Вернуться в Антарктиду

– Да далась вам эта тряпка! – в сердцах проговорила Пат. – Время с ней терять. Мы без вас отчалим, слышите?

Загоскин-младший не слышал. Он нырнул прямо с лодки.

– Буди! – крикнул Иван Петрович и стукнул кулаком по резиновому борту. – Упрямец, вернись сейчас же!

– А здесь приличная глубина! – отфыркиваясь, Михаил показался на поверхности. – Но зато водичка хороша! Все грехи смывает.

– Буди!

– Все отлично, папа!

– Возвращайся немедленно!

– Сейчас! – Михаил снова нырнул в поисках панамки.

– Зря ты это, парень, - пробормотал Грач.

– Джунгли притихли, - задумчиво произнес Соловьев.

Володя огляделся:

– Твоя правда… - Он только сейчас понял, что в лесу не раздается привычных криков птиц и прочих обитателей.

– Буди! – безнадежно взывал к сыну профессор. Он горько констатировал: - Никогда меня не слушает. Никогда!

– Черт знает что! – сказала Пат. – Ахмет, заводи мотор. Я не собираюсь ждать этого олуха.

Сидевший на корме темноволосый парень наклонился к мотору и дернул стартер, но двигатель не запускался – чихал и сразу глох.

– Я ее нашел! – Миша показался над водой, взметнув вверх руку с зажатой панамкой.

– Греби сюда, а то уедем! – крикнул ему Грач.

Загоскина младшего было плохо видно. На середине реки пар сгущался, и все теряло резкость. Кажется, Миша надел панамку на голову – его темные волосы украсились белым пятном, - но отчего-то он медлил и к лодке не возвращался.

И тут Вик неожиданно вскочил, качнув лодку, и бросился в реку. Прямо так, в одежде.

Пат недоуменно вскрикнула, хватаясь за веревку, натянутую вдоль борта.

– Ты куда? – крикнул Грач.

Он завертел головой, понимая, что вряд ли его друг руководствовался пустой блажью. Наконец он заметил то, что заставило Соловьева броситься к Михаилу на помощь.

Бурая коряга, испещренная обломанными сучьями и наростами, мирно дрейфовавшая у противоположного берега, сдвинулась с места и поплыла поперек течения, ускоряясь. Вода вокруг нее на секунду вскипела мелкими бурунами и тотчас опала.

Грач тоже вскочил на ноги:

– Крокодил! – что есть силы заорал он. – К берегу греби, болван! К берегу!

– Крокодил?! – выдохнул Радмир неверяще и взглянул туда, где над водой показалась голова Соловьева. – Куда же он тогда сиганул?!

– Буди! – взвыл профессор и, схватившись за сердце, начал валиться на бок. Патрисия подхватила его, не давая выпасть за борт.

Грач обернулся к телохранителю:

– Чего застыл! Калаш где? Тебе ж его выдали, я знаю.

Автомат лежал на дне, и Грач без спросу сам вытянул его за ремень.

Побледневший Радмир настолько растерялся, что ни звуком не возразил. Достав из кобуры пистолет, он подобрался к Патрисии, словно крокодил собирался нападать именно на нее.

Другой вояка, сидевший у мотора, к счастью, не растерялся, и автомат держал наготове, только боялся стрелять, чтобы не попасть в своих. Туман, хоть и стелился легкой дымкой, но мешал обзору.

Грач прицелился, но тоже медлил.

– Твою же мать! – зло пробормотал он.

Все происходило очень быстро и одновременно. На крики сбежались остальные. Они были вооружены, но стрелять не решались. Никто из спецназовцев также не последовал за Соловьевым, чей поступок казался бессмысленным и чрезмерно рисковым.

– Кажется, там еще один плывет, - Пат вытянула руку.
– И третий. Их тут тьма. Стреляйте! Что вы медлите?!

Ее голос сорвался.

Грач передернул рычаг и дал очередь в воздух. Джунгли откликнулись заполошным шумом, криками и хлопаньем крыльев, но крокодилам было хоть бы хны. К счастью, они не спешили кидаться на людей. Пловцы привлекали их, однако мало напоминали традиционную добычу. Рептилии выжидали.

Профессор Загоскин застонал и заскреб пальцами грудь. Патрисия снова наклонилась над ним:

– Все обойдётся! Вот увидите. Хищники не атакуют.

– Не обойдется, - прошептал Загоскин. – Это все... конец! Ему не позволят…

Выстрелы вывели Михаила из равновесия. Он запаниковал. Заорав благим матом, он судорожно замолотил руками, пытаясь поскорей добраться до берега. Это спровоцировало крокодила. Привлеченный резкими движениями жертвы, он все-таки решился напасть. Его зубы сомкнулись на правой ноге Загоскина.

Миша снова завопил, на сей раз от дикой боли, и голова его скрылась под водой.

Вик достиг места, где бурлил водоворот, указывающий на подводную борьбу, и нырнул.

У кого-то на берегу не выдержали нервы, и реку прошила широкая автоматная очередь. Она заставила чуть отвернуть в сторону других рептилий, но могла с таким же успехом ранить и людей.

– Не стреляйте, мать вашу! – заорал Грач.

– Одиночными по целям! – отдал противоположный приказ Гогадзе.

Грохот от выстрелов эхом разнесся по ущелью. Река, испещренная фонтанчиками от пуль, окрасилась кровью.

Грач матерился. Патрисия, оставив потерявшего сознание старика, смотрела на реку, прижав пальцы ко рту. Ахмет снова возился с чихающим двигателем, надеясь подвести лодку к месту трагедии. Радмир начал раздеваться, но движения его были неуверенными.

– Нет зверя больше крокодила, нет зверя больше крокодила, - испуганно, как заведенный, бормотал скрючившийся на дне лодки полицейский и, мелко трясясь, то крестился, то целовал чудного вида амулет, извлеченный из-за ворота форменной рубашки.

Под водой же разворачивалась стремительная драма.

Вцепившийся в ногу крокодил рывками тянул Михаила на дно. С булькающим воем, Загоскин погрузился с головой, растеряв почти весь кислород. Он рвался из смертельных тисков, бил руками, извивался, но воздуха уже не хватало, и сознание, замутненное болью и ужасом, начинало его оставлять.

Угасающим краем зрения он заметил тень, метнувшуюся мимо него с поверхности. Это был Виктор, сжимающий в кулаке десантный нож. Он ударил им рептилию, метко полоснув по глазу.