2666
Шрифт:
Практически в то же время был найден труп другой девушки, примерно шестнадцати лет; ее несколько раз ударили ножом и изуродовали (впрочем, возможно, над телом потрудились местные собаки); труп лежал у подножия холма Эстрелья на северо-востоке города, за много километров от места, где нашли первых жертв марта. Худенькая, с черными длинными волосами — она казалась сестрой-близнецом девушки-автостопщицы, которую нашли на обочине шоссе в Кананеа. Во всяком случае, так говорили некоторые полицейские. Как и у той жертвы, на теле девушки не обнаружили ни одного документа, который помог бы установить ее личность. В прессе Санта-Тереса писали о проклятых сестрах, а затем, подхватив это у полиции, о злополучных близнецах. Делом занимался судебный полицейский Карлос Марин, и оно очень быстро перешло в категорию нераскрытых.
В конце марта, в тот же день, были найдены две последние жертвы. Первую звали Беверли Бельтран Ойос. Ей было шестнадцать, и она работала на фабрике в индустриальном парке Хенераль Сепульведа. Пропала три дня тому назад. Ее мать, Исабель Ойос, пришла в один из центральных участков и, прождав пять часов, сумела пробиться к полицейскому; приняли ее с большой неохотой, но заявление взяли, подписали и перешли к следующему делу. У Беверли, в отличие от предыдущих мартовских жертв, были каштановые волосы. Но также имелось и некоторое сходство: худенькая, метр шестьдесят два ростом, длинные волосы. Тело нашли дети на пустыре к западу от индустриального парка — туда, кстати, сложно доехать на машине. На трупе обнаружили
Следующую жертву того дня — и последнюю в марте — нашли на пустыре к западу от района Ремедьос-Майор и нелегальной свалки Эль-Чиле и к югу от индустриального парка Хенераль Сепульведа. Согласно судейскому Хосе Маркесу, которому поручили вести это дело, девушка была очень привлекательной: длинные ноги, худенькая, но не тощая, с большой грудью, волосы ниже плеча. Как в вагине, так и в анусе имелись повреждения. Ее изнасиловали, а потом резали ножом, пока не убили. Согласно заявлению судмедэксперта, ей было от восемнадцати до двадцати лет. Бумаг, которые могли помочь установить ее личность, на теле не обнаружили; за трупом никто не явился, и, подождав некоторое время, ее похоронили в общей могиле.
Второго апреля в программе Рейнальдо снова выступила Флорита Альмада, на этот раз в компании активисток ЖСДМ. Флорита Альмада сказала, что пришла только затем, чтобы представить этих женщин,— им, мол, есть что сказать. И тут же активистки заговорили о безнаказанности, что правит бал в Санта-Тереса, о медлительности полиции, о коррупции и числе погибших женщин, что росло не прекращая, начиная с 1993 года. Потом они поблагодарили любезную публику и Флориту Альмаду и попрощались — правда, перед этим призвали губернатора штата, лиценциата Хосе Андреса Брисеньо, положить конец невыносимому положению в стране, где, как считается, уважают права человека и закон. Директор канала позвонил Рейнальдо и хотел его уволить. У Рейнальдо случился нервный срыв, и он сказал: увольняете? Ну и пожалуйста, если вам так приказали. Директор канала обозвал его пидором и подстрекателем. Рейнальдо заперся в своей уборной и начал звонить людям в Лос-Анджелесе — у тех была радиостанция и они были не против нанять его. Продюсер программы сказал директору, что Рейнальдо надо оставить в покое. Директор отправил за Рейнальдо свою секретаршу. Рейнальдо отказался идти и продолжил говорить по телефону. Чикано [25], с которым он разговаривал, рассказал историю про серийного убийцу в Лос-Анджелесе, тот убивал только гомосексуалистов. Боже ты мой, сказал Рейнальдо, у нас тут кто-то только женщин убивает. Чувак из Лос-Анджелеса пасся в гей-барах. Такое часто бывает — волк идет за стадом овец. Маньяк из Лос-Анджелеса соблазнял гомосексуалистов в их заведениях или на улицах, где стояли мужчины-проститутки, а потом увозил их куда-то и там убивал. Такой же кровавый палач, как Джек Потрошитель. Он буквально разделывал свои жертвы. Про него снимут какой-нибудь фильм? — поинтересовался Рейнальдо. Да уже сняли, отозвался чикано на том конце провода. Значит, его схватила полиция? Ну конечно. Какое счастье! — воскликнул Рейнальдо. А кто занят в картине? Киану Ривз, ответил чикано. Киану в роли убийцы? Нет, в роли полицейского, который