Непознанный мир (цикл повестей)

– Я кто, актёр, чтобы притворяться добреньким? – гневно спросил лорд. – Или ты нарочно это сказал, чтобы осудить меня за то, что я – не такой, как он?

Старый дворецкий опасливо попятился.

– Пожалуйста, ваша светлость… – из последних сил пролепетал он. – Я знаю, что происходящее вам не нравится, и постараюсь переубедить его королевское величество не отдавать нам свой трон, только сделайте так, как я попросил вас, пожалуйста! А после будьте таким, каким вам всегда нравится быть.

– Ну хорошо, – прошипел лорд сквозь зубы, а затем, повинуясь Престону, растянул губы в весьма жуткую улыбку. – Я готов, всадники. Перед вами – Джереми Дарлингтон. – Не переставая «улыбаться», Чарльз сдвинул брови.

А бедный Престон лишь обречённо покачал головою.

Казил вышел к воротам и трижды постучал в них. И так же, как и пятьсот лет назад, ворота отворились и их пропустили внутрь, только шли они не в подземный зал, где Джереми и Дорнтон лицезрели тогда церемонию соединения Скорбящих, а наверх, на самую вершину главной башни, которую некогда охранял гигантский дракон Громобой, погибший в решающей схватке с грифонами и едва не погубивший своего всадника – графа Джереми Дарлингтона.

Когда они поднимались в башню, никто их не приветствовал, радуясь их возвращению, наоборот – те немногие, кто попадался им на пути, старались быстро пройти мимо, скрывая лица за высокими воротниками причудливых одежд чёрного цвета. Здесь повсюду чувствовался траур, словно монарх уже умер, оставив после себя лишь пугающую тишину своего огромного дворца.

Казил и Хэвис шли тихо и молча, и ни разу не перекинулись и парой слов со своими спутниками. Лорду Чарльзу было всё равно, а вот Престон немного встревожился. Он ожидал увидеть здесь ту красоту, о которой он читал в книге, – кипящую повсюду жизнь, десятки разноцветных драконов, счастливых людей… Да, в книге Джереми было описание траура и даже погребения, но всё это не шло ни в какое сравнение с той ужасной гнетущей тишиной в союзе с холодной зимой, которая встретила их у ворот высокими сугробами, морозами и снегопадом. Когда же нам дадут согреться, – в надежде думал Престон, – или хотя бы прилично одеться, ведь его лорд вышагивал сейчас в одной ночной пижаме и домашних тапочках, а он сам – в старом изношенном костюме дворецкого и драных сапогах. Но, на их счастье, Казил и Хэвис, словно услышав мысли Престона, по дороге завели их в одно из помещений, где лорд и слуга смогли с радостью для себя выбрать подходящую одежду. Чарльзу приглянулся нарядный камзол из чёрного бархата, – правда, лорд тут же посетовал на то, что он не украшен вышивкой и драгоценными камнями, на что Казил ответил, что это траурная одежда, потому что сейчас и в ближайшее время все во дворце и в королевстве должны будут носить такие одеяния. Лорд плюнул, но, видимо, из уважения к гулсенцам и их умирающему монарху, к своему плевку больше ничего не прибавил.

Престон выбрал себе тёплый шерстяной жилет, который поскорее надел на себя, и траурного покроя ливрею. Здесь же была и обувь. Лорду подошли чёрные сапожки из дублёной кожи, а Престону – туфли из мягкого, но прочного материала неизвестного происхождения. Старик предположил, что они изготовлены из кожи грифона.

Также им пришлось надеть на головы траурные ленты, известные читателю по предыдущей книге, так что описывать их здесь мы не будем.

После этого они продолжили свой путь. На подходе к башне Хэвис куда-то пропал, и Казил повёл их дальше один. Оказавшись у входа в покои монарха, их проводник повернулся к лорду и слуге и тихо прошептал:

– Я надеюсь, вы не подведёте наше королевство, ибо, если монарх узнает о том, что вы – не Истинные…

– Мы не подведём вас, – шёпотом заверил его Престон. – Но есть одна проблема, – он с опаской и полной безнадёжностью во взоре посмотрел на своего хозяина. – Дело в том, что мой господин ничего не знает о Гулсене, а это значит, что он может проговориться, и тогда…

– Престон, за кого ты меня принимаешь? – возмутился лорд.

