Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание)

— И отлично сдлаете, сказалъ донъ-Іеронимъ; въ тому же въ Барселон тоже готовятся турниры, на которыхъ вы въ состояніи будете выказать вашу ловкость и мужество.

— Это я и думаю сдлать, отвтилъ Донъ-Кихотъ; но пора ужъ спать и я прошу васъ позволить мн проститься съ вами и считать меня отнын вашимъ преданнйшимъ другомъ и слугой.

— Я тоже прошу объ этомъ, сказалъ Санчо; быть можетъ и я на что-нибудь пригожусь.

Простившись съ своими новыми знакомыми, Донъ-Кихотъ и Санчо воротились въ свою комнату, изумивъ Донъ-Жуана и Іеронима этимъ удивительнымъ смшеніемъ ума съ безуміемъ. Они поврили, что это дйствительно Донъ-Кихотъ и Санчо, вовсе не похожіе на тхъ, которыхъ описалъ аррагонскій историкъ.

Донъ-Кихотъ вставъ рано по утру и постучавъ въ перегородку, отдлявшую отъ него сосднюю комнату, попрощался съ своими новыми знакомыми. Санчо щедро заплатилъ хозяину, и на прощаніе посовтовалъ ему умренне расхваливать удобства и изобиліе своего зазжаго дома, или же держать въ немъ побольше припасовъ.

Глава LX

Свжее утро общало прохладный день, когда Донъ-Кихотъ покидая корчму, просилъ показать ему дорогу въ Барселону; о Сарагосс онъ и не вспомнилъ, такъ сильно хотлось ему обличить во лжи этого новаго, грубо обошедшагося съ нимъ историка. Въ продолженіи шести дней съ нимъ не случилось въ дорог ничего такого, что стоило бы быть описаннымъ. Но за шестой день, удалясь съ большой дороги, онъ былъ застигнутъ ночью въ густомъ дубовомъ или пробковомъ лсу; — Сидъ Гамедъ говоритъ объ этомъ не такъ опредленно, какъ обо всемъ другомъ. Господинъ и слуга слзли съ своихъ верховыхъ животныхъ, и Санчо, успвшій уже четыре раза закусить въ этотъ день, устроился себ подъ деревомъ и скоро захраплъ. Но Донъ-Кихотъ, бодрствовавшій не столько отъ голоду, сколько подъ тяжестью своихъ размышленій, не могъ сомкнуть глазъ. Воображеніе его витало въ многоразличныхъ пространствахъ. То видлъ онъ себя въ Монтезиносской пещер, то видлъ свою даму Дульцинею, превращенной въ крестьянку и прыгавшую на осла, то слышались ему слова мудраго Мерлина, напоминавшія рыцарю о бичеваніи, которымъ можно было разочаровать Дульцинею. Его терзало это хладнокровіе, эта безчувственность оруженосца, давшаго себ до сихъ поръ всего пять ударовъ, — капля въ мор въ сравненіи съ тмъ, что онъ долженъ былъ дать себ. Волнуемый этими мыслями, онъ съ досадою сказалъ себ: если Александръ Великій, разская гордіевъ узелъ, сказалъ, что можно одинаково разрзать, какъ и развязать, и если это не помшало ему покорить всю Азію, то не понимаю, почему бы мн самому не отодрать Санчо. Если Дульцинея можетъ быть разочарована только тогда, когда Самчо дастъ себ три тысячи и столько-то ударовъ, такъ не все ли равно, дастъ ли онъ ихъ самъ себ, или ему дадутъ ихъ? все дло въ томъ, чтобы дать ихъ, а какой рукой, это все равно. Подъ вліяніемъ этой мысли онъ устроилъ себ изъ Россинантовской узды родъ кнута, подошелъ въ Санчо и принялся разстегивать ему штаны. Но чуть только онъ приступилъ къ этому длу, какъ Санчо въ ту же минуту пробудился, открылъ глаза и тревожно спросилъ: «кто это?»

— Я, отвчалъ Донъ-Кихотъ; я прихожу исправить твою небрежность и облегчить свои страданія. Я пришелъ отодрать тебя, Санчо, и немного разсчитаться за тебя съ тяготющимъ на теб долгомъ. Дульцпнея погибаетъ, ты ни о чемъ не думаешь, я умираю съ горя; скидай же добровольно штаны и я отсчитаю теб въ этомъ уединенномъ мст тысячи дв ударовъ.

— Нтъ, нтъ, воскликнулъ. Санчо, успокойтесь ваша милость, или мы надлаемъ такого шуму, что глухіе услышатъ насъ. Я долженъ отхлестать себя добровольно, а не насильно: и теперь у меня нтъ ни малйшей охоты приниматься за это дло; довольно если я дамъ вашей милости слово отхлестать и согнать съ себя мухъ, когда мн будетъ угодно.

