Девятая жизнь кошки. Прелюдия

Брызжущие, словно под давлением, во все стороны слезы создают мягкую подстилку для придумываемой мной сейчас реальности. Вот я бегу назад со всех ног, я неосторожна, потому что страх делает тело неуклюжим. На очередном спуске я падаю, на первый взгляд не опасно, но натыкаюсь спиной на острый сучок. Все мое тело парализует, я не могу шевелиться, не могу кричать или даже стонать. По мне ползают муравьи, кусают комары. И, кажется, даже муравьиный лев считает меня своей добычей. Я чувствую даже крошечное воздействие на свое тело. Вскоре множество этих раздражителей сливаются в единую нестерпимую боль. С меня сдирают кожу живьем, предварительно ее ошпаривая. Я все это чувствую все сильнее и сильнее, но ничего, слышите, совсем ничего не могу сделать!

Меня ищут, я слышу обеспокоенные голоса, ауканье, и даже топот чужих ног передает вибрацию земле, окружающей меня, и я знаю, как уже близко ко мне подобрались другие люди. Но поздно: я завалена иголками можжевельника. Вслед за насекомыми ко мне подбираются змеи, и окружают мое тело, клубятся и прячут меня от всех. Навсегда. Навсегда. Их холодная кожа, прислоненная к моей, утоляет боль. Облегчение создает надежду, как вдруг бесконечные жала проникают внутрь меня. Последние заряды боли электрическими разрядами проносятся по телу. Разъяренный бык, над которым тореадор уже занес кинжал, мечется внутри меня, но ярость ослепляет его, и он не может найти очевидного выхода. Бык падает, как подкошенный. Толпа ревет. Боли больше нет.

Я возвращаюсь в реальность, услышав обеспокоенный голос: 'Что с тобой? Это ты так громко кричала?' Рядом со мной растрепанный мальчишка лет десяти. Он смотрит на меня настороженно и укоризненно: полный решимости прийти на помощь он обнаруживает вполне здоровую, хотя и достаточно сильно напуганную девочку лет пяти в теле тридцатилетней женщины. Его не обманывает мое тело, он умеет зрить в корень.

Осадки моих слез снова грозят наводнением. Мальчуган кажется мне сильным и бесстрашным спасителем, и одновременно мне адски стыдно.

– Здееесь была змеееея, - рыдаю я

– Вот такая?
– он раздвигает руки примерно на полметра

– Ага, - удивляюсь я, интересно он тоже ее встретил что ли?

– Кавказская гадюка, - спокойно сплевывая, изрекает он, - впрочем, других здесь почти и не встретить.

– Гадю.... Чтооо?
– страх и удивление останавливают мои слезы, - она же могла меня ужалить! Я же могла умереть!

– Но не ужалила же! Ну ты и трусиха!
– кажется степень его презрения ко мне достигла вышей точки, - я пошел, если ничего серьезного!

– Подожди!
– резко прихожу я в себя, - пожалуйста, помоги мне выйти отсюда! Я сама не справлюсь!

– Еще как справишься, если ты сюда как-то забралась!

– Я боюсь змей!

– А они боятся тебя еще сильнее!

– Я боюсь упасть и остаться здесь навсегда

– Эээх, и как же вы здесь оказываетесь?

– Кто мы?

– Трусихи!
– мне обидно, но обижаться некогда. Сейчас я вижу в этом мальчике единственное свое спасение

– Не знаю, как остальные. А мне сначала не было страшно. А потом змея. Откуда я знала, что здесь бывают змеи?

– Ну все понятно!

– Что понятно?

– Ты из каменных джунглей. Вы там не помните, что вокруг еще что-то то живое осталось. Держи!
– он вытаскивает из кармана и вкладывает мне в руку небольшой предмет, и исчезает на этот раз так быстро, что я и рта не успеваю раскрыть. Но у меня теперь есть свисток.

Медленно-медленно, выверяя каждый шаг, внимательно оглядывая каждую пядь земли, я буквально карабкаюсь вниз. Для меня удивительна собственная прыть, которая завела меня так высоко и далеко. Наличие свистка меня немного успокаивает, хотя если бы меня действительно парализовало, то и он бы мне не помог, но сейчас эта фантазия кажется мне смехотворно глупой, как и я сама. На что я рассчитывала? Пришел Пророк, не нашел Герду, растерялся, испугался, почувствовал себя виноватым, поднял всех по стойке смирно и пошел прочесывать лес? А я сижу там обиженная на весь мир, и наблюдаю, как много он готов сделать ради меня? Порой, во мне просыпается капризная девчонка. Бывает это обычно в такие моменты, когда источников удовольствия слишком много: выбирай не хочу. 'Кому нужны так легко достающиеся удовольствия?' - думаю я. И начинаю искать пути посложнее. Например, спасение от верной смерти.

Когда мне еще удастся поваляться на морском берегу или просто в палатке, никуда не спеша и ни перед кем не отчитываясь? Сейчас моя вожделенная мечта и правда только лежать. Я сделала все для того, чтобы это было не просто желанием, а жизненной необходимостью. Спустившись, я вряд ли смогу шевелиться. Вода закончилась. Солнце припекает все сильнее. Но любой путь конечен. И я вползаю в палатку. Но в этот раз мне не удается остаться в вожделенном уже уединении. Из ниоткуда в дверном проеме появляется голова Шута:

– Герда, где ты шлялась? Мы тебя повсюду ищем! Пойдем

– Привет. Я не могууу. Куда вообще идти то надо и зачем?

– Как это куда? Пировать! Мы всю ночь занимались уголовным промыслом. Ну точнее всю оставшуюся ночь.

– Чегоооо?

– Пойдем и сама все увидишь! Шампанское в такую жару теплеет за минуты. Знаешь, чего стоило, притащить его сюда холодным?

Я ничего не понимаю, но послушно выползаю из палатки, и только сейчас замечаю, что я вся исцарапанная и грязная.

– Ого, - присвистывает Шут, - ты что в стаю шакалов вступила?

– Я только на минутку в море, смою с себя пыль, и сразу приду, - извиняющимся тоном бормочу я.

– Минуты тебе не хватит, но у тебя максимум пять. Мы у себя.

– Так точно, - соглашаюсь я, и несусь к морю на всех парах, забывая об усталости. Соленая вода впивается во все трещинки моей кожи, и моя ошпаренная фантазия становится реальностью. Но мне, кажется, все равно. Я точно могу это пережить. Разворачиваюсь к берегу, и втыкаюсь взглядом в Пророка. Он стоит широко расставив ноги, и глядя в упор на меня. Я спешу назад.

– А то опять пропадешь куда-нибудь, - отвечает он на мой незаданный вопрос, и закидывает меня на спину, - говорят, ты ходишь с трудом.

Я хохочу, и дрыгаю ногами, выражая наигранное недовольство. Мне очень неудобно, при каждом шаге его плечо больно впивается в мое тело, но кажется, никогда в жизни я не была настолько счастлива.

25

Слово 'пир' нисколько не преувеличено. В уютном закутке ребят рядами расположились деликатесы: мидии, барабуля, ставридка, мелкие креветки и, даже, устрицы. Я открываю рот от удивления. Толстые горлышки шампанских бутылок торчат из холмика песка. Нам предстоит железные кружки превратить в хрустальные фужеры, а одноразовую посуду в менажницу, вместо салфеток у нас морская вода в обрезанных пластиковых бутылках, вместо приборов - проворные пальцы, которые так приятно облизывать, но это давно упрятано за грань правил приличия. Здесь их роль играет удовольствие: неприлично лишать его себя. Наконец то мое удивление переходит в слова:

– Где вы взяли устриц? Это же они, да? Я никогда не ела....

– Вот почему ты не спрашиваешь, где мы взяли лимон? Поверь, его было достать намного сложнее, - отзывается Шут.

– Лимон вы взяли в магазине. Нет, ну серьезно? Что за уголовная история?
– я внимательно всматриваюсь в их нашкодившие глаза, и чувствую себя строгой учительницей начальных классов, - и где Леда?

– Поменяли ее на лимоны и устрицы, - прыскает Рон

– Соскучилась?
– голос Леды звучит из палатки. Мне становится спокойнее, что она рядом. Какая-то непонятная тревога заполняет меня в компании мужчин.