Вернуться в Антарктиду

Увы, буря разразилась гораздо раньше, опередив все графики.

– Да не! Может, оно потому и метет, что мы до холма добрались, - загадочно обронил Мишур. – Защита от дураков.

– Типа попугать хотели, - поддакнул ему верный Сахаров.

Юра вздохнул про себя. Сахаров с Мишуром спелись давно. И спелись прежде всего на любви к непознанному. Казалось бы, что общего между сорокалетним богатырем-гигантом и низкорослым тонкокостным пареньком, у которого даже усы толком не росли, напоминая пушок? И все же эти двое сдружились моментально, с самого первого дня знакомства на борту исследовательского судна, следовавшего на Ново. И с каждым днем их союз только укреплялся.

Похоже, в оценках минувшего события они тоже выработали единый подход, сразу постановив его считать «скорей мистическим». А вот Тарас Травников, рационалист до мозга костей, молчал, и в Громова это вселяло куда больший оптимизм, чем сказочный настрой его коллег.

– Ладно, утром вернемся к трещине и все хорошенько проверим, - постановил Юра и вдруг вспомнил, что не проконтролировал разметку. – Вы вешки-то поставили?

– Поставили, конечно, но утром не устаканится, как минимум до обеда просидим, - предрек Мишур.

– Такие сильные бури обычно скоротечны.

– Так то обычные, а это еще непонятно какая.

– Значит, после полудня, - Громов встал. – Игорек, что у нас на ужин?

– Отбивные с картошечкой, - Сахаров, добровольно взваливший на себя обязанности повара, поскольку умел и любил готовить, тоже вскочил. – Ща все будет!

– Помочь чем?

– Справлюсь. У вас, да простится мне мой кулинарный снобизм, вся приличная еда превращается в подошву, а я кушать привык со смаком.

Покушать Игорь, конечно, любил и проявлял в этом деле фантазию и изобретательность, но тут было, что называется, не в коня корм. По этому поводу тотчас посыпались предсказуемые шутки. Оживающий после приключения Тарас и вечно саркастичный Серега по-доброму комментировали действия Игорька, и тот не оставался в долгу.

В маленьком коллективе юмор иногда может стать опасным и спровоцировать конфликт, но тут с мерой было в порядке. Юра знал, что за красные флажки эти люди не переступят, и со спокойной душой оставил их толкаться у плиты. Сам же перебрался в кабину и с водительского места попытался разглядеть в бледных сумерках хоть что-то там, где находилась трещина.

Тщетно. Снаружи совсем потемнело. Хотя в Антарктиде начинался полярный день, и мрак вообще не предполагался, сильнейший буран внес во все существенные коррективы.

Ненастье не страшило, но расстраивала задержка. Пневмоход «Бурлак», пришедший на смену легендарным «Харьковчанкам», был для их четверки весьма надежным домом (*). Он был рассчитан на восьмерых, но в походе к Изумрудному они отправились в уполовиненном составе, поэтому места хватало с избытком. Хуже было со свободным временем, которое предстояло чем-то наполнить. Громов надеялся собрать данные до ухудшения погодных условий и во время бури заняться предварительной обработкой, но циклон двигался слишком быстро.

Холм Изумрудный привлек внимание физиков своими необычными свойствами еще после первой разведки, подтвержденной позднее наблюдениями с самолета. После того, как аналитики подняли старые данные, включая всяческие ЧП в окрестностях, все стало еще интересней. Мишур правильно сказал: слава у холма была дурная.

Случайному человеку может показаться странным, что одинокий нунатак (*полностью окружённый льдом скалистый пик, горный гребень или холм, выступающий над поверхностью ледникового покрова), торчащий на гладкой равнине, по выражению геофизика Мишура, «как прыщ на заднице», кто-то назвал Изумрудным. Найти на белом куполе Антарктиды нечто «изумрудное» - это надо было постараться. Но загадка разрешалась просто: холм поименовали в честь второго пилота Николая Изумрудного, чей самолет разбился аккурат над здешним скалистым гребнем. Командир и радист погибли мгновенно, бортмеханик скончался спустя несколько часов, а вот второму пилоту повезло. Раненый при жесткой посадке, со сломанной ногой, он провел у подножия холма двое суток, прежде чем вылетевший на подмогу экипаж нашел его и эвакуировал на Ново.

