Книга чародеяний

– Я здоров, сержант Лауфер, – проскрипел Хубер, постепенно становясь из бледно-синего багровым. – Это… это…

– Проводи его, Пауль, – попросил Берингар. – Мы здесь справимся вдвоём.

– Я сам дойду!

Милош заметил, как Берингар и Пауль Лауфер обменялись быстрыми взглядами и, похоже, поняли друг друга. Плечистый сержант кивнул и решительно взял под локоть одуревшего от такой наглости Хубера.

– Мне несложно. Пойдёмте-ка…

– Наконец-то я могу задать тебе важный вопрос, – шепнул Милош, когда эти двое ещё не покинули зал. – Почему Хубер всё время пыхтит? Я так-то пошутил, но не совсем…

– Он не пыхтит, – вполголоса ответил Берингар, отвернувшись от дверного проёма и скрывшихся в нём соратников. – Сержант Хубер никогда не отличался острым нюхом, а среди следопытов это качество весьма ценится. Полагаю, он просто старается его развить, хотя со стороны это в самом деле напоминает насморк.

Милош с облегчением рассмеялся и хлопнул его по спине, Бер никак не среагировал. Может, виноват синий свет, но вблизи приятель казался уставшим, едва ли не истощённым, словно и его происходящее в замке выматывало до крайности.

– Всё в порядке? – спросил Милош.

– Да.

– Я имел в виду, у тебя лично.

Берингар посмотрел на него не сразу, как-то заторможенно, и коротко ответил:

– Устал. Не обращай внимания.

Милошу ничего не стоило послушаться, но тоскливая однообразная служба и отсутствие постоянных собеседников вкупе довели его если не до ручки, то до состояния, в котором море было по колено, а горы – по пупок. Поэтому он отправился обходить постамент с книгой в полушаге от Берингара и продолжил расспрашивать:

– Дома что-нибудь стряслось? Ты же единственный возвращаешься, это мы тут торчим, как лысые пни. Дурные вести?

– Нет, – ответил Берингар и сделал слабую попытку поддержать разговор: – Почему лысые?

– Не знаю, – Милош пожал плечами. – Мне бы не хотелось, чтобы пни были волосатыми.

Они сделали ещё несколько кругов, остановились. Милош подпирал стену, надеясь, что одежда не отсыреет от этих вечно потеющих стен, Берингар смотрел на книгу, хотя мыслями витал явно где-то далеко. Наверное, скоро вернётся сержант Лауфер, если сможет убедить Хубера, что тот в самом деле болен.

– Этот парень, ты назвал его по имени. Вы друзья?

– Да, – то ли Бер не счёл эту тему интересной, то ли в самом деле устал, потому что длиннющей истории знакомства и нежной дружбы не последовало. – Служили вместе. Раз уж ты об этом заговорил…

Милош встрепенулся, обрадовавшись хоть какому-то участию.

– О чём? Я весь внимание.

– Скажи, ты давно не получал писем от Армана?

Вопрос немного удивил. Арман ещё в ноябре известил всех, кого счёл нужным, о своём отъезде, а потом исхитрился прислать весточку с юга – рассказывал, как нынче лечат от всяких хворей у людей. Недомолвок хватало, но все к этому привыкли, к тому же в личном письме Милошу Арман очень просил, чтобы его оставили в покое – то есть, вежливо намекал, что хочет отдохнуть от всего и вся и пожить немного там, где его никто не знает. Тоже ничего удивительного.

– Только осенью, но не будет же он сюда их писать. А что? Адель волнуется?

– Нет, – лаконичные ответы начинали раздражать. Берингар явно чего-то недоговаривал, и это при том, что обычно он говорил слишком много.

– И? – огрызнулся Милош. – Что дальше? Или это всё, что ты хотел сказать?

– Я не уверен, что это стоит обсуждать, – отозвался Берингар и суховато добавил, поглядев на него искоса: – И теперь жалею, что вообще начал. Ты недоволен, а я сомневаюсь…

– Так не сомневайся, скажи как есть. С Арманом что-то не так?

– Надеюсь, что всё так, – он явно старался давать ответы получше, но Милоша они не устраивали. – Мне бы не хотелось делать поспешных выводов.

– Говори, – потребовал Милош. Со стороны его голос был резок и холоден, но сам он этого не слышал.

Берингар задумчиво посмотрел на него, на сей раз без тени раздражения или досады, и ещё немного помолчал, собираясь с духом, как перед атакой. Наконец он сказал:

– Арман писал о том, что передумал и хочет на время устраниться от всей суматохи с книгой. Мы всё поняли, приняли и согласились, но я почти уверен, что на самом деле он… не устранился.

– Что ты имеешь в виду? – Милошу казалось, что от скуки его мозг зачерствел, а теперь заработал с бешеной силой, разогнавшись, как лошадь на скачках. Мысли явно опережали логику, но он этого не заметил. – Будь добр, выражайся поточнее, как ты любишь, а то мне кажется, что ты его в чём-то подозреваешь. Не устранился – значит, как-то связан, но если мы об этом не знаем, то что?

– Ты прав, я бы предпочёл выразиться точнее, но не уверен, стоит ли. Если я ошибаюсь, это будет грубым оскорблением, не более. Если я не ошибаюсь, то мне стоит промолчать и не выдавать его раньше срока.

– Что? Ты? Хочешь? Сказать? – напирал Милош, выделяя голосом каждое слово. Если б он сейчас мог соображать, то всяко остановился бы, но непонятная, невесть откуда взявшаяся злоба клокотала внутри и едва не хлестала из ушей. И направить её он мог только на одно живое существо. – Ты хочешь сказать, что Арман – предатель?

– Нет, но…

Нет, но да. Берингар плохо врал, потому что обычно предпочитал обходиться правдой. Милош смотрел на него, не веря своим глазам, и понимал, что имеется в виду именно это.

– Послушай, – на этот раз Берингар опередил его, почувствовав угрозу. Его собственное лицо оставалось бесстрастным и вместо решительности или гнева склонялось к выражению печальному, почти обречённому. – Ты не даёшь мне сформулировать мысль до конца. Я почти уверен, что Арман нас обманывает и это напрямую связано с книгой, но это не значит, будто он…

Дальше Милош уже не слушал. Усталость, раздражение, досада, неприязнь и прочие мелкие гадости, копившиеся внутри с самого прибытия в замок, соединились и требовали выхода. Милош считал, что полностью владеет собой, хотя на самом деле им владела буря эмоций и что-то другое; но рука его, когда он вытащил пистолет, не дрогнула.

– Милош, – Берингар не шелохнулся, только перевёл взгляд на его руку. – Опусти оружие.

– Нет!

На этот раз Милош обратил внимание на свой голос: высокий, пронзительный, полный звенящего гнева… Чужой. Он ли это? Что вообще происходит? Он не знал. Единственное, что сейчас известно точно – человек напротив обвиняет его друга. Всё, что было между ними самими, вообще не имело значения, и Милош, ведомый ослепительной волной ярости, выстрелил.

Потом, когда это кончится, он придёт в ужас от того, что натворил; потом он не сможет объяснить себе, как такое вообще пришло ему в голову, но пуля была заговорена на точное попадание и мгновенную смерть. То, что она срикошетила, было чистым чудом… точнее, не чудом, а непревзойдённой защитой чужой стали. Сверкнула молния; это Берингар выхватил свой парадный клинок и отразил удар им, отразил точнейший выстрел лучшего стрелка, который не мог промахнуться. Лёд не побеждал огонь, но защищал от смерти.