Мученик

Эйтлишь подошёл ко мне, остановился в нескольких шагах, сжав руки в кулаки. Я смотрел, как он снова раздулся, его и без того впечатляющее тело расширилось, мышцы и вены разбухли до таких размеров, что я удивлялся, как они не порвали его кожу.

– Ваэрит – хорошее название, – сказал Эйтлишь. В его голосе теперь слышался более глубокий и властный резонанс. – Поскольку это слово – эхо того, что мы называем рекой. Но она, подобно рекам, по-разному течёт в каждом из нас. Они находят свой путь, который ничем не остановить, ни сталью, ни стрелами, ни огнём. – Его кости и мышцы издали отвратительный скрежещущий звук, он вырос ещё больше, и наконец я узрел настоящего гиганта. – Или, – добавил он, и на его губах мелькнула призрачная улыбка, больше похожая на оскал, – мольбами жестоких лордов, которые мочатся в штаны и заклинают, как любые трусы, когда смерть приходит к ним в замок.

До этого момента я смотрел в ужасе и изумлении, онемев и замерев от невозможности того, что предстало перед моими глазами. На севере я видел удивительные вещи, и всё, что испытал от рук Ведьмы в Мешке не оставило мне другого выбора, кроме как принять существование магических сил, но никогда я не ожидал, что увижу столь явную и ужасную их демонстрацию.

– Ваэрит струится через ткань этого мира, – сказал мне Эйтлишь, – так же как кровь течёт по венам твоего тела. Прикоснувшись к ней, её можно высвободить и контролировать. – Его улыбка стала определённо жестокой, он подвинулся ближе, нависая надо мной, как нечеловеческой силы монолит. – Хочешь попробовать её, Элвин Писарь? Медведь в тот день определённо испытывал признательность. Как только я разбил его цепи, он с большим энтузиазмом принялся нести опустошение среди гостей лорда.

– Н-нет. – Резко слетело слово с моих губ, и они тут же застыли от ужаса, который охватил меня с головы до пят, и я почувствовал, что мне нужно заставлять свои ноги отступить, когда он шагнул ещё ближе. – От… отвяжись от меня! – затараторил я, съёжившись, как ребёнок, испугавшийся гнева родителя.

– Стой смирно, дурак! – Раздражённо пробормотал он, и, двигаясь с невообразимой скоростью, зажал руками мою голову. Ощущением от этого стало яркое и куда более болезненное эхо того, что случилось во время излечения Эвадины Ведьмой в Мешке. Тогда я почувствовал внутри себя смещение напряжённостей, переход силы из одного тела в другое. На этот раз поток силы двигался в обратном направлении. Моё зрение залил свет, и глубокое, пульсирующее тепло затопило тело, сильнее всего обжигая виски, где меня держали руки Эйтлиша, словно щипцы, вытащенные из недр горнила. В панике я заколотил по его рукам, плечам, голове, и эти усилия были сродни ударам кулаками по несокрушимой скале.

– Хватит! – нетерпеливо скомандовал Эйтлишь и так сильно меня встряхнул, что из моих молотящих рук ушла вся сила. – Неужели ты не знаешь, что умираешь, глупый человечек? Трещина в твоём черепе плохо зажила, и то грязное снадобье, которое ты пил, чтобы облегчить боль, гноит твои внутренности. Если это тебя не прикончит, то кости твоего черепа срастутся и образуют нарост, который убьёт тебя в течение года. И, как ты говоришь, ей это не понравится.

Жжение вдруг преобразовалось во всепоглощающее пламя, заполняя мою голову и выжигая все мысли. Сквозь страх и панику я чувствовал, как шлифуется мой череп, слышал шипящий, волокнистый звук перестраиваемой кости. Вернулась пульсирующая боль, всего на миг, как последнее жуткое извержение агонии, настолько абсолютной, что я не сомневался: она возвещает о моём уходе из этого мира. Когда боль стихла, я, обрывочно всхлипывая, оказался на четвереньках, и слюна густым каскадом лилась из моего рта.

