Книга чародеяний

Даже скованный ужасом, навеянным чужими чарами, Арман от подобной наглости пришёл в ярость. В его голосе это никак не отразилось, и всё же он сказал:

– Господин посол, вы ведь сами знаете, как это тяжело. Я не обладаю своим здоровьем в вашем теле, а постоянные превращения…

– Ну так надо поторопиться, – безразлично перебил его Хартманн. – Ускорить события. Прося вас не действовать напролом, я не имел в виду, что надо тянуть до скончания веков. Старейшины там что-то изучают, изучают, они доизучаются… до чего-нибудь не того, и придётся начинать всё сначала… А пока момент удачный, крайне удачный. Давайте-ка мы с вами возьмём себя в руки и доведём дело до конца. Чем скорее, тем лучше.

Довести дело – значит добиться, будучи Хартманном, права на книгу. И получить её. Дальше пути расходятся, напомнил себе Арман. Проклятое пламя, у него даже нет никакого плана.

– Кто такой Готфрид и что он вам сказал?

– Готфрид? Такой, с усиками… он иногда присматривает за Эрнестом. Кстати об этом, вы так трогательно общаетесь с молодым Росицким.

– Если бы он что-то заподозрил, я бы первым прекратил общение, – ровно ответил Арман. – Вы ведь знаете, что я весьма… впечатлён вашими методами.

– Правильно, я вас и не виню. Это мило. Такая нежная дружба, такое совпадение душ, – он снова улыбался одними губами, самое неприятное для Армана выражение лица. – Жаль, что ваш добрый друг пребывает в неведении. Грустно, наверное…

Откуда ему знать? У этого человека друзей не было. Приятельские отношения с другими магами, которые Хартманн выстраивал всю жизнь, были лишь связями: сильных он недолюбливал, слабыми пользовался, равных не признавал. Супруга Роберта, Каролина, сумела разбудить в нём что-то большее, чем любопытство, но ненадолго – она умерла, давая жизнь сыну, любовный интерес угас и больше не возрождался. Густав был обречён с самого начала, это Арман понял, ознакомившись с описанием Людвига Хартманна.

– Между прочим, этот ваш Милослав – образец могущественного дурака, которыми так гордится колдовское сообщество, – небрежно заметил Хартманн. – Весь в родителей, я понимаю, но они ведь не одни такие. Вот уж кому плевать на большой мир, плевать на тех, кто слабее… Вы не замечали? Наверное, нет, вы ведь и сами юное дарование.

– Его отец не производит такого впечатления.

– Верно, потому что пан Михаил присосался к чужой силе, как пиявка к телу. Не умаляю его прекрасных душевных качеств, но в молодости он был обычным стрелком, не лучше и не хуже прочих.

Арману совершенно не хотелось это слушать: подолгу пребывая в чужом теле и разуме, он боялся, что слова Хартманна как-то изменят его отношение к друзьям. Одно знал точно – пан Росицкий никогда бы не стал угрожать ему смертью сестры.

– Скоро о вас начнут беспокоиться многие, – сказал Хартманн. – Либо сочиняйте новые письма из лечебницы, либо слушайтесь меня. Пока всем не до вас, подозрения мы вызвали только у молодого Клозе, но если это затянется…

– Не затянется.

– Приятно слышать. Значит, договорились?

Кажется, именно это называется сделкой с дьяволом. В дьявола Арман не верил, да и зачем дьявол, если есть господин посол?

– Договорились. Чего вы хотите?

– Того же самого, друг мой. Книгу чародеяний. Неважно, в каком она там состоянии, вам всё по плечу, – утешил его Хартманн, как будто Арман нуждался именно в этих словах. – Правда, я вам тоже не до конца доверяю, как и вы мне… ничего личного. Нужно вас немножко простимулировать. Подтолкнуть. Я же понимаю, все устали, да и у вас там такой простор для произвола…

Эти новости Арману не понравились вовсе. Зная методы Хартманна, он приготовился к тому, что в качестве «стимула» он кого-нибудь похитит или убьёт. Но кого? Бедный Юрген в его власти, и Арман догадывался, куда уходят его жизненные силы – ну не стал бы Роберт держать его взаперти просто так, без всякой выгоды. Адель должна быть в безопасности, до Берингара попробуй достань, а вот другие… Господин посол неоднократно упоминал Росицких. И господин посол ничего не сказал о Шарлотте, хотя не мог о ней не знать.

