Пока, заяц

Сам от себя такого не ожидал и стал ему подыгрывать, тоже голосом начал кривляться:

— Конечно помню, мон шэр. Это ведь там я вам рассказал о своём шикарном отпуске в Швейцарии, где мы проводили раскопки древних статуй с маленькими пиписьками.

Тёмка неловко захихикал в кулак:

— Вить, в Швейцарии вроде таких статуй не находили. Это в Италии или в Греции.

— Да пофиг мне, — ответил я и выкинул бычок. — Чего ты ещё от быдла ожидал? Никакой душевной утончённости у нас с тобой нет. Ты только это, рыгать тут не вздумай, ладно?

— Не буду, — застеснялся Тёмка и тихонько хихикнул.

Над вокзалом опять мелодия зазвенела, и приятный женский голос объявил:

— Уважаемые пассажиры, продолжается посадка на поезд номер двести девяносто три «Анапа — Верхнекамск». Нумерация вагонов с головы поезда.

Я хрустнул коленями и поднялся, штаны сзади отряхнул и Тёмке протянул руку.

— Уже уходим? — он спросил, глядя на меня снизу. — Минут сорок ещё ведь будем стоять.

— В поезде лучше посидим, — я ответил ему. — Готов, что ли?

— К чему?

— К тому, что поедем домой.

Он уронил задумчивый взгляд и замолчал. Сгорбился весь и не шевелился, ногами тихонько болтал над железной дорогой.

— А мы в следующем году так катнём куда-нибудь? — Тёмка спросил меня осторожно.

— В Иран? — съязвил я.

— Ну Вить.

— Когда захочешь, тогда и катнём, — я ответил ему и плечами пожал. — В любое время можем катнуть.

— Мы же… Мы же так не в последний раз, да? Мы же ещё так будем? Будем ведь?

Смешной и глупый. А такие вещи правильные говорит, самые точные струны души задевает, ни одной ноты фальшивой, всё строго и чётко. Как у солдата. У солдата глупого и ушастого.

Я руку ему протянул и сказал:

— Будем. Будем, конечно. Вставай давай. Пошли.

Он схватил меня за руку и поднялся. Ногой вдруг случайно застрял между перилами и тапочку одну уронил прямо на крышу товарняка. Она прямо на угли приземлилась и в ту же секунду исчезла в их чёрном море, чёрной резиной слилась с чёрным месивом.

— Так, пошли-ка отсюда, — сказал я, придерживая Тёмку за одну руку. — Пока нас менты не забрали.

— За что?

— Сидим тут с тобой, тапочками на пути сыпем. На-ка.

Я отдал ему свой правый тапок, он в него ногу засунул и через переход вместе со мной зашагал. А я одним носком ступал по холодной земле, каждый камешек кожей ощущал.

— Извини, — Тёмка сказал негромко и посмеялся, глядя мне под ноги. — Хочешь, я тебе отдам, а сам в носках пойду?

— Иди уже, господи. А то ещё и эти уронишь.

***

Дверь купе громко треснула и опять заточила нас в духоте, в соевых ароматах лапши и запахе биотуалета через стенку. Я похлопал по пыльной решётке кондиционера над самым окошком и рукой провёл по наклейке со снежинкой рядом со знаком с перечёркнутой сигаретой.

— Не-а. Не пашет, — сказал я Тёмке. — Когда поедем, тогда и заработает.

— Да ладно тебе, — он сказал мне и вжался в подушку. — Садись пока. Отдыхай.

Тётка за окном совсем не смолкала, трещала в динамиках почти что без умолку, голосом своим звенела после короткой мелодии. Люди после каждого её объявления будто ускорялись, будто быстрее двигаться начинали, колёсами чемоданов шустрей крутили.

Тело колбасило от какой-то фантомной качки. Вроде лежишь, в потолок железный смотришь, а чувствуется, будто по волнам скачешь, будто поезд по рельсам плывёт. А за окошко посмотришь — на месте стоим, Ростов-на-Дону вдалеке где-то виднеется за забором и тётка без остановки всё трещит и о посадках и отбытиях поездов всем сообщает.

Тёмка зашелестел конфетой в розовой упаковке и кофе две ложки насыпал из стеклянной банки.

— Не уснёшь ведь, — сказал я ему и краешек футболки своей приподнял, чтоб обдуться немножко.

— Два дня ещё трястись. Выспимся.

— Всё равно здесь у нас лучше, чем когда я из армии ехал.

— Это понятно, — усмехнулся Тёмка и откусил шоколадную конфету. — Там плацкарт, жара, куча народу.

— Мгм, — я промычал и выключил настенный светильник над головой. — Едут, ржут, галдят и воняют на весь вагон.

— Яйца, что ли, варёные едят?

— Яйца, ага. Тушами своими воняют, чего уж ты прям. Лучше б едой воняли.

— Я бы никогда не смог так, как ты.

Я лёг на живот, руку под подушку засунул и на Тёмку хитро посмотрел.

— Что не смог? — я спросил его.

— Всю жизнь вот так. По кадеткам, по армиям. Точно бы не выдержал.

— Выдержал бы. Если б меня мама тогда в кадетскую школу в пятом классе не отправила, я бы то же самое говорил. А если б тебя отправили, то и ты бы привык. Тут уж как случай подвернётся.

Он схватил гранёный стакан в железной подставке, к двери подошёл и застыл, схватившись за ручку. В зеркало посмотрел на своё лицо в изумрудном полумраке вокзальных огней и недовольно нахмурился. Мордой тихонечко фыркнул и голову опустил, будто стыдился чего-то. Сам в себя будто тихо плевался, взглядом боялся встретиться с собственным отражением.