Пока, заяц

— Чего смотришь? — я спросил его и тихонько засмеялся. — Точно всё хорошо?

— Да точно, точно, — и он вдруг тоже засмеялся. — Домой, может, пойдём? На улице холодно, а по подъездам сидеть… Зачем? У нас же дом есть. Всё равно тут все дела сделали.

А потом замолчал, неловко опустил голову и пробубнил с улыбкой:

— Ну, ты сделал.

— Пошли, — сказал я, хлопнул его по плечу и открыл перед ним тяжёлую деревянную дверь на тугой пружине.

Мы спустились с ним на первый этаж, вышли в трескучий мороз ночного двора, я замер на секунду у скамейки и осторожно осмотрелся. Достал из кармана алые бинты и швырнул их в мусорный бак. Оставил их там сверкать мокрыми белыми пятнами на самом дне среди смятых пивных бутылок и обёрток из-под шоколадок.

И так перед Олегом вдруг стало стыдно.

***

Из светлого и холодного подъезда с его облупленными зелёными стенами мы ввалились в нашу тихую квартиру, закрыли дверь и будто оставили весь этот трескучий мороз в другом мире. Я глянул украдкой на Тёмкино раскрасневшееся на холоде лицо, схватил его ледяными руками и шустро поцеловал в губы, чтобы хоть немножко его согреть, да и себя заодно.

— Чай тебе сделать? — спросил я шёпотом и вдруг сам себе удивился, не спал же никто, зачем шептаться?

— Сделай.

Я стянул с него шапку, пощупал её внутри и сказал:

— Мокрущая вся, ужас. Иди давай, грейся, я пока всё на батарею повешу.

— Ой, прям как мама моя.

— Кто вот тебя так в Америке нянчить будет, а?

Он повесил куртку за капюшон на крючок и сказал:

— Да не будет никакой Америки, Вить. Как в прошлый раз. В конкурсе поучаствую и всё. Ты же знаешь меня.

— Ладно, иди давай, — я буркнул под нос. — Новогодние серии Букиных пока поищи.

И он вдруг так засветился, как будто я его в Диснейленд пообещал свозить, заулыбался так широко-широко, и глазки его засияли в свете маленькой люстры.

— Серьёзно? — он переспросил меня.

— Да, да. Иди давай, ставь.

И убежал в комнату, попутно стягивая штаны и тёплые трико под ними. А у самого все ноги от мороза краснющие. Быстрее надо ему чай ставить и в плед, чтоб не вылазил никуда. И ещё ведь носки не хотел надевать, такой весь крутой и самостоятельный. Точно маме его буду звонить и жаловаться.

Я принёс нам в комнату две кружки пряного сладкого чаю с лимоном и мёдом. Смотрю и вижу его укутанного пледом с мультяшками, сидит на диване и щёлкает пультом, выбирает серии из огромного списка на экране. И в комнате так тускло и уютно, только огоньки на ёлке сияют нам и старенький телевизор в углу. Я даже завис в этом моменте ночной безмятежности и сквозь густой пар от кружек с чаем глянул в окошко, увидел в соседских окнах такое же тихое и невзрачное потрескивание их гирлянд. И никого во дворе не было, ни прохожих, ни лениво проползающих машин, даже голуби с вороньём куда-то потерялись этой тоскливой ночью.

— Самая прикольная новогодняя серия — это когда к ним на балкон падает Дед Мороз, который с парашютом прыгал и неудачно приземлился, — Тёмка сказал мне, не отрываясь от телевизора. —А есть ещё которая из двух частей, там они пародируют «Эту замечательную жизнь». К Гене ангел-хранитель, типа, приходит.

Я вручил ему кружку с чаем, сел рядышком, поправил плед на его плече, ошпарил губы первым глотком ароматного кипятка и спросил его:

— Чё они там пародируют, говоришь?

— Фильм есть такой американский. «Эта замечательная жизнь» называется, Фрэнк Капра снял. Это как бы американская «Ирония Судьбы», они её каждое Рождество смотрят. Старый фильм, прям вот после Второй Мировой сняли.

Я пожал плечами:

— Никогда не слышал. И что там?

— Ты, может, и не слышал, но сюжет тебе по-любому знаком. Мужик недоволен своей жизнью, хочет покончить с собой, к нему приходит ангел-хранитель и показывает ему, как бы у всех всё хреново было, если бы он не появился на свет. А потом он такой типа «да, я хочу жить, верни меня», и всё хорошо.

— Блин. Да, как будто уже всё это где-то было.

— Да везде было. И вот в «Женаты с детьми», ну, оригинальный сериал, с которого писали «Счастливы Вместе», есть серия, где к их Гене приходит ангел-хранитель и…

— А, да, да, понял, вспомнил, — я вдруг перебил его и засмеялся. — Там у них ещё фамилия такая ржачная была, господи, блин, как же её…

И Тёмка с улыбкой процитировал реплику из той самой серии:

— Яблонски. Это звучит гордо!

Я громко засмеялся, чуть чай нам на диван не пролил:

— Да, да. Твою мать, а, какая же это всё херотень, как мы это всё смотрели?

— Нормально смотрели, чего ты? Все смотрели. Весело было.

— Да весело, весело. Включай давай. И чай пей.

Он посмотрел на сверкающую коричневую водицу в кружке, подул на неё и хитро спросил:

— А ты мёда мне положил?

— Положил, положил.

Заулыбался довольно, включил нам серию, про которую рассказывал, и сделал аккуратно первый глоточек. Тёмка аккуратно ко мне придвинулся, чуть ли весь на мне не разлёгся.

— Сиди знай, — сказал я ему и заулыбался.

А по телевизору в такой уже знакомой мне двухэтажной квартире разворачивалась очередная комедия, такая дебильная и по-идиотски наивная, но такая родная и дорогая сердцу моего ушастого мальчишки.

Под конец серии тупая Светка посмотрела на старую покосившуюся ёлку на столе и, пытаясь решить Генину загадку, задумчиво сказала:

— Зимой и летом одним цветом… Ёлка! Папочка, это же ёлочка!

И я вдруг так по-дурацки засмеялся, прикрыл рот рукой, не то от стыда, что рассмешился такой идиотией, не то просто неудобно было ржать Тёмке прямо над ухом.

— Ты спать ещё не хочешь? — он спросил меня, высунув морду из-под пледа.