Девятая жизнь кошки. Прелюдия

– Какие планы у нас на сегодня?
– перевожу я тему.

– Чего бы ты хотела?
– спрашивает Пророк.

– Вчера мне понравилось, но в то же время было слишком интимно. И вчера меня манил ритм барабанов. Их можно послушать немного ближе? Кто вообще на них играет?

– Там разные люди, у них своя культура. Шумные они, короче. Но если тебе интересно, пойдем поглядим. Они собираются с заходом солнца, им нужна темнота.

– Для чего?

– Цветомузыку устраивать. Играть с огнем. Какая может быть игра с огнем при свете дня?

– Ночь наполняется планами, - ерничает Шут, - а нас с Роном возьмете?

– О, а вы прям детки малые, с каких это пор вам нужно приглашение?

– С тех пор, как у нас тут жених и невеста тили-тили-тесто...

– Хватит!
– неожиданно резко обрывает его Пророк, - нам всем пойдет на пользу барабанный ритм, кажется.

– Я ненадолго в палатку, до тех пор как темнеть начнет, извините меня, - внутри меня зудят обрывки мыслей, я хочу остаться в одиночестве, чтобы собрать их в кучу. А еще мне кажется, что назревает конфликт, и я не хочу быть его свидетельницей.

– Лады. До первой звезды можешь быть в укрытии, а потом станем нежданными гостями, - еще более язвительным тоном комментирует мой уход Шут.

– Я думаю для них все гости жданные, - миролюбиво добавляет Рон, - но я с вами все равно не пойду сегодня. Почему-то тоже хочется тихого вечера. Быть может, после ночной грозы. Так что вы уж как-нибудь без меня.

Я прощаюсь с ним на сегодня и ныряю в свое одиночество. Неясное томление переполняет меня, и вдруг я понимаю, что из меня вновь рвутся строчки.

Тишина. Безлюдье. Ветер. Шелест листьев. Звон ручья.

По затерянным тропинкам бродит где-то тень моя.

То несётся из под палки в беспросветный темный бор,

То крадётся тихо тихо, чтоб во тьме разжечь костёр.

Затаится вдруг в овраге, молча воя на луну.

И покатится по свету, разнося с собою тьму.

Ею путник заворожен, сбит с проторенных дорог.

С нею каждый осторожен, кто хлебнул своих тревог.

Кличут смертью, злой судьбиной, переменчивым крестом,

И никто не разглядит в ней потерявшую свой дом.

Где-то есть в лесу избушка, где-то ждёт ее покой,

А пока бежит по свету, притворяясь всем живой.

Я освобождаюсь от слов, и вновь могу свободно дышать. Внутри меня они были ворохом обрывков, а выбравшись наружу связались в стройные рифмованные строчки. Внутри они не давали мне покоя, а теперь мое былое беспокойство может быть видимым для всех, кого я могу принять в читатели. Но, даже если я останусь единственным свидетелем существования этих строк, они все равно уже рождены, и назад для них нет дороги. Я читаю написанное снова и снова, и образы тускнеют, становятся почти прозрачными, и, наконец, тают в воздухе. Тьма наполняет палатку. Я беру фонарь, и выбираюсь в пока менее плотную внешнюю темноту.

22

Пророк тихо сидит возле палатки. А я была уверена, что я здесь совсем одна. Я делаю приглашающий жест, и он безмолвно и почти беззвучно встает и идет следом. К вечеру море снова расшумелось. Кажется, если мы заговорим, то не сможем услышать друг друга. Наверное, это не самая лучшая ночь, чтобы слушать музыку. Но у нас их осталось не так много, да и аккомпанемент моря - не самый худший для ударных инструментов.