его ловит. И кто же играет убийцу? Этот блондин, как его там, у него еще как у одного персонажа из романа Сэлинджера. Эх, не читал я этого автора, сознался Рейнальдо. Сэлинджера не читал? — удивился чикано. Ну вот нет, не читал. Это огромный пробел, дружище, сообщил чикано. Я в последнее время читаю только авторов-геев, сказал Рейнальдо. Если возможно — то гей-авторов такого же культурного уровня, что у меня. Это все ты мне в ЛА расскажешь, засмеялся чикано. По окончании разговора Рейнальдо закрыл глаза и представил, как живет в районе с огромными пальмами, с маленькими, но красивыми виллочками и соседями, которые все хотят стать актерами — а он их проинтервьюирует еще до того, как они добьются славы. Затем поговорил с продюсером и директором и сразу с обоими на пороге своей гримерки: его просили забыть об инциденте и продолжить работу. Рейнальдо сообщил, что ему нужно время подумать — у него есть и другие предложения по работе. Этим вечером он закатил праздник в своем отделе, и уже ранним утром друзья предложили сходить на пляж и там встретить рассвет. А он заперся у себя в спальне и позвонил Флорите Альмаде. Прозвучал третий гудок, и ясновидящая сняла трубку. Рейнальдо спросил, не разбудил ли он ее. Флорита Альмада сказала, что да, разбудил, но это совсем неважно, потому что ей снился как раз он собственной персоной. Рейнальдо попросил ее пересказать сон. Флорита Альмада заговорила о дожде из падающих звезд на пляже в Соноре и описала ребенка, похожего на него. И этот ребенок смотрел на падающие звезды? — спросил Рейнальдо. Да, откликнулась Флорита, смотрел на падающие звезды, а море ласкало ему щиколотки. Какая красота, сказал Рейнальдо. Мне тоже так показалось. Очень, очень красивый сон тебе приснился, Флорита. Да, сказала она.
Программу с Флоритой Альмадой и женщинами из ЖСДМ смотрело много людей. Эльвира Кампос, директриса психиатрической больницы Санта-Тереса, ее видела и рассказала о ней Хуану де Дьос Мартинесу, который не видел. Дон Педро Ренхифо, прежний хозяин Лало Кура, который жил, практически не выезжая, на своем ранчо на окраине Санта-Тереса, тоже ее видел, но ничего никому не сказал, хотя его доверенный человек, Пэт О’Бэннион, сидел рядом с ним. Текила, один из друзей Клауса Хааса, смотрел ее в тюрьме и рассказал о ней Хаасу,— впрочем, тот не придал ей особого значения. Не имеет никакого значения то, что говорят или думают эти злобные бабки, сказал он. Убийца продолжает убивать, а я сижу взаперти. Вот это — непреложный факт. Кто-то должен именно об этом подумать и сделать выводы. Той же ночью в своей камере Хаас сказал: убийца снаружи, а я — внутри. Но в этот сраный город заявится кто-то хуже меня и хуже убийцы. Слышишь приближающиеся шаги? Слышишь его шаги? Слышь, ты, блондин, заткнись, сказал Фарфан со своей койки. Хаас замолчал.
В первую неделю апреля нашли труп другой женщины на пустырях, что тянутся на восток от старых железнодорожных складов. Никаких документов у жертвы при себе не было, разве что карточка без фотографии, из которой явствовало, что она работает на фабрике «Датч & Роудс» и ее имя — Саграрио Баэса Лопес. На теле было много ран, нанесенных холодным оружием, а также признаков изнасилования. Ей было примерно двадцать лет. Полиция наведалась на фабрику, и оказалось, что работница Саграрио Баэса Лопес жива-здорова. Ее допросили, и она заявила, что никогда не знала покойную и никогда ее не видела. Да, карточку потеряла где-то полгода назад. И наконец, она вела жизнь приличной женщины, посвящала себя работе и семье, с которой проживала в районе Карранса, и у нее никогда не было проблем с полицией — это же подтвердили ее подруги с работы. В архивах «Датч & Роудс» действительно обнаружилась точная дата, когда ей выдали новую карточку с предупреждением быть более осторожной и не терять ее. Как удостоверение одной женщины оказалось на трупе другой женщины? — спросил себя судебный полицейский Эфраин Бустело. Несколько дней он допрашивал персонал «Датч & Роудс»— а вдруг покойница тоже работала здесь, но все уволившиеся до этого женщины никак не подходили под описание внешности жертвы. Три возрастом от двадцати пяти и до тридцати лет решили уехать в Соединенные Штаты. Другую, толстенькую и невысокую, уволили за попытку создать на фабрике профсоюз. Дело было потихоньку закрыто.