– Прошу вас, ваша светлость, потише! – взмолился старик. – Мы сделаем вот что: постарайтесь сами не вступать в разговор с его королевским величеством, поскольку вы можете выдать и себя, и меня. Лучше вести диалог буду я, ведь я знаю о Гулсене всё из книги вашего предка. Я в который раз сожалею, ваша светлость, что вы её ни разу не прочли, – сокрушённо покачал он головою.

– Да плевать я хотел на эту книгу, Престон! – взорвался Чарльз, но тут же притих, поскольку старый дворецкий посмотрел на него так, что лорд понял своего слугу без слов и молча кивнул, поклявшись больше не произносить ни звука.

– Я доложу монарху о вашем прибытии, – шепнул им Казил и скрылся за дверью.

Пока они ждали позволения войти, Чарльз с любопытством изучал дорогое убранство двери, украшенной золотом и драгоценными камнями. Престон же собирался с мыслями и время от времени глубоко и печально вздыхал. Прошло совсем немного времени, и к ним вышел Казил. На его лице лорд и слуга прочли ещё большую скорбь, чем прежде.

– Он совсем плох, – прошептал он едва слышно. – Не знаю, сумеет ли он продержаться то время, пока будет беседовать с вами. Но он вас примет в любом случае, ведь как только я сказал ему о том, что вы здесь, его величество сразу попросил меня немедленно позвать вас к нему. Прошу вас, – сказал он, отойдя в сторону и приоткрыв дверь. – Только осторожнее, не наговорите лишнего, – ещё раз предостерёг он.

– Спасибо вам, господин Казил, – благодарно поклонился Престон и первым шагнул за порог монарших покоев.

На него тут же пахнуло терпкой смесью из различных неведомых трав, которыми был пропитан воздух. И поначалу ничего, кроме этого удушающего запаха, он не почувствовал. Но постепенно не только его нос, но и глаза, а затем и уши досказали Престону всё остальное. Лорд, прячась за его спиною, громко прошептал: «Ну и ну!», а старик застыл почти на пороге, поскольку не мог отойти от того, что он только что увидел.

Посреди огромного пространства покоев стояла большая постель, ширина которой занимала половину помещения, а длина – и того больше. Изголовье постели находилось под плотно завешенным окном, а изножье почти упиралось в двери. Поэтому лорд и слуга сразу же увидели умирающего монарха, у изголовья которого столпилось с десяток лекарей в длинных голубых одеяниях.

Это зрелище, несомненно, не могло не шокировать любого. Казил не преувеличивал: монарх Гулсена действительно находился сейчас на грани жизни и смерти.

Укрытый до груди большим одеялом, Джастин О`Краун лежал на спине и тяжело, прерывисто дышал. Его глаза были закрыты, а голова бессильно откинулась набок. Лицо было белее подушек. Монарх время от времени сжимал кулаки вытянутых вдоль тела бессильных рук, уже почти не в состоянии владеть ими, а по телу его то и дело пробегала судорога. Должно быть, он страдал от невыносимой боли, но ослаб уже настолько, что не мог даже реагировать на неё.

Один из лекарей жестом попросил лорда и слугу подойти поближе, к правой стороне постели, и встать на одно колено. Остальные молчали, и это их молчание, а также невыразимая скорбь в каждом лице говорили сами за себя. И из этого было видно, что они уже ничем не могли помочь своему правителю.

Престон не был уверен, что дойдёт до изголовья. Его ноги дрожали и подгибались, а на лице, должно быть, читалось неимоверное потрясение, поскольку лорд, зайдя вперёд, в ужасе посмотрел на него. Затем подошёл поближе и – этого Престон не ожидал от своего хозяина! – взял старика под локоть и тихонько повёл за собою.

Когда они подошли и опустились, как им было велено, на одно колено у изголовья постели, один из лекарей легонько коснулся пальцами правого плеча монарха. Тот несильно вздрогнул и медленно, с едва слышным мучительным стоном повернул голову вправо, бессильно уронив её затем на подушки.

Его глаза стали медленно открываться. Чарльз и Престон замерли в ожидании увидеть в этих глазах хотя бы малую искорку жизни, но увидели лишь непроглядный мрак и жуткую пустоту на фоне быстро набежавших слёз, как только страдающий монарх увидел тех, кто перед ним стоял.