– Дайте мне хотя бы конкретный срок, – попросил Арман, чувствуя, как свербит в горле, словно к нему в искусственном сне подбирался кашель чужого тела. Он помнил, что вечером вернулся в свой облик, но уже не был так уверен. – Полагаю, просить пощадить кого-то бесполезно…

– Правильно, – обрадовался Хартманн и чуть ли не в ладоши хлопнул. Какое ребячество, подумал Арман, глядя в его пустые холодные глаза. Какое наигранное ребячество. Германские княжества, прусская корона, да хотя бы колдовское сообщество – ничто из этого не должно попасть ему в руки… Самым страшным было то, что Хартманн отлично знал, что делает: его затеи строились на холодном расчёте и ясной логике. Как-то раз Арман чуть не сорвался на проповедь, чтобы доказать господину послу, будто все его идеи растут из детских обид или унижения Пруссии перед Наполеоном, но вовремя прикусил язык. А то он не знает! Своими изъянами Роберт Хартманн пользовался с тем же успехом, что и чужими – ему не надо было открывать глаза на суровое обращение отца или собственную бесполезную магию. Он хотел получить доверие, признание, власть и шёл к ним, как на прогулку в парк, если не удастся сейчас – что ж, в парке много других тропинок.

Пока в нижнем зале происходило то, с чем читатель ознакомился ранее, Арман спал и не знал, что гораздо больше следует опасаться книги. Поэтому он думал, что артефакт сам по себе не столь опасен, а вот человек, вынудивший его пойти на великий обман, человек, без всякого гипноза водящий за нос немалое количество сильных колдунов, должен быть побеждён… уничтожен. Убит.

Хартманн насвистывал очередную партию, вполсилы дирижируя длинным указательным пальцем, и разглядывал роспись на стенах.

– Но я совсем забыл вас похвалить, – воскликнул он, снова обернувшись к Арману. – Как вы в свободную минуту просвещаете молодёжь, это просто потрясающе. У меня бы уже не хватило терпения, чтобы вбивать в эти сильные, но достаточно тупые головы историю магии… А ведь это то, что нужно! Если, не дай древний дух, поднимется бунт, стражники будут на вашей стороне. На моей, прямо скажем.

– Чайома не доверяет вам.

– Она мне никогда не доверяла, не берите в голову, – отмахнулся Хартманн. – Впрочем, её мнение не имеет такого веса, как её могучее тело. Разве что порчу нашлёт, но это не за один день делается… А вот Джеймс меня приятно удивил. Это правда, что он сам предложил мою кандидатуру? Чудеса, не иначе!

– Правда. Мадам дю Белле открыто намекает на совместное владение, – Армана осенило только что, и он вдруг понял, что означала несвойственная Вивиан гибкость. – Книгу она уступать не хочет, но слишком ценит вашу безопасность.

«Ценит», как же… Мадам влюблена, даже если сама этого не понимает. Сообщница, старая подруга и соперница смотрела на него такими глазами, когда никто другой не видел… Арман уже признал свою слепоту в делах любовных, но здесь был готов побиться об заклад.

– Весьма тронут, но нет, – неозвученное признание не составило для Хартманна никакого интереса. – Разумеется, потом я отплачу ей за поддержку на этом, гм, этапе… Но вы не обманывайтесь, друг мой, не обманывайтесь. Что бы вы там ни углядели между мной и Вивиан, никто из нас не допустил бы такой оплошности и не стал делиться. Ещё чего, – хмыкнул он еле слышно и сцепил пальцы. – Ах, Вивиан… всё бы тебе простил, тебе, да не Франции.