Книга чародеяний

– Однако же, – добродушно хмыкнул сэр Дерби, – однако же, дорогая Чайома, мы действительно в тупике. Тот, кто власти не хочет, книгу не возьмёт, а тому, кто хочет, мы её не дадим? Так, что ли? Разумеется, эти дебаты выиграет человек не только разумный и ответственный, но и амбициозный. И наши с вами амбиции простираются далеко за пределы магии, так было всегда. И я, и Вивиан не меньше, а то и больше любим поговорить о своих соотечественниках… то ругая, то хваля. И вы Роберта поймите, после всего, что наворотил небезызвестный император, трудно остаться в стороне.

– Мы всегда были в стороне.

– Особенно при Ватерлоо, – не без язвительности вмешалась мадам дю Белле. – Нет, Чайома, мы никогда не были в стороне, как и наши предки, и любая вражда между народами оставляла след на нас.

– Тише, тише, – Арман замахал рукой, привлекая внимание. – Прошу вас… Вот сейчас я бы вернулся к вопросу Эрнеста.

– К какому? – обалдел Хольцер.

– Съем я её, что ли, – терпеливо процитировал Арман, и обстановка снова разрядилась смехом. – Вы, друг мой, иногда говорите весьма дельные вещи, просто до них надо докопаться. Раз уж речь зашла о власти и о злополучных землях… Как вы уже сказали, мы никогда не действовали порознь: всегда были колдуны на поле боя, всегда были наши ведуньи в правящих кругах. Что даст мне книга? – Арман приступил к вдохновенному вранью, и врал он без труда: он не имел понятия, как именно Хартманн распорядится книгой, и сам посол любил импровизацию. Оборотень же этот монолог заготовил давно. – В первую очередь – ваше уважение, но до смерти магии во внешнем мире мало что изменится. Ничто ведь не возродит нашу былую мощь, людям это уже не нужно… – Конечно, не нужно, они ведь о ней не знают. Если бы массы прознали о возможности заговаривать оружие, сейчас на улицах любого крупного города начался бы кровавый ад. Такой инструмент должен находиться в надёжных руках, которыми господин посол считал свои, а Арман – любые другие. – Не буду отрицать, что я болею сердцем за своё отечество: пусть сам я не смог пройти отцовскими стопами, он воспитал меня, как считал нужным. – О чём они точно не знают, так это об отношениях с Людвигом – гордость у господина посла имелась, и ещё какая. – Так что некоторые вещи неизбежны, да и с годами мои убеждения только окрепли… Однако всё это никак не касается тех материй, которые мы с вами обсуждаем здесь и сейчас: мы, маги. Я участвовал в создании книги, мой сын погиб за неё, – самое время им об этом напомнить. Слушатели стушевались и уставились кто в стол, кто в огонь, пан Росицкий вздохнул, только Чайома не шелохнулась. – И я отчасти в этом виноват, – а вот здесь не соврал. – Так что готов нести эту ношу… если, конечно, на то будет согласие большинства.

Едва он договорил, все слова стали казаться глупыми и пустыми. Сказанного не воротишь, и Арман молча ждал комментариев: когда оборотень сомневался в себе, он всегда вспоминал – другие видят нас совсем не так, как мы. К сожалению, так высоко он ещё не забирался, такими картами ещё не играл. Не вошёл ли он в противоречие с тем, что говорил раньше? Не вышел ли из роли Роберта? Остальные как будто под впечатлением, но под каким? Сидят и молчат… Большинство даже не задумается, а меньшинство не обманется, как ни старайся. Здесь не один хитрый старый лис, а целая стая, только у каждого – свои интересы. Все надежды Армана были на то, что пожилые колдуны испугаются своенравного артефакта… надежды Роберта, конечно, это его слова…

– Не хочу показаться грубым, – осторожно сказал пан Росицкий, – но справитесь ли вы? Мне, если честно, нехорошо, когда эта штука так долго находится рядом.

– И дастся ли она вообще вам в руки, – скептически добавил сэр Дерби. – М-да, этот момент всё время вылетает у меня из головы.

Угадал. Это не значит, что они не услышали всего остального, но промахов, если Арман их допустил, не заметили. Сердцебиение немного угомонилось, но лоб он всё-таки промокнул: холод холодом, а от нервов в жар бросило.

– Я один из тех, кто её создал, – напомнил Арман и подмигнул. – Уж как-нибудь договоримся. Что до вашего вопроса, пан Михаил… Давайте ещё немного понаблюдаем. Попросим старейшин увеличить временной промежуток, убедимся, хватит ли мне или ещё кому-то из нас выдержки.