В последнюю неделю апреля нашли мертвой еще одну женщину. Согласно заключению судмедэксперта,
перед смертью ее жестоко избили. Причиной смерти, тем не менее, оказались удушение и перелом подъязычной кости. Труп нашли в пустыне, где-то в пятидесяти метрах от второстепенной дороги на восток, к горам: здесь время от времени садились самолеты наркобаронов. Делом занялся судейский Анхель Фернандес. При покойной не было документов, ее не объявили без вести пропавшей ни в каком полицейском участке Санта-Тереса. Газеты не стали печатать ее фотографию, хотя полиция передала три снимка изуродованного лица в «Вестник севера», «Голос Соноры» и «Трибуну Санта-Тереса».В мае 1996 года женских трупов не находили. Лало Кура поучаствовал в расследовании дела об угоне машин: его быстро раскрыли, задержав пятерых человек. Эпифанио Галиндо поехал в тюрьму проведать Хааса. Разговор выдался коротким. Мэр Санта-Тереса заявил прессе, что граждане могут спать спокойно — убийца схвачен, а последующие убийства женщин — дело рук обычных преступников. Хуан де Дьос Мартинес занимался делом об ограблении и нанесении тяжких телесных повреждений. Преступников нашел за два дня. В тюрьме Санта-Тереса покончил с собой молодой человек двадцати одного года, находившийся там в предварительном заключении. Американский консул Конан Митчелл отправился на охоту в предгорья на ранчо, которое принадлежало предпринимателю Конраду Падилья. Там его уже ждали друзья — ректор университета Пабло Негрете и банкир Хуан Саласар Креспо, а также третий тип, которого никто не знал — такой полный, низенького роста, рыжий,— так вот он ни разу не поучаствовал в охоте, потому что, сказал он, оружие нервирует, а еще у меня больное сердце. Типа звали Рене Альварадо. Этот Рене Альварадо был родом из Гуадалахары, и, как говорили, играл на бирже. По утрам, когда они выезжали на охоту, Альварадо заворачивался в одеяло и садился в кресло на террасе лицом к горам — и в руках у него всегда была книга.
В июне убили танцовщицу из бара «Эль-Пеликано». Очевидцы показали, что женщина была в баре и танцевала полуобнаженной, и тут пришел ее муж, Хулиан Сентено, который, не сказав жертве ни слова, выпустил в нее четыре пули. Танцовщица, которую все знали под именем Паула или Паулина — хотя в других заведениях Санта-Тереса ее также знали под именем Норма,— упала как молнией сраженная и так и не пришла в сознание, хотя несколько ее коллег попытались ее реанимировать. Когда приехала скорая, она уже умерла. Делом занимался судейский Ортис Ребольедо; на рассвете он заявился к Хулиану Сентено, но нашел дом пустым, причем было видно, что человек в спешке собирал вещи. Этому Хулиану Сентено было сорок восемь лет, а танцовщице, как сказали ее коллеги, еще и двадцати трех не исполнилось. Он был из Веракруса, она из столицы, и они приехали в Сонору пару лет тому назад. Танцовщица утверждала, что они состоят в законном браке. Поначалу никто не мог сказать, какая фамилия у этой Паулы или Паулины. У нее дома, в крохотной квартирке с минимумом мебели, по адресу: улица Лоренсо Коваррубиас, 79, что в районе Мадеро-Норте, не нашли никаких бумаг, могущих удостоверить имя жертвы. Возможно, конечно, Сентено их сжег, но Ортис Ребольедо склонялся к мысли, что, скорее всего, Паулина жила последние годы без единого документа, который бы свидетельствовал о том, что она есть — подобное часто случалось среди выступающих в кабаре женщин и кочующих из города в город шлюх. Однако в факсе, пришедшем из Полицейского регистра столицы, было сказано, что Паулину звали Паула Санчес Гарсес. В досье на нее фигурировали несколько задержаний за проституцию — похоже, она занималась ей с пятнадцати лет. Ее товарки из «Эль-Пеликано» сообщили, что жертва недавно влюбилась в клиента, парня, фамилии которого они не знали, а знали только, что его зовут Густаво и что она думала бросить Сентено и жить с ним. Поиски Сентено ничего не дали.
Через несколько дней после убийства Паулы Санчес Гарсес рядом с шоссе на Касас-Неграс нашли труп девушки семнадцати примерно лет, рост — метр семьдесят, длинные волосы, худенькая. На трупе обнаружили три раны, нанесенные колюще-режущим предметом, на запястьях и на щиколотках ссадины, на шее — следы пальцев. Смерть, как показал судмедэксперт, наступила в результате раны, нанесенной холодным оружием. На девушке были красная футболка, белый бюстгальтер, черные трусы и красные туфли на каблуках. И ни брюк, ни юбки. Из вагины и анального отверстия взяли мазки и пришли к выводу, что жертву изнасиловали. Потом помощник судмедэксперта обнаружил, что туфли, которые были надеты на женщине, на два размера больше, чем нужно. Идентифицировать женщину не удалось, и дело закрыли.
