Девятая жизнь кошки. Прелюдия
Шрифт:
Мне очень любопытно посмотреть, так ли сильно разбушевалось море, как я себе это представляю.
– Сколько вообще времени?
– я замечаю, что солнце достаточно высоковато забралось, - по моим ощущениям при этом не больше восьми.
– Начало двенадцатого.
– Ого! Вот это я спала!
– Перед этим ты слишком активно бодрствовала, все закономерно, как день и ночь.
– Я пойду.
Вспоминаю, как вчера падала и хромала. Руки еще немного побаливают, а с ногой будто ничего и не случалось. Удивительно! Как будто сон и реальность на самом деле перемешаны. Впрочем, какое это имеет значение...
Собираю в
На берегу ни души, несмотря на обещающий быть жарким день, а может именно поэтому. Тень деревьев сейчас более привлекательна, чем грязное море. Я наблюдаю за взмахом волн до рези в глазах, а потом отправляюсь назад. В палатке очень душно, хочется скатать дверь в рулон и прихватить липучкой, но тогда нарушится ощущение уединения. Я решаюсь терпеть духоту. Мне хочется уложить происходящее в голове, назвать это как-то, найти в этом себя, понять, что же мне делать дальше, как быть, но вместо этого я снова и снова прокручиваю в памяти вчерашний костер, и мой прикованный к его языкам взгляд, ритмы гитары, руки Леды и объятья Пророка.
Я оказываюсь в полусне-полуяви. Духота сморила меня, но в то же время я слишком хорошо выспалась, чтобы уснуть снова. Сейчас мне хорошо и спокойно. Кажется, очень давно мне не было настолько комфортно в одиночестве. Я помню все ужасы своей жизни: как надежно похороненные, так и недавние, грозящие вырваться из плотного бетона, но сейчас они не волнуют меня. Только переживший все это может настолько ценить радостный покой. И сознание того, что это пройдет, только придает моменту больше глубины и неповторимости.
Я напеваю пойманный в своей глубине мотив, и вместе с ним рождаются какие-то слова. Я пою о том, что вижу, даря слова моменту. Я и мое пение сейчас едины. Внутренняя музыка опустошает наполненный ей сосуд, а на дне обнаруживаются строчки. И я просто не верю своим глазам!
Со мной случилась жизнь,
Негаданно -нежданно.
Подкараулив меня у моря.
Она шипела, шумела, вздрагивала,
Подкрадывалась, я не слышала.
Я не видела. Я улетела, а она летела следом.
Терпеливо ждала первой слезинки,
Ведь это входная дверь для жизни.
Ждала дверцу, чуть приоткрытую,
А дверь распахнулась нараспашку.
И жизнь ворвалась глубоко,
Гораздо глубже, чем я могу вынести.
Вслед за душой попала в пятки.
Я хочу бежать от жизни, но теперь она управляет моими ногами,
А не я.
С трудом нахожу в рюкзаке обломок карандаша, и на газете, предназначенной для розжига, записываю свой хоть и белый, но неожиданный и желанный стих. Теперь я нетерпением жду Пророка, мне хочется поделиться с ним своим открытием. Моя тревога нарастает, я ворочаюсь, не в силах удобно устроиться. И он откликается на мой мысленный зов, заглядывая в палатку.
– Можно?
– Заходи скорее! Я хочу тебе кое-что показать!
– Я то думал, что помешаю тебе. Как у тебя все быстро меняется.
– Да! Сама удивляюсь. Заходи
уже!Он медленно стягивает обувь, проползает внутрь, застегивает на молнию дверь, пробирается ближе ко мне.
– Я весь внимание.
– Я написала стихотворение, представляешь?! Впервые в жизни!
– Да ладно?! Не может быть!
– Да! Это все ваша игра! Можно я тебе прочитаю?
– Может я сам?
– Ты не разберешь, я сама с трудом понимаю, что тут написано.
– Ну давай! Ты такая смешная, когда торопишься.
– Я волнуюсь очень. И боюсь твоей оценки.
– Ну я не школьный учитель. Спешишь, а сама не начинаешь. Давай, я слушаю.
Я читаю, пытаясь передать переполняющие меня чувства, не поместившиеся в словах. Читаю и мой голос дрожит. Краснею и прячу глаза. Сейчас я пятилетняя девочка, поставленная на стульчик перед гостями и обязанная рассказать без запинки длинный стих Агнии Барто. Я выплевываю последнюю строчку и с ужасом жду приговора.
– Уф, - отзывается Пророк.
– Что значит уф?
– почти кричу Я.
– Если честно, то я мало что понял, - я позорно замираю, - но меня тронуло. Что-то есть в этих строчках, или в том, как ты их читала, особенное. Что-то новое про тебя. В общем мне понравилось, - заключает он.
Я решаюсь посмотреть в его глаза, ожидая увидеть насмешливый взгляд, но они серьезны и глубоки. Я разрешаю себе выдохнуть, обмякаю. И меня переполняет звонкая радость.
– Интересно, что еще тут во мне проснется. Даже страшно.
– Разве страшно просыпаться? По-моему, страшно не иметь возможности проснуться. Тут вообще многие перестают ходить в полудреме. Воздух такой, целительный. Я тоже тут проснулся.
– В каком смысле?
– В самом прямом. После той истории с братом я погрузился в странное состояние: ни сон, ни явь. Ни жив, ни мертв. Самое ужасное, что к нему привыкаешь. Оно кажется нормальным и естественным через некоторое время. И уже не помнишь, как было иначе, как было раньше. Я здесь оказался случайно, и если бы не это, то, наверное, так бы и не вспомнил. А теперь я вполне бодр, только появилась у меня одна особенность. Я хорошо распознаю таких вот спящих. И мне хочется сделать что-то для них.
– Ты сейчас обо мне?
– И о тебе тоже.
– Я не первая, кого ты сюда привозил?
– я немного оскорбляюсь.
– Ты первая, кто на это согласился. Но не первая, кому предлагал, да. И я очень рад, что ты не настолько глубоко уснула, чтобы не сдвигаться с насиженного места.
– Я не знаю, рада ли я. Сначала мне было неловко и тревожно. Потом интересно. Потом я очень сильно злилась на тебя, и теперь успокоилась. Но я не понимаю, что дальше. Я все еще заложница этой дурацкой игры. И нам с тобой предстоит скрывать эту поездку, а я ненавижу врать. И это еще полбеды. Через две недели мы расстанемся. У тебя будет новая игрушка, - уже с обидой заканчиваю я.
– Мы не расстанемся!
– загадочно улыбается он.
– Что ты имеешь в виду?
– Нам не обязательно расставаться. Нет таких правил, которые нельзя обойти, было бы желание. И, прошу тебя, не думай пока об этом. Это место не терпит мирской суеты. У тебя еще будет много времени подумать. Хотя бы в самолете.
– Если я умела выключать свои мысли по требованию. Но у меня так такого тумблера!
– Не знаю.... Мне кажется, тогда ты не смогла бы написать ни строчки.
– Тебе то откуда это знать?