Непокорная ведьма

Гидеон почувствовал себя в западне. Взгляд Руны пленил его, был подобен буре, единению грома и молнии.

Вот только…

Погодите-ка.

Минуту назад ее глаза были голубыми, а волосы по цвету напоминали пшеницу.

Теперь же глаза ее были серыми, а волосы стремительно обретали естественный рыжеватый оттенок.

Заклинание слабело. А Руна понятия об этом не имела.

Гидеон вспомнил, как полицейские барабанили в двери кают, показывая всем пассажирам медальон с портретом Руны.

Любой в этом помещении мог с легкостью узнать ведьму.

Гидеон бросился ей навстречу, лавируя между танцорами, не обращая внимания на тычки, толкотню и проклятия.

– Простите, – пробормотал он, прервав танец. – Я собираюсь похитить свою даму.

Танцевавший с Руной парень собрался было возражать, но ему хватило одного взгляда на Гидеона, чтобы отступить. Его вид при этом буквально кричал: «Она вся твоя».

– Ты что творишь? – возмутилась Руна.

Гидеон провел рукой по ее волосам.

– Твоя иллюзия…

При виде рыжеватых локонов в ладони Гидеона Руна побелела.

Он схватил ее за руку. Надо было убираться отсюда, пока никто не заметил, что случилось.

Если, конечно, и правда никто ничего не заметил…

Оглянувшись, Гидеон увидел, что Эш, Уильям и остальные друзья Эбби поглощены игрой за карточным столом, а вот самой Эбби с ними не было.

Где же она?

Воровато оглядываясь, он потащил Руну к выходу, но, когда впереди уже замаячила дверь, Гидеон остановился как вкопанный.

Руна застыла за его спиной.

В зал вошли двое полицейских, которые только накануне расспрашивали пассажиров, демонстрируя им портрет Руны.

Проклятье.

Гидеон повернулся к Руне, загораживая ее от полиции.

– Я не могу наложить заклинание, когда вокруг столько народу. – Руна сжала его руку и потащила капитана назад, в толпу танцующих.

Гидеон кивнул. Лихорадочные мысли разрывали его на части, ему никак было не придумать план. Он снова оглядел комнату, пытаясь найти другой выход, но выхода не было.

– Они разделились, – пробормотала Руна, заглядывая ему через плечо.

Плохо дело.

Гидеон не мог вечно закрывать Руну от полицейских. Тут он заметил, что один из углов комнаты темнее остальных. Если удастся затащить туда Руну, она сможет заново наложить заклинание.

Песня закончилась.

Тяжело дыша и смеясь, танцующие остановились. Водоворот юбок стихал, люди расходились, оставляя Руну и Гидеона на виду.

У них было всего несколько секунд, прежде чем полицейские увидят и узнают Руну, и тогда Гидеона арестуют. Корабль развернут, и его – теперь уже пленника – отправят прямо в тюрьму Кэлиса, а может, сразу к Крессиде.

Что еще важнее, шпион, подосланный убить Руну, тут же поймет, где ее искать. Шпион, о существовании которого она даже не подозревала.

Каким-то образом Гидеон должен был убедить всех в комнате, что они видят не Руну Уинтерс, ведьму, похищенную из Кэлиса, и охотника на ведьм, который пленил ее и хотел убить, а всего лишь пару молодоженов.

Руна повернулась к нему. Взгляд ее метался от одного полицейского к другому.

– Гидеон… – начала она.

Да будь оно все проклято.

Он обхватил лицо Руны ладонями, привлек ее к себе и сделал то, о чем мечтал уже несколько дней – с тех самых пор, как увидел ее плачущей в уборной.

Гидеон запустил пальцы ей в волосы и поцеловал ее.

Руна напряглась, как олень под прицелом охотника.

Не сопротивляйся, милая.

Гидеон провел большим пальцем по ее щеке, пытаясь успокоить. Надо было, чтобы поцелуй казался настоящим. Надо было продержаться хотя бы до начала следующей песни – потом они смогут скрыться в тени.

Неизвестно, сработала ли мимолетная ласка или Руна сообразила, что к чему, но она расслабилась и поцеловала его в ответ; губы ее раскрылись под его напором.

Казалось, и не было предательства, не было последних месяцев.

Гидеон вдруг задумался, почему они вообще перестали целоваться, и не смог найти ответа.

Он скучал по возможности запустить пальцы ей в волосы. Скучал по теплым, ласковым губам. Скучал по тому, как Руна тает от его прикосновений. Все его существо тосковало по ней. С каждым прикосновением губ, с каждым прикосновением тел он приближался к смертоносному пламени, к тому самому, которое однажды его уже опалило и, как он подозревал, опалит снова.

Руна обвила руками его шею, выгнулась ему навстречу, и Гидеон понял, что его чувство взаимно. Не он один так жаждал этой близости.

Если в этом заключалась слабость, он предпочитал стать слабым.

Если в этом заключался грех, он готов был гореть в аду.

Он целовал Руну, и мир, казалось, возвращался на свое место, выравнивался вдоль своей оси, как будто вся его жизнь до нее шла вкривь и вкось, а после встречи с ней – ровно и правильно.

Началась следующая песня, и Гидеон, используя толпу как прикрытие и не разрывая поцелуя, двинулся вперед, подталкивая Руну к тому самому темному закутку, прижимая ее к стене.

Здесь, в полумраке, ведьма была скрыта от посторонних глаз.

Надо было отступить и позволить ей заново наложить заклинание.

Вместо этого Гидеон запрокинул Руне голову и поцеловал еще крепче.

Его губы вопрошали: «Это все по-настоящему? Я могу доверять тебе?»

Однако, если поцелуи Руны и были ответом, Гидеон не мог его разобрать.

Их руки лихорадочно оглаживали друг друга, как будто они оба совершенно перестали контролировать себя. Он столько хотел сделать с ней…

Хотел отвести ее в каюту.

Хотел уложить на постель.

Хотел…

БОЛЬ. Боль вспыхнула, разрывая его на части. Жаркая, колючая, мучительная. Она разливалась от шрама, рикошетом отдавалась по всему телу, подобно взорванной бомбе.

Задыхаясь, Гидеон принялся хватать воздух.

Ему вдруг вспомнились слова Крессиды, будто эхо, будто кошмарный сон. «Надо сделать так, чтобы ты был моим. И только моим.»