Гарики на все времена (Том 1)

492

Надо очень увлекаться нашим жизненным балетом, чтоб не просто пресмыкаться, но еще порхать при этом.

493

Не стоит скапливать обиды, их тесный сгусток ядовит, и гнусны видом инвалиды непереваренных обид.

494

Такой подлог повсюду невозбранно фасует вместо масла маргарин, что кажется загадочно и странно, что нету кривоногих балерин.

495

Блажен заставший время славное во весь размах ума и плеч, но есть эпохи, когда главное — себя от мерзости сберечь.

496

Напрасно мы погрязли в эгоизме, надеясь на кладбищенский итог: такие стали дыры в атеизме, что ясно через них заметен Бог.

497

Все достаточно сложно и грозно в этой слякоти крови и слез, чтобы жить не чрезмерно серьезно и себя принимать не всерьез.

498

Родясь не обезьяной и не сфинксом, я нитку, по которой стоит жить, стараюсь между святостью и свинством подальше от обоих проложить.

499

В пепле наползающей усталости, следствии усилий и гуляний, главное богатство нашей старости — полная свобода от желаний.

500

Словно от подпорченных кровей ширится растление в державе; кажется, что многих сыновей — мачехи умышленно рожали.

501

Мы сохранили всю дремучесть былых российских поколений, но к ним прибавили пахучесть своих духовных выделений.

502

Не горюй, старик, наливай, наше небо в последних звездах, устарели мы, как трамвай, но зато и не портим воздух.

503

Люблю эту пьесу: восторги, печали, случайности, встречи, звонки; на нас возлагают надежды в начале, в конце — возлагают венки.

504

Нашедши доступ к чудесам, я б их использовал в немногом: собрал свой пепел в урну сам, чтоб целиком предстать пред Богом.

Живу я более чем умеренно, страстей не более, чем у мерина

505

Меж чахлых, скудных и босых, сухих и сирых есть судьбы сочные, как сыр, — в слезах и дырах.

506

Пролетарий умственного дела, тупо я сижу с карандашом, а полузадохшееся тело мысленно гуляет нагишом.

507

Маленький, но свой житейский опыт мне милей ума с недавних пор, потому что поротая жопа — самый замечательный прибор.

508

Бывает — проснешься, как птица, крылатой пружиной на взводе, и хочется жить и трудиться; но к завтраку это проходит.

509

Я не хожу в дома разврата, где либералы вкусно кормят, а между водки и салата журчит ручей гражданской скорби.

510

В эпохах вздыбленных и нервных блажен меж скрежетов зубовных певец явлений атмосферных и тонких тайностей любовных.

511

Вчера мне снился дивный сон, что вновь упруг и прям, зимой хожу я без кальсон и весел по утрам.

512

Радость — ясноглазая красотка, у покоя — стеганый халат, у надежды — легкая походка, скепсис плоскостоп и хромоват.

513

Сто тысяч сигарет тому назад таинственно мерцал вечерний сад; а нынче ничего нам не секрет под пеплом отгоревших сигарет.

514

Когда я раньше был моложе и знал, что жить я буду вечно, годилось мне любое ложе и в каждой бабе было нечто.

515

Судьба моя полностью взвешена: и возраст висит за спиной, и спит на плече моем женщина, и дети сопят за стеной.

516

Дивный возраст маячит вдали — когда выцветет все, о чем думали, когда утром нигде не болит, будет значить, что мы уже умерли.

517

Мой разум не пронзает небосвод, я им не воспаряю, а тружусь, но я гораздо меньший идиот, чем выгляжу и нежели кажусь.

518

В нас что ни год — увы, старик, увы, темнее и тесней ума палата, и волосы уходят с головы, как крысы с обреченного фрегата.

519

Уж холод пронизал нас до костей, и нет былого жара у дыхания, а пламя угасающих страстей свирепей молодого полыхания.

520

Весенние ликующие воды поют, если вовлечься и прильнуть, про дикую гармонию природы, и знать о нас не знающей ничуть.

521

С кем нынче вечер скоротать, чтоб утром не было противно? С одной тоска, другая — блядь, а третья — слишком интенсивна.

522

Изведав быстрых дней течение, я не скрываю опыт мой: ученье — свет, а неучение — уменье пользоваться тьмой.

523

Я жизнь свою организую, как врач болезнь стерилизует, с порога на хуй адресую всех, кто меня организует.