Книга чародеяний
Шрифт:
– Первые духи природы, легендарные существа, – рассказывал Хартманн, когда они сидели в углу общего стола и лакомились кофе с булочками. Рядом ошивался любопытный серб и неразлучная пара амбалов – телохранителей Хольцера. – Считается, что именно они поделились своими силами с достойнейшими из женщин, и так появились первые ведьмы. Как вы можете догадаться, прежде всего наши колдуньи подружились с животворящими материями, такими как огонь и вода, земля и травы, воздух и звёзды. Потом, годы спустя, ведьмы развили свои способности до того, что смогли потихоньку влиять на человеческое тело, подчинять себе животных: чаще всего в услужение брали кошек, потому что с ними, как с себе подобными,
Австриец справа от Милоша недовольно фыркнул, и Милошу захотелось пересесть.
– А вы как думали? – дружелюбно осведомился Хартманн, по-птичьи отщипывая крошки от своей булочки. Иногда Милошу казалось, что он питается только водой и собственной болтовнёй. – Прежде всего жизнь, а уж потом смерть; таков неизбежный ход событий. Мы ведь с вами, друзья мои, жизнь множить не способны, а это самое главное.
– Должен сказать, какой-никакой вклад мы всё-таки вносим, – деликатно заметил Милош. Посол хмыкнул в ответ.
– Ну да, именно что скромный вклад. Дело-то нехитрое, – соседей разнесло: кто заржал, кто возмутился, только сидевшая чуть поодаль Чайома покивала с уважением. – Вот как-то так и выглядели первичные ритуалы. Читал я одну жуткую вещицу, кажется, старейшины так и не захотели включать её в книгу… Первичное слияние древнего духа и тела женщины было весьма болезненным процессом, но следующие поколения этого избежали, а затем магическая сила множилась сама по себе, передаваясь с помощью нашей крови из поколения в поколение, как среди женщин, так и среди мужчин.
– Никому не ведомо, насколько это верно, – заметила Чайома.
– В самом деле. Поэтому, полагаю, та рукопись и вызвала столько нареканий… И тем не менее, это объясняет, почему наша с вами боязнь конца магии оправдана сполна.
– Почему, господин посол? – переспросил Небойша. Он, как и остальные, немного напрягся от такого перехода к грядущей катастрофе.
– Ну, – Хартманн потянул время, отпил кофе, поморщился и снова заговорил. – Древних духов-то больше нет. Они полностью растворились в нашей с вами крови, и призвать их заново не получится. Природа уже не та, люди с каждым днём и часом подминают под себя земли, загрязняют воду, тянутся к небесам, прокладывают дороги через леса… Нет, друзья мои, возродить ЭТО мы уже не в силах. Остаётся лишь оберегать то, что осталось, чем мы, собственно, и занимаемся.
Может, кто-то это и знал, Милош услышал столь подробное объяснение впервые и остался под впечатлением. Он много слышал прежде о роли ведьм и женщин, о том, что дар жизни и природы принадлежит только им, а всяческие драки, предсказания, воздействие на разум – в основном мужские игрушки, но не связывал всё это ни с международным ругательством, ни с самой историей колдовства. Хартманн оговорился, что, мол, это не обязательно было так, но давным-давно читанная им обгоревшая рукопись – едва ли не единственный источник. Милош заинтересовался этой темой, поприставал к старейшинам и к отцу, но вскоре ему надоело, и скука вернулась с новой силой. Папа вечно был занят, Хартманн быстро уставал и редко баловал их такими лекциями, так что делать было нечего.
