Вернуться в Антарктиду

– А если здесь как в Габоне? – не сдавался Сахаров.

– А что в Габоне?

– В Африканском урановом руднике Окло нашли нечто похожее на атомный реактор. Было выделено несколько блоков, в каждом из которых обнаружены признаки протекания реакции деления. И что показательно, судя по остаткам распада актиноидов, реактор работал в режиме медленного кипения на протяжении сотен тысяч лет.(*2) При этом никакого превышения фона там не выявили.

– Все это спекуляции до тех пор, пока не будет доказано обратное. За Габон не скажу, я там не был, но причиной появления геотермальных пятен на полярном континенте принято считать центральный вулканический разлом. Это простое и понятное всем объяснение, с которым не так просто спорить.

– Громыч, ты-то чего думаешь об этом? – Игорь толкнул Юру в бок острым локтем. – Ты же был тут раньше и знаешь больше всех. Есть же доказательства, что в Антарктиде в древности раньше жили люди!

– Я думаю, пока не стоит отбрасывать ни одну из версий, даже самую безумную, - ответил Громов.

– Так я и не отбрасываю, - указал Травников, - просто терпеть не могу предвзятости. Любой. Нужен разумный подход.

Коллеги Громова были мало осведомлены о подлинной цели, заставившей Патрисию спешно возводить еще одну станцию в Земле Королевы Мод. Информация о том, что здесь произошло пять лет назад, находилась под грифом секретно, и сотрудникам из числа научной когорты сообщили только самые общие сведения. Простые строители, водители и летчики были не в курсе даже этих крох.

Скрывающаяся сейчас от бурана в тепле салона «Бурлака» четверка знала, что людьми Патрисии были обнаружены руины древнейшего на Земле города, но осторожные намеки Громова, что кратер в горном оазисе возник не только по вине астероида, но еще и по причине вышедших из-под контроля невероятных технологий, встречались тем же Тарасом с изрядным скепсисом.

– Это всего лишь предположение, - повторял он. – Бабушка надвое сказала.

Впрочем, Сахаров с Мишуром любили обсуждать эту версию на досуге, но Юра чувствовал: трепаться они могут о чем угодно, однако когда дело дойдет до реальных измерений, оба физика станут предельно ответственными за конечные выводы. Сейчас, когда за двойным бортом пневмохода бесновалась снежная круговерть, настроения невольно располагали к самым сумасшедшим теориям. Потому Игорь, руководствуясь принципами «мозгового штурма», упрямо отстаивал научно-фантастическую линию.

– Друзья, а давайте на минутку предположим, что оно все еще там работает. Чем это может нам грозить?

– Смотря, что там работает, - откликнулся Мишур. – Ты же не имеешь в виду настоящий атомный реактор?

– Радиационный фон на поверхности Изумрудного в границах нормы, но атомные реакторы как раз и не фонят, они безопасны для персонала, если тот соблюдает правила.

– И что здесь, в снегах, делает реактор? – спросил Травников с обманчивым интересом.

– Вырабатывает электричество, разумеется.

– Ну, конечно! Чего же еще. А кому тут понадобилось электричество да еще в таких количествах – нетипичной колонии пингвинов?

– Тот прожектор, что ты – подчеркиваю: не я, а именно ты! – нечаянно видел сигналящим кому-то в небе, запитан от подледной атомной станции. Под Изумрудным располагается населенный город, и чтобы нормально работать в наших суровых условиях, ему необходима прорва энергии.

– Спорить об очевидном не буду, некие энергетические процессы тут, скорей всего, имеют место. Возможно даже, что речь шла именно о сигналах неустановленным лицам. Что-то типа маяка… Но это не город!

– Ну а если все же город? – не унимался Сахаров. Он выпрямился за узеньким столиком и с вызовом обвел присутствующих взглядом – будто перчатку кидал, приглашая на поединок. – Или, как вариант, под Изумрудным расположено не банальное поселение, а некий хитрый завод. Или склад. И кто-то за ним следит. Живет и обслуживает. Отчитывается время от времени.

