Книга чародеяний

– Господин посол, вы не ответили о сроках.

– Как можно скорее, вот ваши сроки. Не испытывайте моё терпение.

Сейчас Роберт Хартманн как никогда в жизни напоминал своего отца, но он не мог этого видеть, а Арман не мог этого знать. Точно так же покойный Людвиг смотрел на своего сына в ожидании, что тот сделает невозможное и в одночасье превратится в великого стрелка, талантливого полководца или хотя бы посредственного предсказателя, чтобы занять пост военного советника при короле.

В здравом уме Арман никогда бы этого не сделал, но его сознание подточила постоянная бдительность, а тело и вовсе стремительно утрачивало контроль; теперь до той стойкости, которую он проявил осенью в берлинском доме Хартманна, было как до луны. Он спросил, борясь с отчаянием:

– Кто пострадает? Скажите, я всё сделаю…

Хартманн улыбнулся. Искренне – на сей раз он был доволен если не Арманом, то собой.

– Не скажу. Это сюрприз. Поверьте мне, вы очень удивитесь!

Арман проснулся на полу, дрожа от холода. Спина болела, болело вообще всё, и всё равно лучше кошмарная явь, чем такой явственный кошмар. Кое-как поднявшись, он прошёлся по комнате, сверился с часами, раскопал свежую одежду, достал зеркало. Убрал. Они уже беседовали сегодня. Если понадобится, пришлёт своего Готфрида… В комнате не было никаких следов чужого присутствия: наверное, следы присутствия во сне не нашёл бы даже Берингар.

Делать было нечего – Арман приступил к обращению. Он умывался, привычно вылепляя на себе чужое лицо, чувствуя, как искажается, меняясь, тело, и напряжённо думал о новой угрозе Хартманна. К мысли, что с этим пора кончать и книга должна перейти в собственность как можно скорее, они с послом пришли в один день. А вот то, как он собрался подгонять Армана… Наверняка это будет новый плен, новая смерть. Хартманн считает, что удивит его. Какие варианты очевидны? Адель, Милош, возможно, Лотта – последнюю защищало то, что она не жила в доме Армана, есть шанс, что посол проглядел её… Если б у Армана была семья, он бы сходил с ума от страха за них, но семьи не было. Значит, неочевидное. Берингар? Их отношения вряд ли выглядят дружескими со стороны, но Берингар в окружении старейшин и здесь полно охраны… Если посмотреть вне замка Эльц, там Росицкие, там прекрасная пани Хелена… Арман зашёл в тупик, начав перебирать одноразовые знакомства. Беда в том, что он хорошо относился ко многим, да и любое живое существо ему было бы жаль, особенно пострадай оно за Армана. Не Мельхиор же! Пёс должен сидеть под замком в доме Клозе.

Что-то пошло не так. Арман поднял глаза и увидел в зеркале знакомое лицо, но в следующий миг черты Роберта исказились, и на оборотня снова смотрел он сам. Плохо заговорил воду? Исключено. Недостаточно сосредоточился? А вот это да… Арман повторил процедуру с нуля, запретив себе думать об угрозе, и столкнулся с тем, что физически не может ничего сделать: на каждую попытку изменить внешность тело реагировало бурным сопротивлением.

Он снова поднёс окаменевшие, будто свинцом налитые руки к лицу, но сил едва хватало на то, чтобы сделать один вялый мазок по лбу. Вода стекала с кончика носа. Перед глазами помутилось, и Арман сжал зубы, пытаясь хоть как-то заставить себя взбодриться. Ничего не вышло: он слишком устал и не мог колдовать.

Только вот усталости в его случае не осталось места. Арман бы и пожалел себя, но на кону стояла чья-то жизнь, чужая жизнь, он даже не знал, кто именно пострадает на этот раз; ему самому больше всего на свете хотелось довести дело до конца, уже плевать, в чью пользу, он в это ввязался – его не отпустят, надо просто взять книгу… взять её в руки… Он сегодня же пойдёт в нижний зал и сделает то, что должно. Теперь Арман сполна разделял предчувствия Хартманна: почему-то не было никаких сомнений в том, что ему не понадобится даже просить разрешения у старейшин. Так за чем же дело стало? Плевать, кто там согласен или не согласен, плевать, что подумает Чайома и что скажет Мерлин! Сегодня же, сегодня, сейчас. Превратиться бы… тогда он сможет всё…