– Медведь убил не всех, – уже снова дружелюбно заговорил Эйтлишь. Затуманенными глазами я различил его размытую фигуру, отступающую от меня. – Он оставил большинство слуг и миловидную дочку лорда. Должен сказать, за все мои долгие годы я ни разу не видел, чтобы дитя настолько радовалось кончине родителя. В тот день они с медведем крепко подружились, и по моему предложению она решила отправиться ко мне на родину. Здесь она жила замечательно и нашла своё счастье, которое бы наверняка миновало её в вашем королевстве ужасов. Мне кажется, отголосок её лица до сих пор заметен в чертах лица Уллы. Видишь ли, она была её прабабкой. В этом смысле знание альбермайнского у них нечто вроде семейной традиции.

Пока он говорил, дрожь и слюноотделение у меня прекратились, а боль от его прикосновения стихла, оставив потрясающее ощущение хорошего самочувствия. А ещё пропали все следы пульсирующей боли в голове.

– Ты… – выдохнул я, изгибая шею, чтобы взглянуть на него, – …ты меня вылечил.

В ответ он кисло пробормотал:

– Да. У тебя впереди много лет, Элвин Писарь. Или нет, в зависимости от твоих решений. Только время покажет… – Он умолк, стрельнув глазами в дальнюю сторону пещеры, а потом долго смотрел во мрак, и с его губ слетало медленное шипение. Я не понимал, это выражение разочарования или удивления. – Похоже, тебе всё-таки предоставлена возможность задать вопрос.

Проследив за его взглядом, я сначала увидел только пустой отблеск на костях, но потом что-то почувствовал. В ощущении содержалось эхо разъярённого карканья вороньего черепа, но намного более радушного. Казалось, будто меня позвали откуда-то издалека.

Поднявшись на ноги, я неуклюже направился по голому камню и остановился, смутно глядя на кости, сложенные там. Поначалу сама мысль о том, что там можно отыскать нужную, казалась невероятной, но потом зов снова прозвучал в моей голове, и, клянусь, я услышал, как другой голос произносит моё имя: «Элвин… Старый призрак. Так значит, ты снова пришёл».

Глубоко в куче лежал череп, из-за которого мне пришлось копаться в ней, пока я его не нашёл. Из остатков частично расколотой грудной клетки на меня смотрели пустые глазницы, и когда я наклонился, чтобы поднять череп, мою голову заполнил звук.

– Твой вопрос, – настойчиво приказал Эйтлишь. – Задавай сейчас. Вряд ли ты получишь другой шанс.

Глядя в чёрные провалы глаз черепа, я обнаружил, что вопрос так и просится слететь с губ, словно он один этого достоин.

– Кто написал книгу?

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

На некоторое время я ослеп, и содрогнулся, когда череп взорвался цветком света, который захватил мои глаза и просочился внутрь, затопив всю мою сущность. Прохлада громадной пещеры исчезла и появилось ощущение, будто меня бросили на произвол судьбы в бесконечное белое море. В слепом страхе я пытался что-нибудь нащупать, не чувствуя ничего. Я не сомневался, что отсутствие ощущений лишит меня разума, если только продлится достаточно долго – настолько это исключительная, но сильная форма мучения, когда понимаешь, что ты, по сути, ничто.

Поэтому, когда зрение вернулось, от неожиданности я ошеломлённо развернулся. На меня разом налетел поток картинок: светлое чистое небо, далёкая россыпь высоких зданий под горой, и вдобавок жёсткий, резкий ветер, который лишь немного смягчала тёплая ласка полуденного солнца. Ветер приносил ощутимый привкус дыма и за его порывистым свистом я слышал огромное количество громких обеспокоенных голосов. Пошатнувшись от этого напора, я сильно ударился грудью о какой-то твёрдый барьер.

– Так значит, ты снова пришёл, старый призрак.

Голос раздался сзади, незнакомый и с удивительным акцентом. Развернувшись, я увидел смутную фигуру, стоявшую в тени арки. Взгляд в другую сторону подтвердил, что я стою на балконе, а дальнейшее исследование открыло, что он расположен у вершины башни.

– В этот раз настолько моложе, – проговорила фигура, выходя на свет. Я удивлённо моргнул, смущённо глядя на высокого темнокожего мужчину, волосы которого поредели на макушке, но сильный подбородок покрывала аккуратная седая борода. На нём был отличный халат из бледно-голубого шёлка и тёмно-красного бархата, вышитый элегантными абстрактными золотыми стежками.