Девятая жизнь кошки. Прелюдия

– Знаю и все! Давай немного помолчим, ты не против?

– А я наоборот хотела поговорить, коли ты пришел.

– О чем?

– Да о чем угодно. Расскажи мне что хочешь, расскажи о себе. Или об этом месте. Хочу слушать твой голос.

– Я могу попробовать, но тогда ты первая. В конце концов это про тебя я почти ничего не знаю.

– Как это ничего? Я рассказала тебе вчера то, что никому не рассказывала!

– Я это ценю, но хочу немного другого.

– Чего?

– Расскажи, о чем ты мечтаешь? Что для тебя недостижимо сокровенное?

– Боюсь, это будет очень сложно.

– Почему же?

– Я не помню, когда в последний раз мечтала. Я строю планы. А мечты коварны, они дают надежду. Я больше не играю в эти игры. Мечты - это песчаные замки, не выдерживающие не то что вчерашнюю стихию, а даже вылитое на них ведро воды. При этом их сооружение требует немалых затрат. В каждый такой замок я вкладывала немного себя, а они вновь и вновь рассыпались под небесными струями. Пока от меня самой не осталась горсть песчинок и ракушек.

– Из них можно построить еще один. И укрыть его от дождя.

– Тогда он окажется в тюрьме этого укрытия. Это я тоже проходила. Нет уж. Если что и строить из песка, то замешивать из него каменеющий раствор. И строить на века.

– Но тому что так крепко укреплено, непросто изменяться. Песчаный замок можно воздвигать сотни раз, а потом решить слепить куличики. Или просто закопать свое тело в теплый рассыпчатый песок. Или сгрести его в кучу, и съезжать с нее словно на санках. Или создать песочную картину. А бетон, конечно, крепок, но из него никогда вновь не выковырять песок.

– Хорош философствовать. Лучше расскажи про свои мечты, если ты их так ценишь.

– Пожалуй, попробую. Я мечтаю о такой свободе, чтобы, когда возникнет порыв, уезжать путешествовать. А, возвращаясь, обнаруживать, что все осталось по-прежнему. Что совсем ничего не изменилось вокруг. Ни срубили ни одно дерево, не снесли ни один дом, никто не уехал. Все чинно стабильно, и по-старому.

– Так не бывает.

– Я знаю, что не бывает. Именно потому это мечты, а не планы.

– Хотя, может быть и бывает....

– Ты о чем?

– О воспоминаниях. У меня немного счастливых воспоминаний, но когда все стремительно меняется вокруг, когда я уже проваливаюсь в этот стремительный водоворот, и тогда я могу заглянуть внутрь себя.

– Ты умеешь это делать?

– Что делать?

– Сохранять связь с давно прошедшим.

– Умею.... И сейчас я думаю, давай правда помолчим, я хочу кое-что вспомнить.

– Наверное будет большой наглостью тебе это предложить, но мне очень хочется, и я попробую.

– Что?

– А ты можешь вспоминать вслух?

Я пугаюсь его вопроса и мой первый порыв отказаться, но что-то внутри меня выражает согласие.

– Хорошо. Я попробую. Но обещай не прерывать меня. Сможешь?

– Я постараюсь

– Если прервешь, то я больше не скажу ни слова.

– Договорились!

Я выдерживаю паузу, собираясь с мыслями. Его история про брата оживила память о моих утратах. И мне кажется впервые я начинаю видеть картинку более объемно: не только как все закончилось, но и как все было в моей жизни.

Мертвые не умирают. Они остаются в нас, либо питая, либо разрушая нас изнутри. А чаще и то, и другое одновременно. Именно такая история вышла у меня с дедушкой....

Он был очень разным для меня в разные периоды моей жизни, поэтому воспоминания о нем фрагментарны, обрывочны и противоречивы. Много лет его нет, и я все эти годы была уверена, что ненавижу его так сильно, что хотела бы убить его, но, к сожалению, он уже умер. Как однажды, рассказывая о речке в станице, в которой он жил, я получила такой отклик: 'Ты, видимо, очень любила дедушку?' Тогда он ошарашил меня и вызвал бурный протест. Прошло два года прежде чем я поняла, что это действительно так.

Я совсем малышка и дедушка держит меня на руках. Пойдем в гости к Борьке! Мы идем в сажок, хозяйственную постройку для свиней. Радостно похрюкивая, к нам подбегает боров. Это еще поросенок, но для меня он огромен. Я глажу его по щетине, на руках у деда мне это ни капельки не страшно. Сажок он соорудил сам, своими натруженными руками. Сам и резал он потом этих свиней. И я никогда не забуду визг пораненного, но еще не заколотого поросенка. Он стоит у меня в ушах. Смертельный ужас. Убить Борьку! Он же так радовался ему....

Когда казнили кур, мне было радостно и даже смешно. Они еще немного бегали по двору без головы. А потом их замачивали и ощипывали. Я очень рано пристрастилась к этому занятию. И до сих пор один из моих любимых запахов - это запах горящих волос. Он появлялся, когда птицу смолили. Я не сопереживала убитым, не чувствовала их страданий.

Но свиньи.... Наверное, глубоко внутри я боялась уже тогда, что также буду убитой им. В некотором роде так и случилось. Он убил мою детскую душу.

Первый год после моего рождения родители жили у бабушки с дедушкой. Чем было вызвано такое решение, совершенно непонятно. Наверное, частным домом, в котором 'ребенку должно быть хорошо'. Я была первой их внучкой. Маме было всего 21, когда родилась я.

Весь первый год папа и дедушка мерялись силами. В итоге мы переехали к папиной маме, в другой город. Версия мамы такая. Как все было на самом деле, я не знаю. Но только в первый год дедушка держит меня на руках и широко улыбается. Мне все время кажется, что на этой фотографии моя сестра. Что я никак не могла вызывать эту улыбку.

А дальше каждый год, каждый длинный или короткий возраст мои родители приезжали в станицу. Сначала только со мной. Позже со мной и сестрой. А дальше отправляли туда меня одну. И это были самые страшные дни в моей жизни.

Мы за столом, благоухает бабушкин борщ. Дедушка хрустит огромной долькой чеснока и заедает жидким. 'Я ем лук и чеснок, и никогда не болею' - провозглашает он! 'Бери чеснок, его обязательно надо есть!' Мне жжет, меня тошнит, мне не нравится, но отвертеться от этого очень сложно. Я послушно ем. Отчасти, чтобы быть как он. Я ведь всегда болею. По десять раз в год. Маму чуть не уволили с работы из-за постоянных больничных. Чеснок надо есть, и я ем.

Еще на столе часто бывает белый лук, который 'совсем не горький'. Мне так не казалось, но его я тоже послушно ела. До поры до времени. Будучи чуть старше, я стану избегать обеда рядом с ним под любыми предлогами. Это будет несложно. За столом дед не задерживается, его ждет масса работы.