Пока, заяц

— Ещё как доходит, — сказала она и тихо прокашлялась. — Вы хоть подождите, пока поедем, хоть на улицу всё будет выдувать.

— Да. Извините, правда. Я больше не буду.

— Вы докуда едете? — спросила она и меня с ног до головы осмотрела, по-странному улыбаясь.

— До Верхнекамска.

— У-у-у. Далеко. Мы утром уже в Воронеже выходим. Потом без нас покурите.

Опять дверью скрипнула и ушла, одного меня оставила в прокуренном тонком тумане. Когда с мамой последний раз на море ездили, она так же, помню, к пацанам каким-то выходила и орала на них, что курят прям у нашего крайнего плацкарта, детей её травят. Меня травят и мальчика Сашку, который со своей мамой Настей до самого Верхнекамска из Анапы ехал.

Сашке в санаторий какой-то путёвку давали, как ребёнку-инвалиду. Моего возраста был, тоже десять лет, а сам меня ниже почти на две головы. Будто не десять лет, а семь или восемь. Тоже тогда с долгой стоянкой застряли, здесь же, в Ростове-на-Дону, выходили воздухом подышать, с Сашкой побегать. А ему бегать нельзя, ноги были кривые. После аварии какой-то или, может, с рождения, не помню уже, мелкий тогда был, такие детали плохо запоминал.

— А вон пошли до вон того киоска добежим, кто первее? — говорил я ему и пальцем показывал на киоск Горпечати.

— Давай! — Сашка отвечал и кепку на голове по-странному поправлял неровными пальцами.

Я с места срывался и нёсся вдоль по перрону, только вой ветра и слышал в ушах. Чуть ли не у самого конца поезда останавливался, оглядывался назад и видел вдалеке Сашку, как он неловко ковылял у нашего вагона и радостно улыбался. И я улыбался, смеялся даже, довольным смехом давился оттого, что обогнал, гордился, какой я крутой и быстрый. И опять нёсся сломя голову, обратно добегал до нашего вагона. На Сашку налетал как ненормальный, чуть с ног его не сшибал.

— Я первей прибежал! — я хвастался перед ним. — Ты вот даже бегать так быстро не можешь! А я умею, у меня талисман кролика есть!

Талисманы эти. Из нашего с Тёмкой любимого мультика «Приключения Джеки Чана». Герои в мультике собирали двенадцать талисманов, по одному на каждый знак китайского гороскопа, чтобы древнего злого дракона Шендю оживить, который в статую превратился, потому что эти свои талисманы все растерял. У каждого камешка своя особая сила была, способность волшебная. А талисман кролика своего обладателя наделял бешеной скоростью, даже галапагосская черепаха с ним быстрее звука забегала.

— А где он у тебя? — Сашка меня спрашивал. — Талисман кролика?

— Он дома у меня лежит, мне мама его брать сюда не разрешает. Я поэтому быстро бегать могу, видел, как я до вон туда вон добежал?

— Видел. А дашь потом мне талисман кролика?

— Не-а, — я отвечал ему и начинал громко смеяться. — Тебе талисман лошади надо будет.

— А почему? Я кролика хочу.

— Нет, талисман лошади тебе надо. Потому что мне мама сказала, что ты болеешь.

Талисман лошади в мультике умел исцелять. От любой болезни, даже от самой страшной. Сколько раз потом в жизни хотелось этот талисман заиметь, сколько бы всякой боли с ним удалось избежать.

Сашке бы точно дал, если бы только и вправду эти талисманы у меня были.

Где он сейчас, Сашка этот? Кто ж его знает. Мама, может, и знала, фамилию хотя бы помнила. Так бы, может, хоть как-то его смог найти. А без неё не получится, каждого Санька в Верхнекамске бегать-проверять не смогу. С талисманом кролика только смог бы.

— Ты зачем Сашу обижаешь, игрушки ему играть какие-то не даёшь? — мама спрашивала меня, когда стояли рядом с титаном и кипятком лапшу заваривали.

— Я не обижаю! — я оправдывался перед ней. — Какие я ему игрушки не давал? Мы с ним даже не играли вообще-то в игрушки!

— Не знаю, мне мама его сказала, камень ты ему какой-то не дал. М? Камней, что ли, зажмотил? Говна всякого на путях насобираешь, а потом тащишь. Там грязища одна, туда туалеты смывают, а ты камни собираешь. И даже Саше не мог камушек один подобрать, который он хотел? Тебе одному мало, что ли?

И голову опускал виновато, стыдливым взглядом терялся в красной пыльной ковровой дорожке. И ведь не скажешь ей, не объяснишь, что это всё дурость была какая-то, дурость детская и тупая, что не было никаких камней, и талисманов никаких не было, и что просто так ему наврал, чтобы похвастаться.

Потом спать с ней ложились в нашей боковушке у туалета, она одеялом меня накрывала на верхней полке, по голове гладила и успокаивала на ночь, что рядом будет и без меня на станции выходить не станет. Чтоб поезд, не дай бог, без неё не уехал.

— Мам? — я спрашивал её шёпотом.

— Чего?

— Я тоже хочу, как Сашка, чтобы с тобой в санаторий поехать. Чтобы нам тоже в санаторий билет дали.

— Тьфу ты, господи, по брылам щас как дам! — огрызалась она. — Замолчи ещё!

— Почему?

— Всё, спи давай. Даже не заикайся больше про это, понял?

— У меня горло немножко царапает.

— Ну, молодец, всё. Накликал, да? Языком натрепался? По перрону весь мокрый набегался? Лежи, градусник достану.

Доставала градусник и температуру мне мерила. Потом уже к утру разболелся, всю дорогу до Верхнекамска сопливил и дрожал от холода под двумя тёплыми одеялами. Сейчас зато не холодно, жарко наоборот. Всё тело жарилось в железной бочке на колёсах, а прокуренная футболка прилипала к потной коже.

Когда я вернулся в купе, Тёмка лежал на боку и дрых. Проигрыватель даже не выключил, прям так и уснул в ярких красках родного мультика. Весь мокрый лежал, тёплый и потный, воздух в купе ещё сильней, чем в коридоре, накалялся, совсем дышать было нечем. На миг мысль промелькнула всё выключить и к себе на место аккуратно лечь спать. Только я к столу подошёл и рукой потянулся к чёрной пластиковой кнопке на проигрывателе, как Тёмка тут же глаза открыл.

<