Книга чародеяний
Шрифт:
Проголосовали «за» и «против», подсчитали поднятые руки. Воздерживаться было запрещено. Милош заметил, что мадам дю Белле первой вскинула руку «за», за ней последовали Эрнест Хольцер, Джеймс Дерби, Чезаре и Свен… Пан Росицкий как будто поколебался, косясь на соседей, но вздохнул и тоже поддержал Хартманна. Вчера он выглядел более уверенным. Решительным несогласием ответили многие, в их числе – Чайома и черноглазый турок, но больше всего Милошу бросилось в глаза то, что сделали старейшины: почти все они проголосовали «против».
– Поровну, – объявил Берингар, равнодушно подсчитывавший
Тайно бы, подумал Милош, но на это нет времени, к тому же подделать результат в таком случае будет легче лёгкого. Через пять минут все снова ахнули: несмотря на то, что Свен, не глядя на Хартманна, изменил голос на «против», а турок решился высказаться «за», чаша весов не дрогнула. Оставалась ничья.
– Как всегда, друзья мои, – мягко заметил Хартманн, сцепив пальцы в замок. От него уже ничего не зависело, и он просто ждал. – Жаль, что за столько веков бытия колдовского сообщества мы так и не выучились доверять друг другу. Уважаемые господа старейшины! Подскажите, что нам теперь делать?
Капюшоны снова пошептались и снова выставили вперёд Моргану и Берингара.
– Как вы уже поняли, мы не одобряем вашу кандидатуру, – заговорила Моргана, обращаясь к Хартманну. – Однако других вариантов даже не предлагают, несмотря на то, что не все готовы признать вас. Колебаться дальше нельзя. На этот случай мы спросим саму книгу.
– Это как? – не понял Хольцер, стремительно теряющий суть происходящего. Он растерянно шарил глазами по чужим лицам, явно не понимая, о чём речь. – Она что, ещё и говорящая?
У Милоша аж скулы свело от того, какую глупость сморозил Хольцер, и не у него одного.
– Эрнест, это же книга, – шепнул ему Хартманн, одновременно забавляясь и злясь. – В ней есть такие небольшие закорючки, это буквы. И они, знаете ли, иногда нам что-то сообщают; если уметь читать, разумеется…
Хольцер густо покраснел, осознав, что ляпнул, и заткнулся. Вообще-то это было грубо, но он так всех достал, что никто не вступился за него, и у самого Милоша такого желания не возникло, и даже у пана Росицкого.
– Удачное предположение, но нет, – вступил Берингар. Теперь Милош слушал внимательно. – В книге написано только то, что мы туда занесли, исключения недопустимы, однако она может войти с нами в контакт другим способом – в основном это похоже на выражение человеческих эмоций, как нам с вами уже известно. Говорить о том, что книга способна выбрать себе хозяина, рано и, пожалуй, бессмысленно вовсе, но совет старейшин – и я с ним согласен – считает, что защита артефакта достаточно сильна, чтобы отвращать опасность. Мы с вами можем ошибиться в выборе, но сама книга чародеяний допустит к владению лишь того, кого сочтёт
безопасным для себя.– Но не для нас, – заметил пан Росицкий.
– Это верно, но мы решить не смогли.
– Ну конечно! – воскликнул Хартманн, хотя было видно, что он не удивлён – скорее рад, что понял правильно. Милош тоже кое-что понял: пляски послов вокруг постамента не имели отношения к тому, о чём говорилось сейчас. – Одни из тех защитных чар! Умно, умно. Хотя и ненадёжно, прямо скажем…
– Почему мы не сделали этого раньше? – возмутился доселе молчавший турок. – С самого начала мы могли обратиться к книге?!
– И вовсе нет. Во-первых, эту возможность господа старейшины и изучали, надо полагать, а это требовало времени, – капюшоны синхронно кивнули, выражая согласие. – Я уж не говорю о том, что так вышло бы даже дольше. Шутка ли, проверять каждого претендента лично! На нестабильном-то артефакте… Во-вторых, друзья мои, мы всё-таки создатели и хозяева книги, а не её верные слуги, – напомнил Хартманн. Он явно приободрился и теперь чуть ли не руки потирал в предвкушении. – То, что совет старейшин решил прибегнуть к этому ходу сейчас, означает, что мы с вами не справились и зашли в тупик, но я вижу ещё одну брешь… Простите, что снова затягиваю процесс…
– Ничего, говорите, – разрешила Моргана. Она начала относиться к прусскому послу с большей благосклонностью, потому что тот не бросился сразу вниз, а умудрился найти препятствия для себя любимого. – Что мы упустили?
– Здесь было сказано, что голосуют все, кроме стражников, а вот господин Клозе находится в вашем кругу, – сказал Хартманн. – Я чего-то не понимаю или вы о нём забыли?
– Забыли сказать, – уточнил Берингар, пристально наблюдавший за Хартманном. – Я сохраняю нейтральное положение и не представляю ни стражников, ни старейшин, так что упущенный голос ничего не решит.
– Но мне всё-таки любопытно, – прусский посол подпёр щёку рукой и задумчиво уставился на Берингара, как будто они здесь просто пили кофе вдвоём, а не решали судьбы человечества. – Вы бы сказали «да» или «нет»?
Берингар обернулся к старейшинам, видимо, ожидая дозволения ответить. Те беспомощно пожали плечами.
– Это ничего не изменит, – повторил он.
– А почему бы нам не засчитать голоса тех, кто участвовал в создании книги? – медленно проговорил датчанин Свен. – Нет, не смотрите на меня так, я не требую созывать всех пятерых… шестерых, считая покойного… и уж тем более – прочих, всех, чьи истории занесены в книгу. Но среди нас есть двое, и я думаю, что не учесть их мнение в какой-то степени грубо.
– Какие слова! – обрадовался пан Росицкий. – Знаете, я согласен, это несправедливо. Вне зависимости от своего нынешнего положения, эти молодые люди имеют право сказать своё слово.
В этот раз спорили недолго, вяло: мысли большинства были заняты тем, что ожидает их внизу. Милош переглянулся с Берингаром, поймал ободряющие взгляды знакомых послов, папы, Небойши и Пауля Лауфера и в конце концов кивнул. Терять-то нечего, а проголосовать они в самом деле могут, не жалко.
– Пожалуйста, – попросила Моргана. – Что вы скажете насчёт кандидатуры посла Хартманна, господин Клозе?