Нам некуда спешить, и мы движемся очень медленно. Но дело не только в ненужности спешки. Мое тело подчинено какому-то новому ритму. Даже сердце стучит иначе. Более ровно, но и более гулко. Я слышу его стук, он чем-то похож на тиканье часов. Пророк останавливается и притягивает меня к себе, тянется губами к ушной раковине, и нежно прикусывает мою мочку, будто предупреждая о чем-то. А потом выдыхает в меня вопрос. Он ужасает меня, я отшатываюсь от него, и почти кричу в ответ: 'Мы не будем говорить здесь о будущем, слышишь?!' Он смотрит на меня с удивленным испугом, нахмурившись и уйдя куда-то глубоко в себя, будто принимая какое-то очень важное и срочное решение, а затем решительно идет вперед. Туда, где мелькают огоньки. Не обращая ни малейшего внимания, следую ли я за ним. Я плетусь следом, как послушная комнатная собачонка, для которой не потерять из виду хозяина - самая главная задача, единственный шанс снова вернуться домой.

Мы так близко к огненным людям, виртуозно крутящим его в руках, что меня охватывает волнение. Те, кто подчиняет себе пламя, кажутся мне небожителями. Мы у подножия Олимпа. И будут ли боги достаточно милостивы к нам, чтобы позволить взобраться на вершину? Пророк решительными шагами следует к разожженным прямо на берегу кострам, и плюхается возле одного из них. Я несмело повторяю за ним. На нас никто не обращает внимания. Быть может здесь именно такие порядки? Я решаю наблюдать за происходящим и реагировать по ситуации, но чувствую себя очень неловко. Я вздрагиваю. Кто-то подошедший сзади закрыл мне руками глаза.

– Я так и знала, что ты придешь сегодня сюда, - звучит бархатный голосок Леды. Все мое напряжение оставляет меня, я будто заряжаюсь ее теплым спокойствием.

– Откуда интересно?

– Они вчера манили тебя, эти звуки, твое тело пульсировало в такт им.

– Как ты это могла заметить?! Тем более в темноте?

– Ну почему же в темноте? Горел костер. И вообще я наблюдательная.

– Я рада, что ты здесь, - говорю я, глядя прямо в ее затейливые глаза

– Еще бы!
– смеется она, - ваш медовый месяц подошел к концу?
– кивает на Пророка.

– Я не знаю, что с ним.

– Конечно, знаешь, - отрезает она, - непросто быть так близко, да?
– обращается она к нему.

– Что ты вообще знаешь о близко?
– зло процеживает он.

– Я знаю об этом все, - кажется, что железные опилки, которые летят от него сейчас во все стороны, подлетая к Леде, соединяются в причудливую, необыкновенной красоты фигуру, выстраиваясь вокруг невидимого магнита, - даже о том, как больно уметь любить. Больнее этого только одно - не уметь любить.

– О чем ты вообще?! При чем тут любовь?

Вместо ответа она протягивает ему что-то небольшого размера. Кажется, это камень. Он вспыхивает, но плотно сжимает его в своей руке. Молчит. Бросает на меня осторожный взгляд. Встречается с моим настороженным. Наши глаза разговаривают. Обменивается картинками. Такими разными. Такими неподходящими другу другу. Но через время оба наших взгляда теплеют. Он подходит ближе, плюхается рядом, подносит сжатую руку к моей руке и раскрывает ладонь. Там действительно камень, состоящий из нескольких пород. Он необычной формы, и весь изъеден морем. Он вкладывает его в мою руку и сжимает ее своей.

– Она знает, чем вернуть меня в настоящее, - благодарно кивает Леде, и продолжает, - когда-то мне казалось, что я умею любить только камни. У меня образовалась целая коллекция минералов, и я наслаждался, грея их в своих руках. Когда камень нагревался, то он начинал казаться мне живым, тем, кто может меня согреть, но это было всего лишь мое собственное тепло. Камни очень отзывчивы к теплу, они могут некоторое время сохранять его, наполняться им, но внутреннего огня в них нет. Они мертвы. А я любил камни. Да я и был камнем. А она, - он снова бросает на Леду взгляд, - согрела камень во мне.