Книга чародеяний

– Что случилось? – сразу же спросил Берингар, только войдя в спальню. Адель сидела на кровати с отсутствующим лицом и теребила краешек одеяла, но, едва завидев его, вскочила и бросилась на шею.

– Прости меня…

– За что? – он в самом деле не понял, но насторожился, вспомнив все былые приступы самоуничижения. День в замке выдался тяжёлым, хоть и скучным, не чета последним, и странное настроение супруги быстро заняло все его мысли.

– Я всё время говорила о брате и ни разу не спросила о тебе… хотя он сейчас отдыхает, в отличие от тебя… Я люблю вас обоих, – тут красноречие Адель иссякло, и она отступила на шаг, чувствуя себя неловко. Спавший у прикроватного столика Мельхиор поднял голову, определил, что сцена грядёт интимная, и незамедлительно вышел за дверь.

С выражением заботы, особенно словесной, у Адель по-прежнему было худо, но она старалась. Берингар хорошо это знал, поэтому высоко оценил её переживания: по правде говоря, он до сих пор замирал, когда Адель делилась подобными мыслями, будто боясь спугнуть её доверие.

– Я знаю, – сказал он, закрыв дверь за псом и проверив амулеты на стенах. Тут были и крошечные ловцы снов, сплетённые Лаурой Хольцер, и целая отводящая зло сеть, которую Чайома когда-то подарила Юргену: за годы в доме вещь немного выдохлась, растратив магические свойства, но от средненькой порчи защищала наверняка. – Тебе не за что извиняться. Арман далеко и не пишет, а меня ты видишь почти каждый день.

– Я ужасный человек, – пробормотала Адель, усаживаясь обратно. Она немного успокоилась, но слова ещё опережали мысли, вырываясь против воли. – За что ты меня вообще полюбил…

Ответа долго не было, и Адель подняла голову, привычным жестом заправив волосы за уши. Берингар методично раздевался, не изменив ни порядка действий, ни скорости, но при этом улыбался, как будто ему привиделось что-то замечательное.

– Если мне не изменяет память, ты никогда об этом не спрашивала, – почти весело сказал он, поймав взгляд супруги. – А зря. Я бы многое мог рассказать…

Адель смутилась и только вытаращилась в ответ. Рассказать? О ней? Конечно, о вкусах не спорят, и всё-таки Адель постоянно приходило на ум одно и то же – она каким-то загадочным образом его обманула, сама того не желая, и позже эти чары развеются.

– В самом деле?

– Да, но я знаю, что тебе не понравится. Ты решишь, что я вру или пытаюсь тебя утешить, и это не понравится уже мне, – объяснил Берингар, складывая рубашку. – К тому же, в некоторых вопросах мы прискорбным образом расходимся.

Слабо сказано. Однажды Адель умудрилась брякнуть при нём, что не считает себя красивой – просто с языка сорвалось, когда смотрела в зеркало. Особенно в сравнении с другими ведьмами, яркими и цветущими, не говоря уж о том, что не бешеными… Берингар устроил ей такой разнос, что к концу его пламенной речи Адель пришлось поверить в блеск своих губ, магнетизм своих глаз и стройность своего стана – просто из страха, что он никогда не остановится. Если отражение худо-бедно убедило её после этого разговора, то душевные качества оставались под большим вопросом.

Другим важным расхождением были дети, но после первого визита Юлианы и Барбары они об этом больше не разговаривали: пытались спрятать друг от друга грусть и радость. Адель печалило только то, что Берингар действительно расстроился за неё – если б не это, она бы и не подумала переживать.

Сама Адель редко задумывалась об истоках своих чувств, доверяя сердцу больше разума. Иногда она стыдилась того, что разглядела влюблённого в неё человека лишь после того, как он спас её, но факт оставался фактом: прежде всего Берингар спокойно и человечно к ней отнёсся и щедро поделился этим спокойствием, а потом что-то резко переменилось, и она сама была готова петь оды его улыбке и глазам. Надо бы попробовать на досуге. Месть сладка! Пусть смутится как следует и поймёт, каково ей слушать про обсидиановые глаза! Жаль только, что она сама не умела сочинять такие комплименты… Глаза и глаза, любимые же.

Какие камни тут вообще подходят? Бирюза казалась Адель вульгарно-яркой, аквамарин неплох, но Бер никак не напоминал ей «чистую зелень морских вод». Халцедоновые серьги пани Росицкой – почти, почти… Можно было не цепляться за камни, а поискать среди цветов, но Адель была действительно плоха в таких вещах и пыталась неуклюже скопировать комплимент себе. Более того, её не на шутку достал гербарий.

– Так что… – с опаской переспросила Адель. – Нет, не надо. Не говори ничего. Как будто я напрашиваюсь!

– Ты не напрашиваешься, – упрекнул её Берингар. – Считай, что это тактическая необходимость. Если бы я знал, что именно тебя беспокоит, сказал бы раньше.

Теперь Адель сгорала от любопытства, но боялась его торопить. Ей и впрямь стало интересно, что такого в ней как в личности могло привлечь Берингара Клозе?

А он, похоже, всерьёз выбирал. Молчал долго, во всяком случае…

– Какая дурная погода, – донеслось до неё через какое-то время. – Дождь или снег – не пойму…

– Снега нет, – возразила Адель и догадалась по интонации: – Гейне?

– Сижу у окна и гляжу я

В сырую, ненастную тьму, – Берингар отвернулся от окна и снова улыбнулся. – Видишь? Как минимум ты терпишь, когда я начинаю говорить стихами.

– Терплю? – возмутилась Адель. – Я это просто обожаю! Как там дальше?

– Чей огонёк одинокий

Плывёт и дрожит вдалеке?

Я думаю, это фонарик

У женщины старой в руке.

– Красиво.

Стихи ей действительно нравились, но не больше того, кто их читал. И как читал. Голосом Берингар владел отменно, именно поэтому поэзия в устах холодного и замкнутого на первый взгляд человека звучала поистине живой. «Кто влюбился без надежды, расточителен, как бог…»

– Я привык, что в «Книге песен» можно найти ответ на любой вопрос. Почти на любой, – поделился Берингар, бережно перенося свечу на прикроватный столик. – Знаю, что это предубеждение, но чаще всего оно меня не обманывает. Там есть одно стихотворение, в котором люди сидят за столом и спорят о природе любви.

– Прочти, – попросила Адель, не сводя с него глаз. Ей не пришло в голову послать кого-нибудь за книгой: Берингар знал её наизусть.

– Целиком не стану, но последнее четверостишие – ответ на твой вопрос.

Адель закрыла глаза в ожидании.

– Тебя за столом не хватало.

А ты бы, мой милый друг,

Верней о любви рассказала,

Чем весь этот избранный круг. [1]

– Я не поняла, – шёпотом призналась Адель. – При чём здесь я и?..

– При всём. Одно из важнейших впечатлений, которое я получил при нашей первой встрече – то, как ты любишь своего брата. Полагаю, для вас это ощущается иначе и вы вряд ли задумываетесь, как выглядите со стороны, но мне такое сильное чувство показалось невероятным, – признался Берингар, не глядя на Адель, которая в этот момент глупейшим образом разинула рот. Успела закрыть. – Позже я понял, что вы оба считаете это естественным, но… ты бы знала, сколько людей, родных и не очень, проходят вместе через боль и горе и потом отдаляются друг от друга. Выживают, но без любви, замыкаются в себе, страдают от жизненных невзгод, но совершенно не ценят то, что они не одиноки.