Ещё Милош пытался возобновить знакомство с Чайомой, уверенный, что в детстве она ему чем-то нравилась. Увы: он по привычке рассказывал себе сказки, потому что забыл, как всё было на самом деле. После первой встречи с большой и страшной «тётей Чомой» он проревел три часа кряду и ещё неделю засыпал только с зажжённым
светом, да так, чтобы Корнель обязательно держал его за руку. Напрасно пан Михаил увещевал младшего сына, что Чайома пользуется крысиными, а не кошачьими трупами, что кровь нужна младенцев, а не глупых пятилетних мальчиков, что в темноте прячутся не зубастые монстры, а всего лишь призраки погибших насильственной смертью – ничто не могло утешить маленького Милоша. Потом он сам дорос до колдовства и за всеми рогатками, свечками и выкопанными на заднем дворе черепками как-то успокоился. И забыл. Только Корнель помнил всё, но добросовестно молчал: не хотел получить подзатыльник от младшего брата.На сей раз обошлось. Милош не придумал, с каким вопросом подойти к Чайоме, и попросту махнул рукой.
Теперь он снова остался один, если можно говорить об одиночестве в замке, битком набитом колдунами. В коридорах тут и там попадались часовые, и Милош злорадно топал мимо, наслаждаясь тем, что сегодня не его очередь дежурить. И шёл бы спать! Но сон не шёл навстречу, поэтому ноги сами понесли его вниз, к книге. Старейшин там не оказалось, а ночная стража состояла из нескольких пруссаков, среди которых Милош обнаружил Берингара.
Странно, обычно он на ночь не остаётся, либо проводя время за разговорами с советом старейшин, либо возвращаясь домой, где его ждала Адель. Милош немного потоптался на пороге, а потом вошёл в сырой промозглый зал, в котором плавало неприятное синеватое сияние. Книга лежала тихо и никого не трогала, сегодня от неё вообще ничего особенного не исходило – из того, что мог почувствовать Милош. Ну и ладно, не всё коту колдунство.
– Добрый вечер, господин Росицкий, – проскрежетал справа неприятный голос. Милош обернулся, не дойдя до Берингара, и увидел физиономию сержанта Хубера, которую здешнее освещение делало совсем уж несимпатичной. – Кажется, сегодня не ваша очередь дежурить в нижнем зале.
– Добрый вечер, – Милош заставил себя поздороваться в ответ, но на дальнейшую вежливость его терпения не хватило. – И что, это как-то мешает мне находиться здесь? За книжечку не беспокойтесь, сержант Хубер, я с ней за пазухой по Дрездену бегал.
Не только он, и не совсем за пазухой, и не то чтобы в Дрездене, но кто проверит? Хубер злобно засопел в ответ.
– Если у вас какое-то дело…
– Да, у меня дело. Вас подменить. Говорят, – Милош коварно понизил голос, – говорят, вы приболели, у вас тяжёлый насморк. Вам надо отдохнуть…
Сержант Хубер обалдел от такого заявления, но тут к ним приблизились остальные: Милош услышал шаги, одинаково чеканные, но различные по тому, как их обладатели впечатывали пятки в пол. Это оказались двое – добродушного вида громила, с которым Милош сталкивался прежде, и Берингар, казавшийся на фоне своего спутника-медведя тонким прутиком, хотя и железным. Если так подумать, они часто оказывались рядом, и чеха неожиданно осенило: не друзья ли? Остальные стражники Бера по разным причинам избегали, да и он сам не искал с ними встреч, кроме деловых, а этот сержант размером с мамин шкаф был румяным и улыбчивым исключением.
– Сержант Хубер, немедленно отправляйтесь отдыхать, – сказал Берингар, услышавший последнюю часть разговора. – Поскольку я не вправе вами командовать, считайте, что это дружеский совет.
Хубер шумно перегнал воздух из одной ноздри в другую. Неизвестно, что ударило по нему больше: то, что Берингар ему приказывал, или то, что намекнул на дружбу. В дело вступил здоровяк:
– В самом деле, выглядите неважно. Идите наверх, господин Росицкий вас подменит…
Милош сам не знал, зачем в это ввязался, теперь придётся стоять до утра. Всё равно интереснее, чем слушать посольскую кашу!