Гарики на все времена (Том 1)

524

Увижу бабу, дрогнет сердце, но хладнокровен, словно сплю; я стал буквальным страстотерпцем, поскольку страстный, но терплю.

525

Душа отпылала, погасла, состарилась, влезла в халат, но ей, как и прежде, неясно, что делать и кто виноват.

526

Не в том беда, что серебро струится в бороде, а в том беда, что бес в ребро не тычется нигде.

527

Наружу круто выставив иголки, укрыто провожу остатки дней; душе милы и ласточки, и волки, но мерзостно обилие свиней.

528

Жизнь, как вода, в песок течет, последний близок путь почета, осталось лет наперечет и баб нетронутых — без счета.

529

Успех любимцам платит пенсии, но я не числюсь в их числе, я неудачник по профессии и мастер в этом ремесле.

530

Я внешне полон сил еще покуда, а внутренне — готовый инвалид; душа моя — печальный предрассудок — хотя не существует, а болит.

531

Служа, я жил бы много хуже, чем сочинит любой фантаст, я совместим душой со службой, как с лесбиянкой — педераст.

532

Скудею день за днем. Слабеет пламень; тускнеет и сужается окно; с души сползает в печень грузный камень, и в уксус превращается вино.

533

Теперь я стар — к чему стенания?! Хожу к несведущим врачам и обо мне воспоминания жене диктую по ночам.

534

Я так ослаб и полинял, я столь стремглав душой нищаю, что Божий храм внутри меня уже со страхом посещаю.

535

Полувек мой процокал стремительно, как аллюр скакового коня, и теперь я живу так растительно, что шмели опыляют меня.

536

Лишь постаревши, я привык, что по ошибке стал мишенью: когда Творец лепил мой лик, он, безусловно, метил шельму

537

Теперь вокруг чужие лица, теперь как прежде жить нельзя, в земле, в тюрьме и за границей мои вчерашние друзья.

538

Пошла на пользу мне побывка в местах, где Бог душе видней; тюрьма — отменная прививка от наших страхов перед ней.

539

Чего ж теперь? Курить я бросил, здоровье пить не позволяет, и вдоль души глухая осень, как блядь на пенсии, гуляет.

540

Я, Господи, вот он. Почти не смущаясь, совсем о немногом Тебя я прошу: чтоб чувствовать радость, домой возвращаясь и вольную твердость, когда ухожу.

541

Хоронясь от ветров и метелей и достичь не стремясь ничего, в скорлупе из отвергнутых целей правлю я бытия торжество.

542

В шумных рощах российской словесности где поток посетителей густ, хорошо затеряться в безвестности, чтоб туристы не срали под куст.

543

Что может ярко утешительным нам послужить под старость лет? Наверно, гордость, что в слабительном совсем нужды пока что нет.

544

Судьба — я часто думаю о ней: потери, неудачи, расставание; но чем опустошенней, тем полней нелепое мое существование.

545

С утра, свой тусклый образ брея, глазами в зеркало уставясь, я вижу скрытного еврея и откровенную усталость.

546

Я уверен, что Бог мне простит и азарт, и блаженную лень; ведь неважно, чего я достиг, а важнее, что жил каждый день.

547

Я кошусь на жизнь веселым глазом, радуюсь всему и от всего; годы увеличили мой разум, но весьма ослабили его.

548

Как я пишу легко и мудро! Как сочен звук у строк тугих! Какая жалость, что наутро я перечитываю их!

549

Вчера я бежал запломбировать зуб и смех меня брал на бегу: всю жизнь я таскаю мой будущий труп и рьяно его берегу.

550

Терпя и легкомыслие, и блядство, судьбе я продолжаю доверять, поскольку наше главное богатство — готовность и умение терять.

551

Осенний день в пальтишке куцем смущает нас блаженной мукой уйти в себя, забыть вернуться, прильнуть к душе перед разлукой.

552

Не жаворонок я и не сова, и жалок в этом смысле жребий мой; с утра забита чушью голова, а к вечеру набита ерундой.

553

Старости сладкие слабости в меру склероза и смелости: сказки о буйственной младости, мифы о дерзостной зрелости.

554

Неволя, нездоровье, нищета — солисты в заключительном концерте, где кажется блаженством темнота неслышно приближающейся смерти.

555

Старенье часто видно по приметам, которые грустней седых волос: толкает нас к непрошеным советам густеющий рассеянный склероз.

556

Я не люблю зеркал — я сыт по горло зрелищем их порчи: какой-то мятый сукин сын из них мне рожи гнусно корчит.