Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание)

— Будь ты проклятъ Богомъ, Санчо, воскликнулъ Донъ-Кихотъ, чтобы шестьдесятъ тысячъ чертей взяли тебя съ твоими пословицами. Вотъ уже больше часу, какъ ты нанизываешь ихъ одну на другую и съ каждой пословицей переворачиваешь во мн вс внутренности. Вспомни мое слово, если он не приведутъ тебя когда-нибудь къ вислиц, если не отыметъ у тебя твой народъ губернаторство и не подымутся на твоемъ остров смуты и волненія, и все это изъ-за твоихъ пословицъ. Скажи на милость, гд ты ихъ находишь, какъ ты ихъ всасываешь въ себя, глупецъ? чтобы найти одну пословицу кстати, я пропотю столько, какъ будто копалъ заступомъ землю.

— Вы на пустяки жалуетесь, ваша милость, перебилъ Санчо. Какой чортъ можетъ попрекнуть меня за то, что я пользуюсь своимъ добромъ, когда кром пословицъ никакого другаго у меня нтъ ни въ деньгахъ, ни въ земляхъ, все оно въ однихъ пословицахъ. Вотъ уже и теперь у меня вертятся на язык четыре пословицы, и такъ он приходятся кстати вс четыре, какъ постъ въ март мсяц; но я промолчу: на нашемъ язык Санчо называютъ человка годнаго для молчка.

— Только этотъ Санчо не ты, воскликнулъ Донъ-Кихотъ; если ты и годенъ на что-нибудь, такъ ужь никакъ не для молчка, а разв для того, чтобы городить вздоръ и ставить на своемъ. Хотлось бы мн, однако, узнать, какія это четыре пословицы такъ кстати завертлись у тебя на язык? У меня тоже кажется не плохой языкъ, но сколько я не ищу, никакой пословицы кстати не нахожу.

— Какихъ же вамъ лучшихъ пословицъ, какъ вотъ эти, отвчалъ Санчо: никогда не клади пальца между чужими зубами; милости просимъ убираться и что вамъ угодно отъ моей жены? пусть ко отвтятъ что-нибудь на это, и если камень стукнулся о кружку или кружка о камень, тмъ хуже для кружки. Вотъ вамъ пословицы самыя кстати, потому что он значатъ: никто не затвай спора съ губернаторомъ и вообще съ старшимъ, потому что онъ прижметъ тебя, какъ зубы — вложенный между ними палецъ. И что сказалъ губернаторъ, значитъ дло кончено, совершенно также, какъ когда говорятъ: милости просимъ убираться, и что вамъ угодно отъ моей жены? Что значитъ четвертая пословица, на счетъ кружки и камня, это разглядитъ и слпой. Поэтому, ваша милость, тому, кто видитъ соломинку въ чужомъ глазу, слдуетъ видть бревно въ своемъ собственномъ, чтобы не сказали о немъ, что смерть боится умереть, а вашей милости должно быть извстно, что дуракъ лучше знаетъ свой домъ, чмъ умниуъ чужой.

— Ну нтъ, я съ этимъ не согласенъ, отвтилъ ДонъКкхотъ; дуракъ ничего не знаетъ ни въ своемъ, ни въ чужомъ дом, потому что на глупомъ фундамент не построишь ничего умнаго. Но пока довольно, Санчо. Если ты будешь дурно управлять, тмъ хуже для тебя и стыдно будетъ для меня. Меня утшаетъ, по крайней мр, то, что я сдлалъ, съ своей стороны, все, что долженъ былъ, подавши теб нсколько такихъ совтовъ, какихъ могъ. Я расквитался съ долгомъ и исполнилъ свое общаніе. Да руководитъ же и хранитъ тебя теперь Богъ на твоемъ губернаторств, и да освободитъ Онъ меня отъ остающагося во мн сомннія; и, правду сказать, боюсь, — какъ бы ты не перевернулъ своего острова вверхъ дномъ. Я могъ бы отвратить это, сказавши герцогу откровенно, что ты ничего больше, какъ грубый, тяжелый мшокъ, наполненный глупостью и пословицами.

— Господинъ мой! сказалъ Санчо; если вамъ кажется, что я не достоинъ быть губернаторомъ, такъ я сейчасъ откажусь отъ этого губернаторства, потому что я больше дорожу ноготкомъ души своей, чмъ всмъ своимъ тломъ; и я такъ же поживу простымъ Санчо съ лукомъ и хлбомъ, какъ Санчо губернаторомъ съ каплунами и куропатками. Когда мы спимъ, тогда вс мы равны: великіе и малые, богатые и бдные, сильные и слабые. И если ваша милость подумаете немного, такъ увидите, что вы же сами смутили мн голову этимъ губернаторствомъ, потому что я столько же понимаю въ немъ, какъ гусь: и если вы полагаете, что черти стащутъ меня съ него, такъ Богъ съ нимъ; лучше простымъ Санчо я отправлюсь въ рай, чмъ губернаторомъ въ адъ.