— Я не могу положиться на тебя, сказалъ Донъ-Кихотъ, у тебя черствое сердце, и хотя ты вилланъ, но тло у тебя нжное; говоря это, Донъ-Кихотъ силился развязать Санчо штаны. Но не тутъ то было. Санчо вскочилъ на ноги, обхватилъ своего господина руками, свалилъ его на землю и упершись правымъ колномъ въ грудь Донъ-Кихота, взялъ его за руки, такъ что тотъ не могъ ни двинуться, ни дохнуть. Напрасно Донъ-Кихотъ хриплымъ голосомъ кричалъ ему: «измнникъ! что ты длаешь? ты возстаешь на своего господина? ты нападаешь на того, кто тебя кормитъ хлбонъ».

— Я не возвожу и не низвожу короля! отвтилъ Санчо; я защищаю отъ своего господина самого себя. Оставьте меня въ поко, не упоминайте пока ни о какихъ ударахъ и я васъ пущу, или «ты умрешь измнникъ, врагъ донъ-Санчо».

Донъ-Кихотъ пообщалъ Санчо оставить его въ поко, поклялся жизнью своихъ мыслей, что онъ не коснется и ворса на его камзол и предоставитъ ему заботу отодрать себя когда ему будетъ угодно. Санчо всталъ и поспшно отошелъ въ сторону, но прислонясь къ дереву, онъ почувствовалъ, что кто-то дотрагивается до его головы. Протянувъ руку, онъ ощупалъ одтыя человческія ноги. Не помня себя отъ страха, онъ побжалъ укрыться вблизи другаго дерева, но тамъ случилось тоже самое, и испуганный оруженосецъ кликнулъ на помощь рыцаря. Донъ-Кихотъ поспшилъ на зовъ Санчо и спросилъ, что испугало его? «Эти деревья наполнены человческими руками и ногами», отвтилъ Санчо. Прикоснувшись къ деревьямъ Донъ-Кихотъ сразу догадался въ чемъ дло.

— Чего бояться? сказалъ онъ; это должно быть руки и ноги какихъ-нибудь бандитовъ, повшенныхъ здсь на деревьяхъ; явный знакъ, что мы должны быть возл Барселоны. — Все это было совершенно справедливо. Проснувшись, ваши искатели приключеній увидли на зар тла бандитовъ, покрывавшія лсныя деревья. Наступилъ день, и если мертвые бандиты испугали нашихъ искателей приключеній, тмъ сильне испугались они, увидвши утромъ возл себя сорокъ живыхъ бандитовъ, окружившихъ рыцаря и его оруженосца; бандиты приказами имъ на кадодонскомъ нарчіи не двигаться съ мста до прихода атамана. Донъ-Кихотъ стоилъ пшкомъ, конь его былъ безъ уздечки, копье прислонено въ дереву, такъ что рыцарь лишенъ быхъ всхъ средствъ защиты. Скрестивъ руки и опустивъ на грудь голову, онъ принужденъ быхъ безмолвно сохранить себя для лучшихъ временъ. Бандиты осмотрли осла и не оставили ничего въ чемодан и котомк Санчо, и благо еще, что онъ спряталъ въ кушак деньги, подаренныя ему герцогомъ и т, которыми онъ запасся дома.

Тмъ не мене молодцы обшарили бы его и узнали, что спрятано у него между тломъ и кожей, еслибъ въ эту минуту не появился атаманъ, — человкъ лтъ тридцати четырехъ, брюнетъ, съ строгимъ, повелительнымъ взглядомъ. Онъ быхъ верхомъ на сильномъ кон и съ боку возл кольчуги его красовались дв пары пистолетовъ. Видя, что его оруженосцы (такъ называютъ себя разбойники) собираются обобрать Санчо Пансо, онъ веллъ имъ остановиться, и бандиты въ ту же минуту послушали его; такимъ то образомъ поясъ остался при Санчо. Атаманъ удивился, увидвъ прислоненное въ дереву копье, лежащій на земл щитъ и закованнаго въ желзо Донъ-Кихота, стоявшаго съ самымъ грустнымъ лицомъ, какое могла родить печаль.

«Успокойтесь,» сказалъ атаманъ Донъ-Кихоту, «вы попали не къ какому-нибудь варвару Озирису, а къ Рок Гинару, боле сострадательному, чмъ жестокому.»

— Безстрашный Рокъ! отвчалъ Донъ-Кихотъ, меня томитъ не то, что я очутился въ твоихъ рукахъ, но что нерадивый, я допустилъ взять себя въ плнъ, оставивъ коня своего безъ узды; какъ странствующій рыцарь я обязанъ быть всегда на страж самаго себя. Скажу теб, великій Гинаръ, что еслибъ меня застали верхомъ на кон, съ щитомъ въ рукахъ, то не скоро бы овладли мною, потому что я Донъ-Кихотъ Ламанчскій, наполнившій міръ славою моихъ подвиговъ.