В конце июня нашли труп другой безымянной жертвы — тот лежал у выезда из района Эль-Сересаль, рядом с шоссе на Пуэбло Асуль. Тело принадлежало женщине примерно двадцати одного года и было буквально изрезано ножом. Позже судмедэксперт насчитал двадцать семь ранений, учитывая и тяжелые, и легкие. На следующий день после обнаружения трупа в участок пришли родители Аны Эрнандес Сесилио, семнадцати лет, которая пропала без вести неделю назад, и они опознали жертву как свою дочь. Три дня спустя, когда предполагаемую Ану Эрнандес Сесилио уже похоронили на городском кладбище, в участок явилась настоящая Ана Эрнандес Сесилио и сказала, что убежала вместе со своим парнем. Оба продолжали жить в Санта-Тереса в районе Сан-Бартоломе, оба работали на фабрике в индустриальном парке Арсенио Фаррель. Родители Аны Эрнандес засвидетельствовали истинность ее заявления. Тогда был отдан приказ об эксгумации трупа, найденного у шоссе на Пуэбло Асуль, и следствие продолжилось — его вели судейские Хуан де Дьос Мартинес и Анхель Фернандес, а также полицейский Эпифанио Галиндо. Последний обошел районы Майторена и Эль-Сересаль в компании старого бакалейщика, некогда служившего в полиции. Таким образом они выяснили, что некоего Артуро Оливареса бросила жена. Странным же было то, что женщина не забрала с собой детей — мальчика двух лет и девочку всего несколько месяцев от роду. Разбираясь с другими зацепками, Эпифанио попросил бывшего полицейского держать его в курсе передвижений этого Оливареса. Так выяснили, что время от времени к подозреваемому заходит некий Сеговья, который оказался двоюродным братом Оливареса. Сеговья жил в районе на западе Санта-Тереса и, похоже, нигде не работал. За месяц до случившегося он довольно редко показывался в районе Майторена. За Сеговьей установили наблюдение и нашли пару свидетелей, которые видели, как тот возвращается домой в окровавленной рубашке. Свидетелями выступили соседи, с которыми у Сеговьи были не лучшие отношения. Он зарабатывал на жизнь посредничеством на собачьих боях, их устраивали во дворах некоторых домов в районе Аурора. Хуан де Дьос Мартинес и Анхель Фернандес вошли к Сеговье в дом, пока того не было. Но не нашли ничего, что прямо указывало бы на то, что именно он убил ту девушку с шоссе на Пуэбло Асуль. Они спросили одного полицейского, державшего бойцовых собак, не знает ли он такого Сеговью. Полицейский ответил, что да, знает. Ему и поручили наблюдать за ним. Два дня спустя полицейский сказал им, что последнее время Сеговья не только занимался посредничеством, но и сам делал ставки. Естественно, проигрывал всё, но через неделю опять делал ставки. Кто-то его снабжает деньгами, сказал Анхель Фернандес. Они продолжили наблюдение. Каждую неделю по меньшей мере тот заявлялся к своему кузену. Эпифанио Галиндо взял на себя наблюдение за Оливаресом. Оказалось, тот продает вещи из своего дома. Оливарес, похоже, собирается свалить, сказал Эпифанио. По воскресеньям он играл в футбол с командой своего района. Футбольное поле находилось буквально рядом с шоссе на Пуэбло Асуль. Когда Оливарес увидел, что к нему подходят полицейские — двое в штатском, трое в форме,— он перестал играть, но поджидал их все равно на поле, словно бы оно было каким-то ментальным пространством, которое защитило бы его от любого несчастья. Эпифанио попросил его назваться и надел наручники. Оливарес не сопротивлялся. Другие игроки и тридцать где-то зрителей, которые следили за игрой, замерли на местах. Абсолютное молчание накрыло футбольное поле — так Эпифанио этим вечером описал сцену Лало Кура. Полицейский махнул в сторону пустыни, что начиналась по другую сторону дороги, и спросил, там ли он ее убил или у себя дома. Там-там, ответил Оливарес. Дети остались с женой одного из друзей Оливареса — он там всегда их оставлял, когда по воскресеньям играл в футбол. Ты это сделал сам или тебе двоюродный брат помог? Он помог, сказал Оливарес, но не так-то прямо сильно.