– Инопланетяне, - фыркнул Тарас, охотно поднимая перчатку. – Или эти… фашисты из «Аненербе», которые окопались тут с прошлого века и знать не знают, что Вторая мировая давно закончилась. Дичь полная, Игореша!

– Да я ж не о том, - Сахаров понизил голос, не реагируя на эмоциональный выпад. – Я о последствиях. Нас четверо. А их там, подо льдом, может быть до фига. Что мы им противопоставим?

– А он прав, - поддержал фантазера Мишур. – О защите тоже надо подумать.

– Ребята, вы серьезно? – непритворно поразился Тарас. – Вы серьезно думаете, что на нас нападут?!

Мишур и не думал шутить:

– Знаешь, все эти несчастные случаи вокруг Изумрудного… а поднакопилось их достаточно. Надо доложить на Ново. Или сразу в Москву. Громыч, со связью у нас как из-за бурана?

– Связь есть, но докладывать пока нечего, - после небольшой паузы ответил Юра. – Нас послали разведать обстановку и определить подходящее места для бурения. Если получится сразу, то достать и привезти на станцию керны и образцы. Ну, и разнообразные замеры выполнить. От нас ждут конкретного вещественного результата, а не пустой болтовни. Вы же этот чертов луч никак не зафиксировали?

– Нет, - Игорь потупился. – Упустили. Но это не повод промолчать о происшествии.

– Про световой столб я в донесении упомянул, а наши фантазии без фактов ничего не стоят.

– Про трещину-то хоть сказал? – с досадой спросил Сахаров. – Она ж глубокая, зараза! И тоже, мне кажется, не совсем типичная.

– Кстати, о трещине. Тарас, - Громов повернулся к геофизику, игнорируя фантастическую характеристику рантклюфта, - можешь оценить, насколько реален контролируемый спуск и добыча образцов льда на всем ее протяжении?

Травников непроизвольным жестом потер вправленное плечо, которое немного побаливало:

– Пару первых метров я пролетел спокойно, но дальше начались всякие выпуклости… Ледорубом их сбить можно. Ближе к холму, как мне представляется, разлом должен расширяться. Коли спускаться, так именно там. И если клятые фашисты на шум не сбегутся, - он не смог отказать себе в удовольствии саркастически пройтись в адрес излишне впечатлительных коллег, - и не начнут пулять из своих «шмайссеров», то идея вполне продуктивная.

– Ну вот, - Громов удовлетворенно кивнул. – После нормальной разведки и взятия первых образцов доложимся на Ново с подробностями.

– Если до этого счастливого момента наш «Бурлак» не унесет смерчем, чтобы уронить на домик Гингемы, - обронил Мишур недовольно.

– Надорвется, - сказал Юра. – А если и поднимет в воздух, то плохо будет от этого одной Гингеме.

На том и разошлись наконец по койкам, ухмыляясь.

Ночь прошла спокойно. Пневмоход не унесло и не перевернуло, однако к утру буря и не подумала стихать. Безделье утомляло хуже самой черной работы. Запертые в салоне «Бурлака» полярники маялись, стараясь убить время: травили анекдоты, посмотрели два фильма и обсудили их, благополучно сойдясь во мнениях, поиграли в «запретные шахматы»,(*) о чем, естественно, позубоскалили немного, а перед сном почитали вслух и с выражением несколько глав из «Двенадцати стульев», оказавшейся в багаже у запасливого Сахарова.

(Сноска.* Распространен фейк, что якобы после трагедии 1959 года, когда один из ученых убил другого то ли топором, то ли ледорубом, чтобы стать лучшим шахматистом Антарктиды, в шахматы на советских и российских полярных станциях больше не играют. Это неправда. Играют. Сообщения об убийстве из-за конфликта на почве шахмат и последующего запрета на эту игру распространялись исключительно в зарубежной прессе, в российской же после развала СССР появлялись только перепечатки)