Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание)
Шрифт:
— Да, имя ничего себ, сказалъ Санчо; но какими уздами или удилами управляютъ имъ?
— Я же только что сказала, отвтила Трифалды, что имъ управляютъ при помощи пружины. Поворачивая ее въ ту или другую сторону всадникъ можетъ направлять этого коня, какъ и куда ему угодно, то въ самыя верхнія пространства воздуха, то внизъ, заставляя его почти подметать соръ съ земли; то, какъ разъ, въ середину, которую слдуетъ искать во всякомъ разумномъ дл.
— Хотлось бы мн его увидть, сказалъ Санчо; но воображать, что я сяду на сдл или хребт его, значило бы ожидать отъ козла молока. Я на своемъ осл, и на такомъ сидніи, которое мягче шелка, съ трудомъ держусь, а чтобы я сталъ садиться безъ ковра или подушки на деревянную спину. Нтъ, этому не бывать! я вовсе не желаю стереть себ всю кожу для того, чтобы кого-нибудь обрить. Пусть тотъ, у кого борода не въ пору, сбретъ ее, не ожидая, чтобы я пустился
— Нтъ, другъ мой, ты долженъ послужить намъ, сказала Долорида; безъ тебя мы ничего не сдлаемъ.
— Вотъ теб новая претензія, воскликнулъ Санчо; да какое дло оруженосцамъ до приключеній ихъ господъ? Господамъ будетъ доставаться слава отъ всхъ этихъ приведенныхъ къ концу приключеній, а намъ работа. Благодарю покорно; если-бы еще хоть историки говорили, что такой-то рыцарь привелъ къ счастливому концу такое-то и такое то приключеніе, съ помощью такого-то и такого-то оруженосца своего, безъ котораго онъ не привелъ бы этого приключенія ни къ какому концу… ну, тогда бы я подумалъ еще; а то господа эти очень сухо пишутъ: донъ Паралипоменонъ Трехъ Звздъ положилъ конецъ приключенію шести вампировъ, не говоря вовсе объ его оруженосц, который находился въ этомъ приключеніи совершенно такъ же, какъ находился на этомъ свт И я повторяю вамъ, господа мои, что можетъ себ господинъ Донъ-Кихотъ отправляться одинъ и дай ему Богъ счастья; я же останусь здсь возл госпожи герцогини. Скажу ему только, что по возвращеніи онъ, быть можетъ, найдетъ свою даму Дульцинею разочарованною на три четверти, потому что въ свободное время я думаю отстегать себя плетьми до крови.
— Но, милый Санчо, отвтила герцогиня, ты долженъ же отправиться съ своимъ господиномъ, если это окажется нужнымъ; вдь тебя просятъ эти добрыя дамы. Пусть не будетъ сказано о теб, что изъ-за тебя несчастные подбородки ихъ остались съ бородами. Это, Санчо, былъ бы грхъ на твоей совсти.
— Вотъ съ другой стороны пристали, проговорилъ Санчо; если бы еще я долженъ былъ явить милосердіе къ какимъ-нибудь затворницамъ, или сироткамъ христіанкамъ, ну, тогда, куда ни шло; а то, чортъ меня возьми, стану я изъ кожи лзть, чтобы снять бороды съ этихъ дуэній? да пусть он остаются съ бородами отъ малой до великой, отъ самой красивой до самой дурной.
— Видно, что ты ученикъ толедскаго аптекаря, и также любишь дуэній, какъ этотъ господинъ, замтила герцогиня; но только ты не правъ: у меня въ дом есть дуэньи, съ которыхъ могли бы брать примръ иныя госпожи, и вотъ почтенная дона Родригезъ первая подтвердитъ мои слова.
— Довольно и того, что вы ихъ сказали, ваша свтлость, отвтила дона Родригезъ, а Богъ — Онъ знаетъ правду. Хороши мы или дурны, бородаты или нтъ, но мы родились на свтъ также, какъ другія женщины. И если Богъ создалъ насъ, такъ врно было зачмъ.