Рокъ Гинаръ въ ту же минуту понялъ, что Донъ-Кихотъ большій безумецъ чмъ храбрецъ, и хоть онъ слышалъ это имя, тмъ не мене никогда не врилъ разсказамъ объ этомъ рыцар и никакъ не могъ вообразить, чтобы на свт пришла кому-нибудь дурь сдлаться странствующимъ рыцаремъ. И онъ чрезвычайно обрадовался этой встрч, увидвъ глазъ на глазъ то, о чемъ онъ слышалъ.

— Мужественный рыцарь! сказалъ онъ ему, не отчаивайтесь, и не кляните судьбу, приведшую васъ сюда. Быть можетъ въ роковыхъ этихъ встрчахъ, заблудшій жребій вашъ найдетъ свои истинный путь; ибо непредугаданными путями небо воздвигаетъ падшихъ и обогащаетъ бдныхъ.

Донъ-Кихотъ собирался благодарить Рока, но въ эту минуту въ лсу раздался шумъ, похожій на топотъ нсколькихъ всадниковъ. На дл оказался однако всего одинъ всадникъ, молодой человкъ лтъ двадцати, скакавшій во всю прыть; онъ быхъ въ широкихъ панталонахъ и въ зеленомъ штофномъ камзол съ золотой бахрамой, въ валонской шляп, въ навощенныхъ сапогахъ съ золотыми шпорами, съ шпагой, кинжаломъ, маленькимъ мускетомъ и двумя пистолетами за поясомъ. Заслышавъ конскій топотъ, Рокъ обернулся и встртился глазами съ молодымъ щеголемъ, сказавшимъ атаману: «я искалъ тебя, безстрашный Рокъ, въ надежд, что ты облегчишь, если не исцлишь мои страданія. Но, чтобы не держать тебя въ недоумніи, скажу теб, это я такой; ты, какъ я вижу, не узнаешь меня. Я — Іеронима Клавдія, дочь Симона Форта, твоего искренняго друга и заклятаго врага Клокель Торелльясъ, принадлежащаго въ враждебной теб сторон. У твоего личнаго врага Торелльяса, ты знаешь, есть сынъ донъ Винцентъ, по крайней мр онъ назывался такъ два часа тому назадъ. Но, чтобы не распространяться слишкомъ о своихъ несчастіяхъ, я разскажу теб все дло въ немногихъ словахъ. Винцентъ любилъ меня и я любила его взаимно, тайно отъ отца; что длать! нтъ въ мір такой безстрастной женщины, у которой не было бы времени удовлетворить ея желаніямъ, когда она позволяетъ имъ овладть собой. Винцентъ поклялся быть моимъ мужемъ, я поклялась быть его женой, и все ограничилось пока взаимно данными клятвами. Вчера я узнала, что Винцентъ, презрвъ свои клятвы, женится на другой и что сегодня утромъ должна быть его свадьба! Эта потрясающая новость положила предлъ моему терпнію. Отца моего не было дома, и потому мн легко было одться въ это платье и поскакать къ Винценту, котораго я нагнала за милю отсюда. Не теряя времени на пустыя жалобы и оправданія, я выстрлила въ него сначала изъ одного карабина, потомъ изъ этихъ пистолетовъ, всадила ему въ тло боле двухъ пуль, и открыла въ немъ выходы, изъ которыхъ честь моя вытекла съ его кровью. Окровавленный, онъ остался на мст въ рукахъ своихъ слугъ, которые не могли или не смли защищать его. Теперь я прихожу къ теб съ просьбою помочь мн бжать во Францію, гд у меня есть родные, у которыхъ я въ состояніи буду безопасно жить, и вмст съ тмъ прошу тебя, защити отца моего отъ мщенія многочисленной родни Винцента.

Удивленный прекрасной наружностью, энергіей и страннымъ приключеніемъ прекрасной Клавдіи, Рокъ отвтилъ ей: «отправимся, прекрасная дама, прежде всего взглянуть умеръ ли вашъ врагъ, а потомъ подумаемъ, что длать намъ?»

«Пусть никто не трудится защищать эту даму!» воскликнулъ въ эту минуту Донъ-Кихотъ, слушавшій съ большимъ вниманіемъ Клавдію и отвтъ Рока. «Дайте мн коня, оружіе, и ожидайте меня здсь. Я отправлюсь за этимъ рыцаремъ, и живаго или мертваго заставлю его сдержать слово, данное имъ этой обворожительной красавиц«.