Пока, заяц

— А ты?

— Не знаю. Но если ляжем, наверно, усну.

Я на секунду зажёг экран телефона, посмотрел на часы и сказал ему:

— Пять утра уже, ничё себе. Да, можно и расстилать.

— Только, Вить.

И я вдруг вскочил с дивана и резко замер, когда он меня окликнул. Обернулся и посмотрел на него, прямо в его глаза, сверкающие разными цветами гирлянды, кивнул ему, мол, чего?

И он сказал мне:

— Давай только ёлку выключать не будем, ладно? Пусть мигает всю ночь и всё утро. Классно так.

— И всё?

— Да. И всё. Ладно?

— Ладно. Иди нам бельё доставай.

Мы разложили наш скрипучий диван и легли под толстое пуховое одеяло прямо на холодную простынь, что весь день мёрзла в шкафу у самого балкона. Тёмка весь съёжился, свернулся калачиком и повернулся на бок ко мне лицом.

То зелёные, то красные, то синие солнечные зайчики новогодних огоньков прыгали по его гладкой коже, будто напоминая о том, что праздник ещё и не закончился, хоть уже и не было в воздухе всего это чуда с привкусом шампанского и солёным ароматом селёдки под шубой. Впервые за весь вечер я услышал, как за окном по снежному месиву пронеслась машина. Вся комната на секунду вспыхнула ярким светом её фар и вдруг снова утонула в сиянии гирлянд на ёлке.

— Мне так грустно было тот Новый год праздновать, ты даже представить не можешь, — прошептал Тёмка и вцепился в мою руку на белой мятой простыне.

— Ещё как могу. Думаешь, мне весело было?

— Не знаю. Вы же там, наверно, всем взводом праздновали, да? Стол общий собирали, выпивали, веселились? Песни горланили?

— Да. Было такое. Я, правда, чуть в наряд не залетел, мог всё новогоднее нажиралово пропустить.

— Чего там натворил?

Я тихонько засмеялся:

— Да ничего не натворил. Карты херово спрятал, старшина колоду нашёл, весь на говно изошёлся. Хотел наряд мне влепить.

— А почему не влепил?

— Он сам в городе не местный был, командированный, редко из части куда ездил. Попросил меня потом такие же достать. Сказал достану – не будет наряда. И ты мне как раз три штуки прислал, а мне что, мне не жалко. Выручил ты меня. Так бы Нового года лишился.

— На здоровье, — сказал он и заулыбался.

— А ты как отметил?

Тёмка тяжело вздохнул и съёжился:

— Грустно, сказал же тебе.

— Нет, я имею в виду, что делал, куда ходил, с кем встречал?

— Никуда не ходил. Дома сидел. С мамой, бабушкой, с дедушкой, с Джимми. Соседка с мужем заходила. Всё. Сидел у себя в комнате в свитере своём, который сигаретами твоими воняет, скучал. В Варкрафт поиграл, в рейд сходили с ребятами. И уже три часа ночи. Вот и всё.

— А мне говорил, что всё хорошо у тебя. А сам так скучал, оказывается.

И он тихонько добавил:

— Не хотел тебя расстраивать. Да нормально всё было, я уж так, драматизирую немного. Когда куранты забили, я в игре по Штормграду с одним знакомым из Владивостока гулял. Там ёлка стояла, все в чате поздравления писали, салюты пускали на площади у таверны. Классно было. Весело.

Я поцеловал его в щёчку и прошептал:

— Бедненький ты мой, господи.

Я лёг на спину, закинул руки за голову и сказал ему:

— Иди сюда, ложись.

Он лёг ко мне на грудь, руку на меня свою положил, а я его приобнял легонько и уставился в пыльный натяжной потолок. Смотрел, как он так забавно заливался разными цветами и хоть немножко скрашивал эту послепраздничную тоску.

— Тёмка? — я прошептал еле слышно.

— М?

— Вот если в следующем году я так вот один буду на этом диване лежать под Новый год без тебя… Я ж побью тебя, ушастый. Приеду к тебе туда в Стэнторд ваш…

Он вдруг перебил меня и поправил:

— В Стэнфорд.

— Куда надо, туда и приеду. Приеду и побью тебя, понял? Все ухи тебе пообрываю.

— Туда визу хрен получишь ещё, в эти Штаты, — сказал он и хитро захихикал.

— Разберёмся. Я в армии с одним будущим ФСБшником из Москвы закорешился. Ему позвоню, какую-нибудь мне дипломатическую миссию выпишет, дадут и визу, и всё, что надо, ещё и самолёт мне оплатят. Понял?

— Понял.

За окном вдруг полыхнул сине-красный салют. Всю нашу квартиру залил ярким светом и своим грохотом на пару минут уничтожил январское ночное умиротворение в холоде наших домашних стен.

Всё опять смолкло, и мы с Тёмкой услышали радостные пьяные крики мужиков из соседнего подъезда. И вдруг так звонко разбилась бутылка на обледеневшем асфальте. Кто-то вдруг недовольно разворчался на весь двор, и несчастная компашка по-тихому скрылась где-то в серых лабиринтах хрущёвок в сверкающем белом пуху.

И вновь тишина, вновь невесомый гул ветра и отчаянные потуги рассыпчатого сухого снега пробиться в наш тёплый уют, в нашу обитель, пропахшую прошлогодним майонезом, колбасой и залежавшимися маслинами.