышь, засранец, иди-ка отсоси. Хуан де Дьос Мартинес посмотрел на него так, словно видел в первый раз, отодвинул и подошел к Хайме Санчесу. Оттуда он увидел, что Ортис Ребольедо удерживает за руку одного из полицейских — тот что-то говорил и говорил. Наверное, рассказывает, за кем я пришел, подумал Хуан. Хайме Санчес сдался без сопротивления. Хуан де Дьос нащупал у него под пиджаком кобуру и «Магнум Таурус». Вот из этого ты ее застрелил? — спросил он. Я нажрался и потерял контроль над собой, сказал Санчес. Не унижай меня перед друзьями. Да срать я хотел на твоих друзей, сказал Хуан, защелкивая наручники. Когда они выходили, партия в покер возобновилась как ни в чем не бывало.

В январе 1996 года Клаус Хаас снова собрал прессу. В этот раз пришло меньше журналистов, но те, что явились в тюрьму Санта-Тереса, не встретили никаких препятствий для своей обычной деятельности. Хаас спросил журналистов: как это возможно, что убийца (то есть он) в тюрьме, а убийства продолжаются. Он рассказал об узле, которым были связаны руки Мичель Рекехо — точно таким же связали Эстрелью Руис Сандоваль, единственную жертву, с которой, как утверждал Хаас, он был знаком — причем исключительно на почве взаимного интереса к информатике и компьютерам. Газета «Ла-Расон», в которой работал Серхио Гонсалес, отправила туда зеленого журналиста из отдела криминальной хроники — тот прочитал материалы дела в самолете, который нес его в Эрмосильо. Среди материалов были и отчеты Серхио Гонсалеса, который остался в столице писать большую статью о новой латиноамериканской и мексиканской прозе. Прежде чем отправить салагу, завотделом криминальной хроники поднялся по лестнице на пять этажей, отделявших его от культуры,— впрочем, он практически никогда не пользовался лифтом,— и спросил, хочет ли Серхио поехать. Тот молча посмотрел на него, а потом отрицательно покачал головой. Также в январе санта-терезианское отделение объединения «Женщины Соноры за демократию и мир» собрало пресс-конференцию, на которую явились только представители местной прессы; и там они сообщили, что родственники погибших женщин подвергаются оскорблениям и унижениям, а также показали письма, которые хотели по этому поводу отправить губернатору штата, лиценциату Хосе Андресу Брисеньо (из Партии национального действия), и в Генеральную прокуратуру респуб­лики. На эти письма им никто не ответил. Число членов санта-терезианского отделения ЖСДМ выросло с трех до двадцати. Впрочем, январь 1996 года выдался не таким уж плохим для полиции города. Трех чуваков застрелили в баре рядом со старой веткой железной дороги — видимо, сводили счеты наркоторговцы. Обезглавленный труп центральноамериканца нашли на тропе контрабандистов. Толстый и низенький мужик в странном галстуке (сплошняком радуги и обнаженные женщины с головами животных) выстрелил себе в нёбо во время игры в русскую рулетку в ночном заведении Мадеро-Норте. А вот женских трупов не нашли — ни на пустырях, ни на окраинах, ни в пустыне.

Тем не менее в начале февраля аноним позвонил в полицию: в старом железнодорожном бараке лежит труп. Тело, как сказал судмедэксперт, принадлежало женщине лет тридцати, хотя на первый взгляд ей можно было дать и все сорок. Причина смерти — две раны, нанесенные холодным оружием. Обе смертельные. Также на теле обнаружили глубокие раны на предплечьях. Экспертиза заявила, что, похоже, они были нанесены кинжалом, причем большим, с тяжелым клинком — как у тех, что показывают в американских фильмах. Когда к эксперту обратились с уточняющим вопросом, тот добавил: такие кинжалы показывают в западных американских фильмах, с такими ходят на медведей. То есть речь шла прямо о громадном кинжале. На третий день эксперт сообщил еще одну важную вещь. Погибшая была индианкой. Он могла принадлежать к племени яки — но это ему казалось неправдоподобным, а могла быть из пима — но это он тоже не считал вероятным. Была еще возможность, что жертва принадлежала племени майо, что проживало на юге штата, но, честно говоря, ему и это не казалось вероятным. Так из какого племени была индианка? Возможно, из сери, но, согласно эксперту, там присутствовали такие физические характеристики, что опровергали и эту гипотезу. Нет, конечно, она могла быть из индейцев папаго — в конце концов, это было бы наиболее правдоподобно, ведь папаго изначально селились близ Санта-Тереса,— но и тут эксперт сомневался. На четвертый день судмедэксперт, которого ученики уже прозвали сонорским доктором Менгеле, сказал после долгих раздумий и сомнений, что убитая индианка — совершенно точно из племени тараумара. Что тараумара забыла в Санта-Тереса? Возможно, она работала помощницей по хозяйству в каком-нибудь доме среднего класса или у богатых. Или ждала переправки в Соединенные Штаты. Следствие обратилось к своим информантам среди польерос [24] и сосредоточилось также на поиске семьи, у которой вдруг пропала бы домработница. Скоро о деле забыли.

