Просветитель

Самоплясовъ былъ уже изрядно разгоряченъ виномъ.

— Ого-го! Съ Петромъ Великимъ хочетъ сравниться! Ха-ха-ха! — ядовито захохоталъ Холмогоровъ.

Самоплясовъ нсколько опшилъ.

— Да не одни посидлки, — прибавилъ онъ. — Я небесную трубу привезъ, Иванъ Галактіонычъ астрономію устроитъ и выйдетъ какъ-бы маленькая консерваторія. Затмъ физическій кабинетъ для разныхъ понятіевъ насчетъ электричества. Иванъ Галактіонычъ все это чудесно знаетъ и мастеръ по этой части.

— Ахъ, ты, консерваторія! — опять захохоталъ Холмогоровъ.

— Обсерваторія, а не консерваторія я сказалъ, — поправился Самоплясовъ, гнвно взглянувъ на Холмогорова.

XV

Поминальная трапеза близилась къ концу. Роскошный обдъ, мастерски состряпанный Колодкинымъ, поразилъ всхъ справлявшихъ тризну по покойник, но послднее блюдо, заупокойный кисель, поразилъ боле всего. Выложенный изъ формы на блюдо, онъ имлъ полосатый рисунокъ и состоялъ изъ траурныхъ цвтовъ — чернаго и благо: бланманже чередовалось съ темно-коричневымъ желе, сдланнымъ изъ шоколада съ подожженнымъ сахаромъ. Послышался одобрительный шопотъ. Дьяконъ, созерцая кисель, не удержался и въ восторг произнесъ съ глубокимъ вздохомъ:

— Воззрите, до чего человкъ даже въ стряпн ухищряется! Премудрость и ничего больше.

— Мастакъ поваръ, совсмъ мастакъ… — сказалъ отецъ Василій Тюльпановъ, пробуя кисель.

— Мажордомъ онъ у меня, а не поваръ, — поправилъ его Самоплясовъ. — Этотъ чинъ выше повара.

— Артистъ кулинарнаго искусства! — похвастался писарь фигуральностью выраженія.

— Знаете что, господа? — закричалъ учитель. — Надо выпить за здоровье мажордома! Я потому это предлагаю, что его должно причислить къ большимъ художникамъ своего дла.

— Слдуетъ, слдуетъ… — одобрили хоромъ гости предложеніе, но отецъ Іовъ, поднявшись со стула, растопырилъ руки и остановилъ всхъ.

— Позвольте, господа, позвольте! Мы еще главнаго не исполнили! Не исполнили то, что по православному обычаю при кисел требуется.

Оказалось, что отъ восторговъ при вид киселя забыли пропть «Вчную память».

И вотъ вс бросили ложки и запли «Вчную память». Пли вс трапезующіе гости, плъ даже басовой октавой «мажордомъ» Калина Колодкинъ. Колодкипъ, какъ и гости, былъ уже совсмъ пьянъ и даже покачивался.

Когда печальное пніе стихло, учитель, обернувшись къ Колодкину, опять возгласилъ:

— Господа, предлагаю выпить за здоровье мажордома Колодкина, великаго мастера кулинарнаго искусства!

И расчувствовавшіеся гости, вс, кром Холмогорова, потянулись съ рюмками къ Калин Колодкину. Даже самъ хозяинъ, Самоплясовъ, налилъ Колодкину стаканъ вина, протянулъ ему свой собственный, чокнулся и восторженно произнесъ:

— Спасибо, удружилъ… Не забуду…

Кто-то крикнулъ ура… Ура подхватили гости. Колодкинъ выпилъ залпомъ стаканъ поданнаго ему вина, стоялъ, таращилъ глаза и плакалъ пьяными слезами.

Поминальный обдъ совсмъ уже потерялъ свой поминальный характеръ.

Но тутъ лсничему пришло на умъ, что, чествуя мажордома, совсмъ забыли про хозяина.

Онъ сообщилъ объ этомъ сосдямъ по столу. Начали шептать объ этой неловкости, вс разводили руками и сознавали, что пить за здоровье хозяина посл тоста, провозглашеннаго за его повара, неудобно. Лсничій однако нашелся и, когда кисель былъ съденъ, закричалъ:

— Почтенные сотрапезники! Будемъ теперь благодарить хозяина! Предлагаю по русскому обычаю въ благодарность качать его.