— Совершенно справедливо, госпожа Родригезъ, сказалъ Донъ-Кихотъ; и я надюсь, графиня Трифалды съ компаніей, что небо кинетъ на насъ сострадательный взоръ и Санчо исполнитъ то, что я ему велю; если только явится Клавилень, и я увижу себя въ схватк съ Маламбруно. Теперь же я знаю только, что никакая бритва не обретъ лучше вашихъ бородъ, какъ сбретъ мой мечъ голову съ плечь Маламбруно. Богъ терпитъ злыхъ, но только не вчно.
— Да благословятъ и озаритъ тебя звзды всхъ сферъ небесныхъ, о, мужественный рыцарь, воскликнула Долорида. Да переполнятъ он великодушное сердце твое счастіемъ и мужествомъ; да станешь ты поддержкой и опорой поруганнаго и скорбнаго племени дуэній, ненавидимаго аптекарями, язвимаго оруженосцами, оплеваннаго пажами. Да будетъ проклята та негодная женщина, которая въ цвт лтъ не длается монахиней скоре, чмъ дуэньей. О, горе, горе намъ, дуэньямъ, воскликнула она, госпожи наши швырнули бы намъ ты въ физіононію, если бы надялись, что станутъ отъ этого королевами, хотя бы мы происходили отъ Гектора Троянскаго въ прямой линіи отъ мужчины въ мужчин. О, великанъ Маламбруно! Хотя ты и волшебникъ, ты однако держишь свое слово; пошли же намъ скоре несравненнаго Клавиленя, чтобы скоре прекратилось наше бдствіе; потому что если наступятъ жары, и мы останемся съ бородами, тогда — пиши пропало.
Трифалды проговорила эти слова рзкимъ, раздирающимъ голосомъ, вызвавшимъ слезы изъ глазъ всхъ окружавшихъ ее. У самого Санчо они стали влажными, и оруженосецъ внутренно поклялся себ отправиться съ своимъ господиномъ. хоть на край свта, если это окажется нужнымъ для того, чтобы снять бороды съ подбородковъ несчастныхъ дамъ.
Глава XLI
Между
тмъ на землю спустилась ночь и наступилъ часъ, въ который долженъ былъ прибыть знаменитый вонь Клавилень. Не видя его, Донъ-Кихотъ начиналъ сильно тревожиться, предполагая, что или этотъ подвигъ предназначено совершить другому рыцарю, или что Маламбруно не дерзаетъ вступить съ нимъ въ поединокъ и потому не присылаетъ коня. Вскор однако въ саду появились покрытые плющемъ четыре дикаря съ большою деревянною лошадью, которую они тащили на себ. Поставивъ коня возл Донъ-Кихота, одинъ изъ нихъ сказалъ: «пусть тотъ рыцарь, у котораго хватитъ мужества, сядетъ на эту машину».— Я, значитъ, не сажусь, перебилъ Санчо, потому что и не рыцарь и мужества у меня вовсе не хватаетъ.
— И если есть у него оруженосецъ, продолжалъ дикарь, пусть онъ помстится на этомъ кон позади рыцаря. Рыцарь можетъ вполн положиться на мужественнаго Маламбруно и не страшиться кром его меча никакихъ козней съ его стороны. Пусть дотронется онъ до пружины на ше Клавилена, и конь этотъ помчитъ своихъ всадниковъ по воздуху, туда, гд ждетъ ихъ Маламбруно. Но чтобы высота пространства не затрудняла рыцаря и оруженосца, они должны мчаться съ завязанными глазами, пока не заржетъ ихъ конь. Это будетъ знакъ, что путь ихъ конченъ. Съ послднимъ словомъ дикари оставили Клавилена и размреннымъ шагомъ ушли туда, откуда пришли.
Увидвъ присланнаго Малаибруно коня, Долорида, со слезами на глазахъ, сказала Донъ-Кихоту: «мужественный рыцарь! общанія Маламбруно исполнены, конь ждетъ тебя и наши бороды торопятъ насъ».
Вс мы, каждымъ волосомъ нашего подбородка, воскликнули дуэньи, заклинаемъ тебя обстричь и обрить насъ! Для этого теб стоитъ только ссть съ твоимъ оруженосцемъ на этого коня и счастливо пуститься въ новаго рода путь.
— Графиня Трифалды! отвчалъ Донъ-Кихотъ; мн такъ сильно хочется увидть скоре васъ и всхъ этихъ дамъ обстриженными и обритыми, что я готовъ, — лишь бы только не терять ни секунды, — не дожидаться подушки и не надвать шпоръ; это я сдлаю отъ всей души и отъ всего сердца.
— А я именно не сдлаю этого отъ всей души и отъ всего сердца, добавилъ Санчо. Если этихъ дамъ нельзя обрить безъ того, чтобы я не отправлялся по воздуху, на спин какого-то деревяннаго коня, такъ господинъ мой можетъ искать себ другаго оруженосца, а дамы эти другаго средства выбриться; — не колдунъ я какой-нибудь, чтобы для ихъ удовольствія носиться по воздуху. И что сказали бы мои островитяне, еслибъ узнали, что я прогуливаюсь по втрамъ. Къ тому же отсюда три тысячи и столько миль до этой Кандаи, и если конь нашъ вдругъ устанетъ, или великанъ разсердится, тогда намъ придется возвращаться назадъ съ полдюжины лтъ, и не будетъ тогда ни острововъ, ни островитянъ на свт, которые узнали бы меня. Опасность говорятъ въ промедленіи, и когда даютъ теб синицу въ руки, не ищи журавля въ неб, поэтому я прошу бороды этихъ дамъ извинить меня. Святому Петру хорошо и въ Рим, а мн и здсь, гд хозяева принимаютъ меня такъ ласково и общаютъ пожаловать мн островъ.
— Другъ мой, Санчо, отвтилъ герцогъ; островъ не уйдетъ и не убжитъ. У него такіе глубокіе корни, вросшіе такъ глубоко въ землю, что его никакими силами нельзя ни вырвать, ни передвинуть. Къ тому же, назначая тебя на такое высокое мсто, не могу и въ благодарность за это удовольствоваться двумя флягами вина, большой и маленькой; нтъ, въ благодарность за это, я требую, чтобы ты съ господиномъ Донъ-Кихотомъ отправился привести въ концу это знаменитое приключеніе. Вернешься ли ты въ скоромъ времени на быстрокрыломъ Клавилен, или, вслдствіе неблагопріятной для тебя судьбы, теб придется вернуться назадъ не скоро, переходя изъ деревни въ деревню, изъ корчмы въ корчму, какъ бдному странствующему богомольцу, словомъ, какъ бы ты ни вернулся, ты во всякомъ случа найдешь свой островъ тамъ, гд его оставишь, и твоихъ островитянъ, по прежнему желающихъ видть тебя своимъ губернаторомъ. Воля моя неизмнна, и ты не сомнвайся въ этомъ, если не хочешь глубоко оскорбить страстное желаніе мое чмъ-нибудь услужить теб.
— Довольно, довольно, воскликнулъ Санчо; мн — бдному, простому оруженосцу, не подъ силу столько любезностей. Пусть господинъ мой садится за коня, и пусть завяжутъ мн глаза и поручатъ меня Богу. Позвольте мн только спросить: могу ли я, пролетая по этимъ воздушнымъ высотамъ, молиться Богу и поручить душу мою ангеламъ.
— Можешь, Санчо, поручать ее кому теб угодно, потому что Маламбруно, хотя и волшебникъ, но христіанинъ; онъ очаровываетъ съ большою сдержанностью и благоразуміемъ и не длаетъ зла никому.