Следующую жертву нашли между шоссе в Касас-Неграсе и безымянным ущельем, заросшим кустарником и дикими цветами. Это была первая из мартовских покойниц, а март выдался особо тяжелым: за этот месяц нашли еще пять трупов. Среди шестерых полицейских, что прибыли на место, приехал и Лало Кура. Погибшей было не больше десяти лет. Рост — метр двадцать семь сантиметров. На ней были ботинки из прозрачного пластика, застегивающиеся на металлическую пряжку. Волосы — каштановые, челка — более светлая, словно окрашенная. На теле обнаружены восемь ножевых ран, три — в области сердца. Один из полицейских расплакался, когда ее увидел. Чуваки из скорой спустились в ущелье и принялись привязывать ее к носилкам — подъем был тяжелым и никто не хотел оступиться и уронить изуродованное тельце на землю. О ее пропаже никто не заявил. Как официально сообщила полиция, девочка была не из Санта-Тереса. Что она тут делала? Зачем приехала? Этого они не сказали. Описание выслали факсом в несколько других комиссариатов полиции. Следствие вел судейский Анхель Фернандес, дело быстро закрыли.

Несколько дней спустя в параллельном ущелье с другой стороны шоссе в Касас-Неграсе нашли труп другой девочки: возраст — около тринадцати, смерть наступила в результате удушения. Как и в предыдущем случае, на теле не обнаружили ни единого документа, который помог бы ее идентифицировать. На ней были белые шорты, серая толстовка с логотипом футбольной команды. По словам судмедэксперта, она умерла по крайней мере четыре дня назад, вполне возможно, трупы выбросили в один и тот же день. Хуану де Дьос Мартинесу это идея показалась странной, если не сказать идиотской: если убийца выбросил первый труп в ущелье, то ему бы пришлось оставить машину недалеко от шоссе в Касас-Неграсе с другим трупом в багажнике; при этом он сильно рисковал, что машина привлечет внимание полицейского патруля или даже наглых воришек, которые вполне могли ее угнать; то же самое можно было бы сказать по поводу мнения, что первый труп выбросили с другой стороны дороги близ поселения под названием Эль-Обелиско, которое с натяжкой можно было бы назвать поселением,— скорее это было убежище для беднейших из бедных, что каждый день приезжали сюда с юга Мексики и ночевали там или даже умирали в халупах, которые они сами считали не домами, а неким перевалочным пунктом на дороге куда-то еще в поисках пропитания. Некоторые называли его не Обелиско, а Морильня. И отчасти были правы — не было тут никакого обелиска, а люди умирали гораздо быстрее, чем в других местах. Но обелиск когда-то тут стоял — во времена, когда город еще не распространился до этого места, а Касас-Неграс был, скажем так, отдельной деревней. Это был каменный памятник, точнее сказать, обелиск из трех камней, водруженных друг на друга: что он изображал, никто толком не понимал, но с помощью воображения или чувства юмора можно было посчитать его древним обелиском или обелиском, нарисованным ребенком, который только учится рисовать, неким чудовищным малышом, что жил в пригороде Санта-Тереса, гулял по пустыне, поедая скорпионов и ящериц, и никогда не смыкал глаз. С практической точки зрения, как думал Хуан де Дьос Мартинес, было проще избавиться от обоих трупов в ­одном ­месте — сначала от одного, потом от другого. И не тащить первый до ущелья, которое находилось довольно далеко от шоссе, а сбросить прямо тут, в нескольких метрах от обочины. То же самое касалось второго. Зачем идти до окраин Обелиско, рискуя быть увиденным, если можно выкинуть тело в любом другом месте? Если только в машине не ехало трое убийц: один за рулем, а двое для того, чтобы быстро избавиться от мертвых девочек,— ведь те буквально ничего не весили, в смысле, весили как маленький чемодан, так что двум мужчинам не составило бы никакого труда их нести. И тогда то, что был выбран именно Эль-Обелиско, виделось совершенно в другом свете. А что, если убийцы посчитали, что полиция сразу заподозрит обитателей этого моря бумажных домиков? Но тогда почему бы не избавиться от трупов в одном и том же месте? Хотя бы из соображений правдоподобия? Да и почему не подумать, что обе девочки вполне могли жить в Эль-Обелиско? В каком еще районе Санта-Тереса могли жить девочки десяти лет, за телами которых никто не обратился? Но тогда… тогда убийцы были не на машине? Они перешли шоссе с первой мертвой девочкой и пошли к ущелью, ближайшему к Касас-Неграсу, и выбросили ее там? И почему, если они уже дали себе такой труд, не закопать жертв? Потому что дно ущелья было твердым, а у них не было при себе инструментов? Делом занимался судейский Анхель Фернандес: он устроил облаву в Эль-Обелиско и задержал двадцать человек. Четверых отправили в тюрьму за совершенные — и доказанные — ограбления. Один умер в подвале участка номер два от туберкулеза (так сказал судмедэксперт). Но никто не сознался в убийстве девочек.

Спустя неделю после того, как в окрестностях Эль-Обелиско обнаружили труп тринадцатилетней девочки, на обочине шоссе в Кананеа нашли мертвое тело девушки лет шестнадцати. Рост — примерно метр шестьдесят, волосы длинные черные, худенькая. Ножевое ранение — одно, в область живота, глубокое, буквально вскрывшее тело. Но смерть, по мнению эксперта, последовала от удушения и перелома подъязычной кости. С места, где нашли труп, просматривалась гряда низких холмов, рассыпанные тут и там домики желтого и белого цвета с низенькими крышами, какие-то ангары, где сборочные фабрики хранили запасные части, и дороги, что отходили от шоссе и рассеивались как сны, безо всякой причины. Согласно заявлению полиции, жертва, судя по всему, была из автостопщиц. Ее изнасиловали. Попытки установить личность убитой ничего не дали, и дело закрыли.