— Клянусь Богомъ, Санчо! воскликнулъ Донъ-Кихотъ; за одни эти слова ты стоишь быть губернаторомъ. Ты человкъ хорошій, а это главное; безъ этого же мало въ чему служатъ званіе; поручи же себя, мой другъ, Богу и старайся только не согршить первымъ намреніемъ. Имй всегда въ сердц правду, твердо ршись быть справедливымъ во всякомъ дл, и врь, небо всегда помогаетъ благимъ намреніямъ. Теперь отправимся обдать; насъ вроятно ждутъ.

Глава XLIV

Говорятъ, что въ оригинал Сидъ Гамедъ начинаетъ настоящую главу пропущеннымъ переводчикомъ вступленіемъ, въ которомъ мавританскій историкъ изъявляетъ передъ самимъ собой сожалніе, что онъ задумалъ писать такую сухую и поставленную въ такія тсныя границы исторію, принужденный постоянно говорить только о Донъ-Кихот и Санчо, и не смя заняться описаніемъ боле серьезныхъ и интересныхъ эпизодовъ. Онъ утверждаетъ, что занимать постоянно умъ, перо и руку писаніемъ все объ одномъ, да объ одномъ лиц и говорить только устами немногихъ людей, это тяжелый трудъ, который не въ состояніи вознаградить авторскихъ усилій. Чтобы избжать этого неудобства, историкъ, прибгнувъ въ первой части своей исторіи къ маленькой хитрости, вставилъ въ нее два эпизодическіе разсказа: Безразсудно любопытный и Разсказъ плннаго капитана, выходящіе изъ тсныхъ рамокъ его труда; о другихъ же эпизодическихъ разсказалъ онъ умолчать не могъ, потому что въ нихъ дйствовалъ Донъ-Кихотъ.

Съ другой стороны онъ думалъ и даже открыто высказалъ, что нкоторые читатели, заинтересованные подвигами Донъ-Кихота, прочтутъ вставные разсказы на скоро, или съ замтнымъ неудовольствіемъ, и не обратятъ никакого вниманія на ихъ достоинства, которыя были бы замчены, еслибъ эти разсказы, не опираясь на съумашествіе Донъ-Кихота и глупости Санчо Пансо, были бы изданы отдльно, предоставленные самимъ себ.

Вотъ почему, ко второй части этой исторіи, историкъ не пришилъ ни одной повсти, а разсказываетъ только эпизоды, вышедшіе изъ дйствительныхъ событій этой исторіи; да и т онъ излагаетъ весьма коротко, въ нсколькихъ словахъ.

Обладая достаточнымъ количествомъ ума, ловкости и дарованія, чтобы говорить о происшествіяхъ цлаго міра, историкъ удерживаетъ себя, однако, въ тсныхъ границахъ своего разсказа и проситъ поэтому читателей не пренебрегать его трудомъ и похвалить его, если не за то, о чемъ онъ говоритъ, то хоть за то, о чемъ онъ молчитъ. Посл этихъ словъ Сидъ Гамедъ продолжаетъ такимъ образомъ свою исторію:

Вечеромъ того дня, въ который Донъ-Кихотъ подалъ Санчо свои совты, онъ вручилъ ихъ своему оруженосцу написанными, сказавши, чтобы онъ отыскалъ кого-нибудь, кто бы прочелъ ихъ ему. Писанные эти совты были потеряны, однако, въ ту самую минуту, когда ихъ передали Санчо. Они попали въ руки герцога, который передалъ ихъ герцогин, и оба они еще разъ удивились уму и безумію Донъ-Кихота.

Ршаясь продолжать свои шутки, герцогъ и герцогиня въ тотъ же вечеръ отправили Санчо съ большою свитой въ одну деревеньку, которая должна была сдлаться для Санчо островомъ. Губернатора поручили герцогскому мажордому, человку чрезвычайно умному и ловкому, — да и можно ли быть ловкимъ, не будучи умнымъ, — представлявшаго графиню Трифалды такъ мило, какъ мы это видли. Слдуя наставленіямъ, даннымъ ему герцогомъ, на счетъ того, какъ обходиться съ Санчо, мажордомъ съ его талантомъ великолпно устроилъ дло.

Увидвъ его, Санчо въ ту же минуту узналъ въ немъ графиню Трифалды, и обратясь къ Донъ-Кихоту сказалъ ему: «господинъ мой, пусть чортъ меня возьметъ, или вы должны согласиться со иною, что дуэнья Долорида и этотъ мажордомъ одно и тоже».

Посмотрвъ внимательно на мажордома, Донъ-Кихотъ отвтилъ Санчо: «не понимаю, Санчо, къ чему ты себя въ чертямъ посылаешь? изъ того, что лицо этого мажордома похоже на лицо Долориды вовсе не слдуетъ, чтобы мажордомъ былъ Долоридой, иначе тутъ вышло бы какое то непонятное противорчіе. Но теперь не время разсуждать объ этомъ, если мы не хотимъ углубляться въ безвыходвый лабиринтъ. Врь мн только, мой другъ, намъ обоимъ слдуетъ изъ глубины души молиться Богу: да освободитъ Онъ насъ отъ злыхъ волшебниковъ и колдуновъ».