С тех пор нунатак величали по имени счастливчика, на котором жестокая Антарктида обломала зубы. Сначала неофициально, потом название прижилось и попало на карты. Хвост разбитого самолета все еще торчал из снега, которого за минувшие годы намело сверху не так уж и много – сказался эффект аэродинамической трубы, из-за которого все, что приносило сверху, тотчас и сдувало. Юра Громов видел обломки, когда проезжал мимо.

В архивах Новолазаревской сохранился рапорт, в котором выживший описывал подробности авиакатастрофы – так, как запомнил. По его словам, погода внезапно ухудшилась, все заволокло туманом, и началась дикая болтанка, приборы стали отказывать один за другим…. Такая, в общем-то, типичная картина встречи с аномалией.

При этом он ничего не писал о световом столбе или огненных сгустках, о которых упоминали другие полярники, проезжавшие возле сиротливо выпирающей из снега скалы за год до происшествия и тоже попавшие в сильный буран. Перед тем, как небо заволокло штормовыми тучами, они якобы видели яркое свечение к востоку от холма, а непонятные «шаровые молнии» знатно потрепали им нервы и едва не сожгли тюки в волокушах.

Впрочем, если Николай о чем-то промолчал, это не означало, что он ничего не видел. Он наверняка хотел и дальше летать на самолетах, а не писать бесконечные рапорты с оправданиями, откуда у него галлюцинации и как часто они случаются. «Сухопутным» с этим было проще, а вот пилотов сразу гнали из профессии.

Между тем, упоминания об аномальных явлениях вблизи Изумрудного, которым наука пока не нашла объяснений, с годами множились. Они копились в дежурных журналах, экспедиционных и личных дневниках, а так же в устном народном творчестве. Так бы они, наверное, и дальше оставались за рамками сугубо прикладных задач (финансировать «чистую науку» в Антарктиде почти совсем прекратили), если бы не проект «Яман».

Именно «Яман» позволил собрать вместе все эти бесполезные на первый взгляд данные, количество которых постепенно переросло критическое число и заставило отнестись к ним без предубеждений. Когда Патрисии понадобились точные снимки Долины Драконьего Зуба – вернее уже бывшей долины, безвозвратно уничтоженной осколками астероида, - к ряду «сказок» закономерно прибавились и данные инструментального наблюдения, которые со счетов не сбросишь.

На фотографиях, выполненных полярным спутником,(**) на периферии означенной области виднелись странные образования, никак и никем из специалистов не идентифицируемые. Они напоминали чумы, какие ставят коренные народы Севера. Числом одиннадцать, они образовывали длинную прямую линию, уходящую на северо-восток от холма Изумрудного.

Поскольку в рамках строительства новой российской станции проводилась разведка с воздуха, Патрисия попросила заодно пролететь и над непонятными объектами, лежащими в стороне от горного хребта. Вердикта ждали с нетерпением, ведь современные технологии авиационного наблюдения позволяли узнать очень многое.

К сожалению, никаких «чумов» с воздуха летчики не заметили (предположили, что занесло снегом), но зато в районе нунатака выявили крупную геотермальную аномалию.

Холм Изумрудный стал для «Ямана» кандидатом номер один в номинации «Сенсация года». При первой возможности Громов с командой выехал к нему, чтобы определиться с фронтом работ…

– Ну, что там? – услышал Громов голос Тараса. Задумавшись, он не заметил, как тот появился в кабине. – Лучом нам больше никто не сигналил?

Несмотря на шутливую интонацию, Травников показался Юре настороженным, поэтому и ответил он ему тоже предельно серьезно: