Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание)
Шрифт:
Глава XXXIV
Герцогъ и герцогиня находили невыразимое удовольствіе въ разговор Донъ-Кихота и Санчо. Герцогиню въ особенности удивляла наивность Санчо, поврившаго, безъ всякаго затрудненія, что Дульцинея Тобозская дйствительно очарована, тогда какъ въ сущности онъ оставался однимъ очарователемъ ея и виновникомъ всего этого дла. Ршившись сыграть съ Донъ-Кихотомъ нсколько мистификацій во вкус рыцарскихъ приключеній, хозяева замка воспользовались разсказомъ о Монтезиносской пещер, и отдавши точныя приказанія своимъ людямъ о томъ, что каждому изъ нихъ слдовало длать, — отправились, недлю спустя, съ Донъ-Кихотомъ на большую охоту, въ сопровожденіи столькихъ собакъ и такой свиты, какою въ состояніи окружать себя только коронованные принцы. Донъ-Кихоту предложили охотничье платье, а Санчо дали камзолъ изъ самаго тонкаго зеленаго сукна. Рыцарь отказался надть предложенное ему платье, подъ тмъ предлогомъ, что ему предстоитъ вскор опять приняться за тяжелую службу подъ
На другой день утромъ, нарядившись въ подаренное ему платье, Санчо услся на своего осла, съ которымъ онъ ни за что не хотлъ разлучиться, хотя ему и предлагали коня, и смшался съ группою охотниковъ. Пышно разодтая герцогиня сла на иноходца, и покрытый всмъ своимъ оружіемъ Донъ-Кихотъ, съ обычной ему любезностью и предупредительностью, поспшилъ повести коня герцогини за узду, не смотря на сопротивленіе герцога. Охотники скоро прибыли въ лсъ, расположенный между двумя высокими горами; занявъ тамъ вс выходы и тропинки, они разъхались въ разныя стороны, посл чего затрубили въ охотничьи рога, залаяли собаки и при этихъ смшанныхъ звукахъ, покрывавшихъ человческіе голоса, началась охота. Герцогиня сошла съ своего иноходца и вооружившись маленькимъ копьемъ, похожимъ на дротикъ, помстилась на томъ мст, черезъ которое проходили обыкновенно, какъ ей извстно было, дикіе кабаны. Герцогъ и Донъ-Кихотъ также сошли съ коней и расположились по об стороны герцогини. Санчо же остался позади, верхомъ на осл, котораго онъ не ршился покинуть, боясь, чтобы съ нимъ не приключилось какого-нибудь несчастія. Не успли вс они размститься по своимъ мстамъ, как уже замтили не вдалек отъ себя огромнаго кабана; преслдуемый собаками, стуча своими клыками, онъ бжалъ, съ пной у рта, прямо на охотниковъ. Прикрывшись щитомъ и обнаживъ мечъ, Донъ-Кихотъ храбро вышелъ на встрчу разъяренному животному. Герцогъ послдовалъ за рыцаремъ, а герцогиня опередила бы ихъ обоихъ, если-бы не воспрепятствовалъ ей мужъ. Одинъ Санчо, при вид ужаснаго звря, забылъ даже о своемъ осл и, соскочивъ на землю, пустился бжать со всхъ ногъ къ большому дубу, на который онъ хотлъ взобраться, но увы! здсь ожидала его новая невзгода: добравшись до половины ствола, онъ ухватился за большую втвь, чтобы взлзть на вершину дерева, но втвь въ рукахъ его сломилась, онъ осунулся внизъ и, зацпившись за толстый сукъ, повисъ между небомъ и землей. Въ этомъ ужасномъ положеніи, видя разорваннымъ свое дорогое платье и самого себя преданнымъ на жертву лютому кабану, онъ сталъ такъ страшно кричать, что пораженные охотники, не видя его самого и слыша только его голосъ, вообразили, что онъ лежитъ подъ зубами какого-нибудь свирпаго животнаго.
Кабанъ съ длинными клыками издохъ между тмъ подъ остріями вонзенныхъ въ него копій, и тогда Донъ-Кихотъ, узнавши голосъ своего оруженосца, обратился въ ту сторону, гд онъ кричалъ и увидлъ его висящаго за дубовомъ сук, головой внизъ. Сидъ-Гамедъ, замчая при этомъ, что возл Санчо стоялъ оселъ, не покинувшій въ бд своего хозяина, кстати говоритъ, что онъ рдко видлъ Санчо Пансо безъ осла, а осла безъ Санчо Пансо; такъ дружны были они и такъ врны оставались другъ другу.
Донъ-Кихотъ поспшилъ на помощь своему оруженосцу, и когда избавившійся отъ опасности Санчо осмотрлъ свое изорванное платье, ему показалось, что вмст съ платьемъ разорвалась его душа, — такъ дорого цнилъ онъ его, видя въ немъ цлый маіоратъ. Огромнаго кабана взвалили тмъ временемъ на спину мула и, покрывъ втвями розмарина и миртовыми листьями, отвезли, какъ побдный трофей, съ тріумфомъ въ палатки, разбитыя посреди лса. Тамъ, на разставленныхъ столахъ, ожидала уже охотниковъ роскошная закуска, свидтельствовавшая, какъ нельзя лучше, о богатств и знатности тхъ, которые угощали ею своихъ гостей.
— Еслибъ мы охотились на зайцевъ или на мелкихъ птицъ, сказалъ Санчо, показывая герцогин свжія дыры на своемъ платье, тогда не случилось бы такой бды съ моимъ камзоломъ. И что за удовольствіе, не понимаю я, ожидать такого звря, который раздеретъ своими клыками, если только поймаетъ васъ. Въ одной старой псенк нашей, я помню поется: «чтобъ съли бы тебя медвди, какъ славной памяти Фавилу».
— Фавила былъ готскій король, замтилъ Донъ-Кихотъ, съденный, на охот въ горахъ, медвдями.
— А я что говорю, отвтилъ Санчо; и мн вовсе не желательно, чтобы принцы и герцоги лзли въ такую опасность, изъ-за удовольствія, которое по настоящему вовсе не должно бы быть удовольствіемъ, потому что какое же это особенное удовольствіе убить ни въ чемъ неповиннаго звря.
— Ты очень ошибаешься, Санчо, замтилъ герцогъ; принцамъ и герцогамъ боле чмъ другимъ людямъ свойственно и полезно заниматься охотою за большими зврьми. Большая охота представляетъ подобіе войны; чтобы безвредно для себя поразить звря, нужно прибгать къ своего рода военнымъ хитростямъ: обходамъ, засадамъ; нужно, какъ на войн, выносить стужу и зной и забывать отдыхъ и сонъ; охотничьи занятія укрпляютъ тло и придаютъ членамъ силу и легкость; охота наконецъ можетъ доставить удовольствіе многимъ, не вредя никому. Къ тому же охотой за большими зврями и охотой соколиной, — занятіе также по преимуществу
принцевъ и знатныхъ особъ, — можетъ заниматься не всякій; это не то, что стрляніе разной мелкой дичи. Перемни же, Санчо, мнніе объ охот, занимайся ею, когда будешь губернаторомъ, и ты увидишь какое она доставитъ теб удовольствіе.— Вотъ ужь этого никогда я не сдлаю, воскликнулъ Санчо; у хорошаго губернатора, какъ у хорошей жены, сломана нога и онъ сидитъ дома. И нечего сказать, куда какъ было бы хорошо, если бы къ нему пріхали издалека люди по дламъ, а онъ себ въ это время забавлялся бы въ лсу; хорошо бы шло управленіе у него, — воображаю. По моему, ваша свтлость, охота, какъ всякое развлеченіе, существуетъ для лнтяевъ, а не для губернаторовъ. Другое дло кегли, или священныя представленія въ четыре дни пасхи; этимъ я, пожалуй, займусь въ праздничные дни; а вс эти охоты приходятся мн совсмъ не по нраву, да и совсть он мою затрогиваютъ.
— Помоги теб Богъ, отвтилъ герцогъ, потому что отъ слова до дла разстояніе большое.
— Какое бы ни было, сказалъ Санчо, но хорошему плательщику ничего не значитъ уплатить жалованье, и лучше жить на свт тому, кому Богъ помогаетъ, чмъ тому, кто спозаранку встаетъ; ноги поддерживаютъ брюхо, а не брюхо ноги; это значитъ, ваша свтлость, что если Богъ будетъ помогать мн, и если я отъ чистаго сердца буду длать то, что повелитъ мн совсть, такъ я стану управлять своимъ островомъ лучше чмъ королевскій орелъ; а если не врятъ, такъ пусть положатъ мн палецъ въ ротъ и попробуютъ, хорошо ли я стисну его зубами?
— Будь ты проклятъ, Санчо, Богомъ и всми святыми, воскликнулъ Донъ-Кихотъ. Наступитъ ли, наконецъ, этотъ, давно ожидаемый мною, день, когда ты заговоришь безъ пословицъ, толково и умно. Ваша свтлость, продолжалъ онъ, обращаясь къ герцогу и герцогин, не слушайте, пожалуйста, этого неуча; онъ вамъ вытянетъ душу не двумя, а двумя тысячами пословицъ, такъ кстати сказанныхъ, что, да проститъ его только Богъ, или да проститъ Онъ меня, если я соглашусь слушать эту чепуху.
— Хотя пословицъ у Санчо больше чмъ въ любомъ сборник, сказала герцогиня, он достойны тмъ не мене полнаго вниманія по своей сил и краткости, и нравятся мн гораздо больше всякихъ другихъ, сказанныхъ кстати.
Во время этого разговора охотники вышли изъ палатокъ и отправились опять въ лсъ, гд и провели время до вечера, замчая мста, которыя имъ слдовало занять на другой день; въ тоже время въ лсу приготовили охотничьи шалаши, Наступившая вскор ночь была далеко не такъ свтла и прозрачна, какъ можно было ожидать, судя по времени года; — дло было въ половин лта, но нкоторый сумракъ помогъ какъ нельзя лучше планамъ сіятельныхъ хозяевъ, принимавшихъ въ своемъ замк Донъ-Кихота. Едва лишь ночныя тни легли на землю, какъ вдругъ темный лсъ точно загорлся съ четырехъ сторонъ, въ немъ раздались звуки трубъ и другихъ боевыхъ инструментовъ вмст съ топотомъ безчисленнаго числа всадниковъ, скакавшихъ, какъ казалось, по всмъ направленіямъ. Распространившійся по лсу свтъ, раздавшіеся въ немъ трубные звуки и крики helelis съ которыми мавры кидаются въ бой, ослпляли и оглушали охотниковъ. Барабаны между тмъ продолжали бить; трубы и рога гудли со всхъ сторонъ такъ сильно и продолжительно, что только совершенно безчувственный человкъ могъ не растеряться, слушая эти смшанные звуки всевозможныхъ воинскихъ инструментовъ. Герцогъ поблднлъ, герцогиня перепугалась, Донъ-Кихотъ почувствовалъ себя взволнованнымъ, Санчо затрясся всмъ тломъ, и даже т, которые знали въ чемъ дло немного перепугались. Вдругъ все умолкло, и въ минуту всеобщаго ужаса, передъ охотниками прошло видніе въ одежд демона, трубя въ рогъ неестественной величины, издававшій какой-то сиплый, ужасный звукъ. «Кто вы? куда идете?» воскликнулъ герцогъ. «Какіе воины проходятъ черезъ этотъ лсъ?»
— Я чортъ, отвчалъ герцогу рзкій голосъ; и ищу Донъ-Кіхота Ламанчскаго; черезъ этотъ лсъ проходятъ шесть легіоновъ волшебниковъ: они везутъ на тріумфальной колесниц очарованную Дульцинею Тобозскую, которая детъ съ блистательнымъ Францискомъ Монтезиносомъ увдомить Донъ-Кихота о томъ, какимъ способомъ ее можно разочаровать.
— Еслибъ ты былъ дйствительно чортъ, какъ ты говоришь и какъ можно думать, судя по твоему виду, отвтилъ герцогъ, ты бы узналъ уже Донъ-Кихота Ламанчскаго; — онъ передъ тобой.
— Клянусь душой моей и совстью, сказалъ чортъ, я совсмъ вниманія за это не обратилъ; умъ мой занятъ столькими предметами, что о главномъ, о томъ, за чмъ я пришелъ сюда, я совсмъ позабылъ.
— Этотъ чортъ должно быть хорошій христіанинъ, воскликнулъ Санчо; иначе онъ не клялся бы своей душой и совстью; и я, право, начинаю думать теперь, что въ аду находятся и порядочные черти.
Демонъ, между тмъ, обративъ взоры на Донъ-Кихота, сказалъ ему, не сходя съ коня: «къ теб, рыцарь львовъ (о, зачмъ и не могу увидть тебя въ ихъ когтяхъ), посылаетъ меня несчастный, но мужественный рыцарь Монтезиносъ и велитъ сказать теб, чтобы ты его ожидалъ на томъ самомъ мст, гд я тебя встрчу. Онъ везетъ съ собою даму, называемую Дульцинеей Тобозской, и желаетъ открыть теб средство разочаровать ее. Я пришелъ сюда только за этимъ, и съ этимъ я долженъ исчезнуть: да останутся съ тобою такіе же черти, какъ я, и ангелы да оснятъ этихъ господъ». Съ послднимъ словомъ, онъ затрубилъ въ свой громадный рогъ и исчезъ, не ожидая отвта.