В этот момент в Армане было столько ненависти к себе, сколько умещалось в его сестре, когда она невольно калечила кого-то из близких или просто боялась своего дара. Он был готов истерзать себя до невозможного состояния, только бы совершить обращение, но дар – как магия, как книга – оказался умнее и предусмотрительнее своего человека: колдовская сила, питающая его изнутри, не позволила сделать такую глупость. Пока Арман пытался насильственно превратить себя в Хартманна, тело сопротивлялось, подавая ему самые очевидные сигналы. В конце концов его вырвало желчью, а потом пришлось ковылять к постели на негнущихся ногах, лишь бы поскорее завернуться в одеяло и спрятаться от бьющей тело дрожи.

Сколько времени прошло, он не знал: шквальная лихорадка изгоняла вредоносную магию, будто боролась с болезнью. Только когда Арман сдался и отказался от мысли о немедленном превращении, ему стало легче. Проклятое пламя, и ведь это придётся объяснять Хартманну, который гонит его на рожон… Арман медленно сел, удивляясь тому, как легко его отпустило при принятом решении. Нет, он не может позволить себе ни дня, но полдня? Почему нет? Ведь если он здесь помрёт или выйдет в своём облике, и план Хартманна полетит к чертям.

В дверь постучали.

– Господин посол?

Глухо, отсюда не разобрать. Может быть кто угодно. Арман осторожно поднялся на ноги, набросил на плечи халат и пошёл к двери. Его ещё пошатывало, и общая слабость казалась сокрушительной, но Арман всё понял: нужно выиграть время хотя бы до вечера и передохнуть. Бессмысленно загонять себе до такой степени, если ты нужен кому-то живым. А он нужен, пусть как гарантия спасения других.

– Господин посол! Вы у себя?

А точно ли он – гарантия? Может, именно эти часы передышки Хартманн потратит на то, что задумал? Нет. Арман знал, что он уже приступил. Хартманн не любил пустых угроз и средства ценил любые. Густав, его родной сын, убит для отвода глаз; женщина по имени Ингрид – для того, чтобы связать руки Арману. Бесконечные «расходные материалы», наёмники и соглядатаи, которых обрабатывали гипнотизёры мадам дю Белле, и господин писарь и вовсе были безликими инструментами, но вряд ли кто-то сделал для Роберта Хартманна больше, чем его младшая сестра. Однажды Тильда не проснулась – и стала первой.

Снова стук, вежливый, но настойчивый. До Армана, уткнувшегося носом в красную дверь, только теперь дошло, что там Милош.

Он не знал, что делать, поэтому откашлялся и зачем-то коснулся ручки. Не открывать же…

– О, ну хоть так, – пробормотали снаружи. Звук через дверь проходил плохо, но Арман жадно прильнул ухом к щели. Такого столкновения радости и отчаяния он давно не испытывал: их разделяет всего лишь одна дверь, Арман в своём облике, если бы он только мог выйти и сказать… Что сказать? Как всё это передать в двух словах? – Господин посол, если вам там совсем худо, я считаю себя обязанным вышибить дверь. Сержант Баум, правда, отлучился, но я и без него как-нибудь справлюсь.

Арман прижался лбом к двери и зажмурился. Он не имел ни малейшего права раскрыть себя сейчас, хотя больше всего на свете желал именно этого. Что случится, если он ответит своим голосом? Если даст хотя бы один крохотный намёк? Связное зеркало далеко и под слоем одежды, его никто не видит, Милош в коридоре один. А сможет ли Милош не выдать ни себя, ни его? Допустим, сможет, но что сказать, что? Пары слов не хватит, ведь друг уверен, что он далеко на юге… Арман сам просил не беспокоиться об этом.

Он выпрямился, в привычной манере напряг голосовые связки и произнёс:

– Ах, это вы? Прошу прощения, не сразу вас расслышал… Дверь ломать, пожалуйста, не надо. Всё-таки этот замок достиг почтенного возраста.

– Как скажете, – отозвался Милош. Кажется, он в самом деле испытал облегчение от того, что подопечный старый пень в порядке и несёт какую-то чепуху про древний замок. – Так что же… Уже за полдень, о вас все беспокоятся. Сами выйдете или кого-нибудь прислать?

– Друг мой, будьте повежливее, – упрекнул Арман голосом посла. – А то складывается впечатление, будто вы мне угрожаете.