Анна Нимф

Впервые я не поехала в Бюро на машине: у меня тряслись поджилки, и я решила прогуляться пешком. Если быстрым шагом и напрямую, то всего минут пятнадцать ходьбы. Пока лицо обдувал ветер, я не замечала ни шумов, ни прохожих, ни запахов.

Алан… Он исчез или остался?

Что, если этот день разделит мою жизнь на «до» и «после»?

«Твой выбор. Твоя ответственность», – шелестом отдалась в голове фраза, произнесенная стариком. Сегодня мне придется черпать последствия этого решения, какими бы они ни оказались.

Дверь была заперта, я открыла её собственным ключом. Внутри тихо, никого. Осмотрев кабинет, я не нашла аргументов ни «за», ни «против» того, что что-то стало иным. Спал оракул, и я с надрывом в голосе спросила его:

– Подскажешь мне? Победа или катастрофа?

Но горгул – сейчас статуя походила именно на него – молчал, не открывая глаз. Хоть что-то стабильно.

И, неспособная справиться с волнением, я опустилась в кресло, прикрыла глаза.

Не знаю, сколько я просидела бы так, пытаясь вспомнить, когда в последний раз поддавалась панике, но звякнул дверной колокольчик. В офис вошел… Алан.

У меня колотилось сердце, как у ненормальной, у меня потели ладони.

Он выглядел как обычно – рубаха с коротким рукавом, разве что вместо шорт штаны. Сегодня было прохладно. Напарник нес что-то в руках.

– Привет, моя милая. Вот наш с тобой кофе и пончики – выбрал твои любимые вкусы.

Значит, он не уволился, он не исчез. Пришел когда-то работать в Бюро, мы познакомились, мы работаем вместе. Отлично. Облегчение вымывало тревогу несмелым прибоем. А Дилбор?

Я все еще сидела, не шевелясь. Кое-как разжимались внутренние тиски, откатывался вбок придавивший душу камень. Я и Алан… Алан и я… Хорошо. Казалось, я накатила коньяка сразу половину стакана. Реальность не изогнулась? Я очень этого не хотела, но не могла исключить фактор соскользнувшего с вершины горы камешка, повлекшего за собой камнепад.

– Сейчас мы тебя прихорошим, – вещал мой любимый бугай с усиками бодро, – наколдуем тебе фиолетовые глаза, после наймем грузовик. Погрузим наши артефакты, отправим в твоей компании Кренцу…

На мой парализованный вид и наткнулись голубые глаза Ала.

– Эй, все в порядке? Видок у тебя неважный… Плохо спала?

Кажется, я вообще не спала, где-то гуляла. По иным мирам. И последующий вопрос прозвучал хрипло – самый важный вопрос, который надлежало задать.

– Как твой брат?

– Брат?

Алан мигнул на мгновение и, не задумавшись, ответил:

– Нормально… Звонил на прошлой неделе.

И подвис сам.

Я видела, как менялось выражение его лица. Алан Станислав Корс, потомственный маг-трансморф, сейчас нащупывал в голове две линии воспоминаний. И не знал, какая верная. В одной из них его брат почил на судне, в другой… жил.

– Что? – Ал копался в своей голове, неспособный поверить в то, что ощущал. Он мотал новую память, как ленту из катушки, поставленную в проектор. Обычный человек не был бы способен сохранить обе линии, но Алан был колдуном. – Что ты… сделала?

Я молчала. Кажется, я бы не потела так сильно, даже если бы пробежала до Бюро на скорости в семь с половиной километров в час. Потому что… у меня получилось.

– Я…

– Ты его… воскресила? Я же… хоронил его…

– Больше нет.

– Да, я помню.

– Нет.

Теперь у напарника руки тряслись тоже. Он достал телефон, помня, что пару недель назад они ездили с Дилбором к матери на юбилей (в предыдущей ветке Ал отказался ехать: мать не желала видеть старшего с тех пор, как умер младший), а теперь в сотовом имелись снимки торжества. Доказательства того, что все изменилось. И на эти самые фото, не отрываясь, смотрели голубые глаза. Вихрь эмоций. Недоверие, непонимание, удивление, шок, радость – несмелая, почти невозможная. Оторопь, снова непонимание.

– Ты… изменила судьбу. Да? Как?

Только сейчас меня начало отпускать по-настоящему.

– Он не умер тогда, верно? Он стал работать кем-то другим?

Тишина.

– Да. Он продал судно, стал сухопутным торговцем. Вложился в покупку бизнес-центра, влез в долги, но поднялся, отдал займ. Сейчас он успешен, на пике своей славы, но амбициозных планов хоть отбавляй…

– Вот и славно.

Не верилось тоже. Боги оказались благосклонны к моей «забаве» – камешек, скатившийся с горы, не спровоцировал обвал. Не сдвинулись фундаментальные слои бытия. Просто кто-то не умер, а кто-то не впал в горе. Не поседела раньше времени мать, не отказалась видеть Алана – все сложилось так, как было нужно.

Он смотрел на меня так, как никогда не смотрел. Алан. Подошел ближе и хрипло изрек:

– Я навечно твой должник, ты знаешь? Я отдам свою жизнь за твою, клянусь…

То был момент, когда я поднялась из кресла очень резко, ударила по чужой руке, начавшей рисовать в воздухе руну клятвы.

– Не смей. Не нужны мне твои клятвы… Ты и так в любом бою отдал бы за меня жизнь, и я это знаю. У меня просто… получилось.

Меня обняли так крепко, так тепло, что даже дискомфорт не помешал улыбнуться.

– Анна… Анна… Ты знаешь, что ты сделала?

– Знаю, – выдавить получилось почти шепотом. – Я поменяла прошлое.

Меня отпустили лишь для того, чтобы снова уткнуться в телефон.

– Я должен… Я хочу ему позвонить, ладно?

– Конечно.

Алан покинул кабинет очень быстро, почти бегом, скрылся в одном из коридоров, набирая номер в телефонной книге. Тот номер, который семь лет был ему «недоступен». Конечно, ему нужно услышать родной голос, ему нужно убедиться.

Я же упала обратно в кресло.

Я сделала все верно. Лум сделал верно.

И помощь Вэйгарда не понадобилась.

При мысли о знакомом имени стало нечем дышать. Вчера тот, кого я любила, имел близость с другой. И это она, а не я, наслаждалась жаром, крепкими мышцами, пила наслаждение с губ. Да, быть может, наутро она проснулась разрушенной, но вчера ей было хорошо с ним.

Проблема заключается в том, что, когда ты кого-то любишь, ты любишь его несмотря ни на что. И обиды пробивают в тебе новые бреши, которые кровят, но смысл не меняется. Это влюбленность можно пережить – любовь нет.