— Качать, качать Капитона Карпыча! Качать хозяина! Качать Капитошу! — неистово вторили гости.

И Капитонъ Самоплясовъ, подхваченный гостями; сталъ подлетать къ потолку.

Такимъ выраженіемъ ему вниманія Самоплясовъ былъ очень доволенъ, ходилъ козыремъ, насколько ему позволяли его пьяныя уже ноги, и тотчасъ пустилъ пть граммофонъ. Труба заревла арію Мефистофеля изъ «Фауста». Затмъ началъ надсаждаться тореадоръ изъ оперы «Карменъ». Гости стали подплясывать. Обденный столъ прибирали. Суетился пьяный Колодкинъ и уронилъ, разбивъ въ дребезги, четыре тарелки, соусникъ и три стакана. Къ нему подскочилъ Самоплясовъ со сжатыми кулаками и воскликнулъ:

— Мажордомъ! Подлецъ! Да ты, кажется, ужъ лыка не вяжешь?

— Простите, Капитонъ Карпычъ… Теперь ужъ совсмъ пропало мое дло… Выпилъ… Вдь и вы сами-же подносили… — кротко отвчалъ Колодкинъ, покачиваясь на ногахъ, какъ муха, навшаяся мухомора.

— Двушки! Прислужающія! Отведите его спать! Положите на тетенькину постель! — командовалъ Самоплясовъ.

— Безполезно, Капитонъ Карпычъ… Теперь ужъ аминь… Все равно колобродить буду…

Колодкинъ былъ жалокъ. Стоя около валявшихся на полу черепковъ разбитой посуды, онъ кротко протянулъ руки — одну двушк, прислуживавшей у стола, а другую дьячих и его повели спать.

А гости потребовали, чтобы для нихъ былъ поставленъ карточный столъ. Началась игра въ стуколку. Подслъ къ нимъ и Холмогоровъ. Денегъ у него было очень не много, рубля три, и проигравъ ихъ, онъ сталъ играть на млокъ. За Холмогоровымъ стала появляться запись, но вдругъ мелочной лавочникъ Молочаевъ, тоже проигравшій, хлопнулъ ладонью по столу и закричалъ:

— Деньги на бочку! Иначе изъ компаніи комъ! Что это за игра въ долгъ!

Холмогоровъ вспыхнулъ и отвчалъ:

— Однако, если я благородный человкъ, то, я думаю, одно мое слово…

— A вотъ словъ-то намъ и не надо… Намъ деньги нужны… Есть деньги — ставь деньги, нтъ денегъ — разсчитывайся и уходи изъ-за стола. Вотъ что, братецъ ты мой, господинъ баринъ.

— Невжа… мужикъ, — процдилъ сквозь зубы Холмогорсьъ.

— Отъ голоштаннаго барина слышу, — дерзко отвчалъ лавочникъ.

— Да какъ ты смешь, промасленная голова! — закричалъ Холмогоровъ. — Да знаешь-ли ты, что если у меня денегъ нтъ, за меня всегда здшній хозяинъ отвтитъ.

— Ну, и просите его разсчитаться… Тутъ одиннадцать рублей…. А безъ денегъ я съ вашей милостью играть не стану, — понизилъ тонъ лавочникъ, такъ какъ другіе партнеры стали его осуждать за дерзость.

Холмогоровъ обратился за деньгами къ Самоплясову. Тотъ отказалъ.

— Но пойми ты, мн только отыграть долгъ, — убждалъ его Холмогоровъ. — Я проигралъ на слово одиннадцать рублей. Если я выйду изъ-за стола, теб придется заплатить за меня.

— Ничего я не заплачу и теб не дамъ, — сказалъ Самоплясовъ.

— Ну, такъ знай, что ты срая скотина! О хорошемъ тон только толкуешь, а исполнять его не хочешь. Хозяинъ обязанъ отвчать за своего гостя.

— А я не желаю. Какой ты гость! Ты фыркающая свинья.