Вот теперь точно промахнулся: надо было стрелять в упор. Арман пошёл на попятную, потому что таков был их с Хартманном изначальный план, но не пора ли чуток встряхнуть упрямых стариков? Пусть будет так, сэр Дерби отлично высказался по поводу амбиций. К тому же, оборотень держал в голове и то, что он сам не вечен, и роль его – всего лишь роль, а финал спектакля написан давно и только ждёт своего часа.

– Итак, – с напускной весёлостью сказал Арман. В ушах неприятно зашумело, и он усилием воли и парой глубоких вдохов отогнал несвоевременные ощущения. – На данный момент с кем соперничает ваш покорный слуга? С вами, дамы, не так ли?

– Я бы пока воздержалась, – уклончиво ответила Вивиан.

– Не выйдет воздерживаться бесконечно, – упрекнул её сэр Дерби. – Признайтесь, вам трудно сделать выбор между Францией и другом.

– В отличие от вас, я хотя бы пытаюсь выбирать, – с достоинством ответила мадам дю Белле, и англичанин поёжился. – А не бездумно переложить ответственность на чужие плечи. Верно, Роберт мне друг, как друг мне Франция, что бы с ней ни происходило. Но я не стану пользоваться колдовством во внешнем мире больше, чем то позволяет наша договорённость с людьми, и ещё меньше я хочу ошибиться.

Очаровательно, подумал Арман. Наверняка Вивиан врала так же, как и он сам. Владеть книгой чародеяний и ни разу не воспользоваться ею в своих целях? Для такого и в самом деле нужен кто-то вроде Берингара или его отца, только такой человек и не согласится никогда.

– А вы, Чайома? – поспешил вмешаться Арман. Он торопился, потому что чувствовал себя неважно и не знал, сколько ещё выдержит. – Ну же, мне любопытно. Кому бы вы доверили столь ценную вещицу? Ваша точка зрения мне ясна, точка зрения, но не ответ. К сожалению, мы ищем именно его.

Чайома сказала именно то, о чём он думал минутой ранее:

– Юрген Клозе.

Все промолчали. В тишине трещал огонь, изредка по окнам стучали градины.

– Он – лучший выбор, – продолжала Чайома, – и я не имею сомнений: как раз поэтому он сейчас не с нами.

Тут она угадала: Юргена устранили заранее отчасти намеренно, отчасти по воле случая, чтобы он не мешал сейчас. Роберт и прежде недолюбливал его, как понял Арман, и в их дружбе было столько же искренности, сколько честности в сегодняшнем посольском разговоре. Очередная насмешка над собой, злобная и отрезвляющая, как оружейная комната в доме посла. Юрген, в отличие от Берингара, мог бы книгу и принять и оберегал бы её, как рыцарь свою честь; а может, это были просто мечты Армана, который надеялся передать артефакт ему.

– Гм. Виновен Юрген или нет, общественность не обрадуется, если он выйдет на волю раньше, чем мы с вами решим вопрос, – пробормотал сэр Дерби. – Ошиблись мы или нет, а отступать уже поздно.

– Тогда его потомок.

– Ага, книга чародеяний в одном доме с Адель Гёльди, – хохотнул Хольцер. – Так и вижу! Опять что-нибудь взорвётся… Нет, я думаю, Роберт прав насчёт молодёжи: пусть займут своё время чем-нибудь другим.

– Эта молодёжь уже потратила часть своей жизни на книгу, так же, как и вы, – намекнул пан Росицкий. – Они по меньшей мере заслужили наше доверие.

Снова началось… Арман хотел было вмешаться, но понял, что ему не хватает воздуха. От недосыпа его благодушно избавил Хартманн, всё остальное свалилось разом, видимо, последней каплей стал этот напряжённый разговор. Он не успел ничего предпринять, не успел даже подумать, и после провала в черноту обнаружил себя лежащим на деревянной скамье с каким-то валиком под головой. Голоса доносились издалека, метель и ту он слышал гораздо лучше. Свистит, свистит, свистит… Проклятое пламя, так туго ему ещё не приходилось. Не потерял ли облик? Арман попытался сесть, но чья-то рука надавила ему на плечо. Он срочно хотел знать, как он выглядит. Не дай древний дух, чары слетели из-за потери сознания… это ведь не исключено…

Когда зрение немного прояснилось, Арман повернул голову, чтобы узнать, кто с ним рядом. Мадам дю Белле и пан Росицкий. Ни о чём не говорит… Кто он? Как выглядит, на кого похож? Арман едва не сошёл с ума от страха, вспомнив, что после обращения в писаря его черты исказились до неузнаваемости – ни оборотень, ни жертва… Если он выдаст себя сейчас, он вообще никак это не объяснит. Сердце упорно пыталось выскочить через горло.

«Жертва», забавно. Юный Хартманн тоже называл жертвами тех, на ком пробовал своё колдовство…